Читать книгу Между небом и гаражами - Арсен Даллан - Страница 3

– Он сейчас себя подожжёт, ну сделайте же что-нибудь! – женщина перешла на визг. – Ну что же вы смотрите!

Толпа окружила несчастного, приблизившись ровно на такое расстояние, чтобы видеть огонь, но не обжечься.

Мужчина сидел на коленях. Нет, не в позе лотоса. Он не был монахом. Обычный мужик.

Никто не понимал причину его протеста, и неясно было, протест ли это вообще. Прижав к груди пустую канистру, женщина надрывно кричала: «Он облил себя бензином! Всю канистру вылил! Помогите, ну кто-нибудь! Господи, что делается, где же милиция?»

Милиция была рядом, в толпе, но и она не знала, что делать.

В то время самосожжение было вещью непривычной. Наверное, это был первый случай. Это теперь поджигать себя стало нормальным делом, а тогда все это было в диковинку.

Мужик сидел с закрытыми глазами, офисная рубашка и брюки были полностью пропитаны бензином. Волосы слиплись.

Чиркнула зажигалка. Круг зевак расширился на полметра. Несколько искорок вылетело, но ничего не произошло. Народ притих и замер.

Смертник чиркнул второй раз, и появился язычок пламени. Взрослые закрыли глаза детям, женщины застонали. Та, что голосила громче всех, заткнула рот кулаком.

Несчастный поднес зажигалку к сердцу – и пламя вспыхнуло, превратив жертву огня в факел высотой в человеческий рост. Сразу же запахло гарью. Мученик сидел неподвижно: не вскочил, не закричал, не начал бегать. Кожа на его теле жарилась и чернела. Через полминуты он, все еще объятый язычками пламени, повалился набок. А еще через пару минут огонь погас полностью. Запах горелого мяса быстро распространился по улице. Люди в оцепенении молча расходились, разрушая почти симметричный круг. Они не верили, что все закончилось. И были немного раздосадованы, осознав, что человек горит всего минуту.

Уходили, потупив взгляд, не произнеся и слова и не понимая причины произошедшего. Для чего? Во имя чего? Какие были его требования? Лежала ли в основе его акта самосожжения какая-то идея?

Неизвестно.

Известно, что это был вторник, 11.00 утра.

Известно, что с виду это был обычный мужчина, лет тридцати двух. Позже станет известно, что звали его Денис.

Ничем не отличающийся от нас Денис.

Но именно он сделал самосожжение явлением будничным. Именно после него это стало нормальным и настолько привычным, что через год о подобном перестали рассказывать даже в теленовостях. А спустя три года это стало общественной нормой. Восемь из десяти граждан в возрасте от 30—35 лет сжигали себя самостоятельно. Для этого даже построили специальные крематории в центре города: огромные, из стекла и бетона, высотой в двадцать-тридцать этажей каждый.

В одном из таких крематориев поздним вечером, когда все офисы на этажах опустели, шеф резюмировал наш двухчасовой разговор:

– В общем, Арсен, надо очень постараться сделать презентацию до среды! Интонации генерального директора были убедительными. Сегодня вечер понедельника, а это значит, что впереди меня ждали две бессонные ночи. Опять придётся отложить встречу с мамой. Уже три месяца не можем поужинать вместе. Хоть и живем теперь в одном городе. Раньше мама жила в Уфе. Но я уговорил ее переехать в Москву под предлогом, что будем видеться чаще. Выходит, обманул – чаще видеться не стали. Работа, работа, работа…

Я откинулся на кресло, протер уставшие глаза. На мониторе мерцала недоделанная презентация.

Нужен перерыв, голова лопается. Я свернул окно и зашел в социальную сеть. Без мыслей, с пустой головой листал ленту – замена медитации. Но вдруг замер. Кто-то выложил старую запись с площади, где мужчина сжигает себя на глазах у толпы.

Автоматически кликнул на просмотр. Видео было ужасное и притягательное одновременно: пустые глаза самоубийцы, безучастное, отстраненное лицо. Он был настолько спокоен, будто собирался сделать обычный омлет на завтрак.

Что же должно быть у человека на сердце, чтобы так запросто облить себя бензином и поджечь? Оказывается, ничего. Именно ничего: сердце должно быть пустым.

Раздался звонок – это была мама, она извинялась:

– Прости, сыночек, что отвлекаю, просто очень соскучилась! Понимаю, что ты работаешь, что это важно, просто мне надо хотя бы твой голос услышать! Уж извини!

Внутри оборвалась струна. Да что же это такое?! Неужели я не могу уйти из офиса, если есть непрочитанные письма? Как я мог проглядеть? Как я мог не заметить, что часть заняла место целого? Вытеснила то, что делает меня человеком. Общение с живой мамой, например.

– Мама, что ты такое говоришь? Не извиняйся ты! Я и сам рад тебя слышать! А еще лучше – видеть! А давай через час встретимся в том французском ресторане?

– Ой, ты серьезно, сынок?

Удивлению и радости не было предела, как будто я на Луну предложил слетать. Как же стыдно!

– Конечно, серьёзно, я уже выхожу.

– Ох, и я, и я! Целую, родной!

Я повесил трубку и посмотрел на часы: половина девятого. Пробки еще не рассосались. Да-а… С часом на дорогу я, конечно, погорячился. Но раз сказал – надо успевать.

Вскочил из-за стола, бросил на нем все как есть и помчался к парковке. Но застрял у лифта. Как же он долго едет! С ума сойти! Еще раз проверил время.

Осталось 50 минут. Черт, куда делись эти десять минут?

Когда начинаешь следить за временем, то понимаешь: тебя кто-то дурит, кто-то точно мухлюет со стрелками часов!

Сколько я не видел маму? Месяца три, вроде. Изменилась, наверное. Что делал я три этих месяца?

Вроде ничего, просто работал. А на работе что? Да ничего особенного: проекты, текучка. Не коллайдер же запускаю.

Черт подери, я же сам себя сжигаю! С серьезным лицом я служу шутовским целям. Каждодневные задачи маркетолога внутри компании примитивны: проверить, совпадают ли цвета, написать звучную фразу, нарисовать листовку, ответить на письмо, встретиться с этим, убедить того-то. Примитив!

Будничные цели так малы, а труд столь тяжек. Похоже, будто топят печку резными японскими истуканчиками. Я – один из них.

Наконец-то парковка. Вот машина.

Прошло 15 минут, а я еще из здания не выбрался. Черт бы побрал эти небоскрёбы!

Выезжаю.

Ну что ты тупишь, мадемуазель у шлагбаума, быстрее!

Ну, ближе подъезжай, ну не дотягиваешься же ты до автомата! Я еле сдерживался.

Еще ближе. Да, вот так. Ну наконец-то! Навигатор показывает, что пробок нет.

Гоню со всей дури, наплевать на штрафы: надо приехать раньше мамы. Обгоняю, как студент с девчонками на заднем сиденье. Мог бы перепрыгивать машины – обгонял бы сверху.

Мне моргают фарами, сигналят – плевать! Включил аварийки, и – педаль в пол.

Вроде успеваю.

Смотрю на часы, а про себя продолжаю думать: а ведь и правда, как дровишко в печи. Горю без остатка. Не сплю ночами, забываю покушать, сижу до ночи в офисе, не вижусь с друзьями, ругаюсь с женой.

– Да-а, черт подери, я – отличное топливо! – это уже крикнул вслух, совершая очередной обгон.

Меня уважают без меры за то, что горю без остатка, как истинный профессионал.

А может, к черту их уважение?

– Пошел с дороги, ублюдок, на тебе!!! – я показал неприличный жест водиле, который долго меня не пропускал на своем безразмерном джипе. Он просигналил мне в ответ, но меня уже и след простыл.

До встречи полчаса. Ехать еще минут 15. Отлично, успеваю, все идеально, можно так сильно не торопиться. Всю жизнь тороплюсь: побыстрей бы добраться до цели! Хоть и понимаю все прекрасно, отлично понимаю, что целей для нас припасено на сто жизней вперед. Понимаю… Вот только толку от этого понимания никакого. Живу все равно по-другому.

Помню, как дядя со шрамом на подбородке мне в детстве рассказывал байку про то, что в мире все повторяется. Он говорил так: «Наше время закончится, и то, что не успеем мы, будете делать вы – наши дети. Пока и ваше время не выйдет. И тогда за дело возьмутся ваши дети, наши внуки. Но и их время пройдет, и тогда подключатся правнуки. И вот они все будут делать с двойным азартом и с двойным рвением. Они будут уверены, что все сами придумали и делают это впервые».

После этих слов он обычно смеялся и добавлял: «Они-то ведь не будут знать, что время всегда заканчивается раньше!» Да, юморист у меня был дядя. Сто лет его не видел. Где он сейчас? Жив ли вообще?

Но стоп: что это там впереди? Пробка! Не может быть! Навигатор показывает, что все чисто. Обманывает, стало быть, подлец!

Только я доехал до скопища машин, как навигатор обновился и показал беспросветную пробку до самого конца маршрута.

Автомобили не двигались, стояли как вкопанные.

«Будь ты проклят!» – ругался я на телефон и клял разработчиков на чем свет стоит.

Так я точно не успею. Простою в пробке не меньше часа, а до встречи осталось 20 минут. Как назло, я только что проехал последний съезд с шоссе, и развернуться уже не представлялось возможным.

Что делать?

Я заблокирован со всех сторон. Даже не припарковаться.

Ничего не поделаешь – надо звонить маме, отменять встречу. Потянулся за телефоном, выбрал номер мамы из списка, но позвонить не поднималась рука.

Сердце колотилось. Я представил, как мама расстроится. Она, наверное, уже на полпути в ресторан. Представил, как она наряжалась, как напевала себе под нос какие-то веселые песенки. Она всегда так делала, когда собиралась на праздничные мероприятия. Я помню, как она весь вечер пела, когда шла со мной на выпускной. А я только и думал, как бы скорее скрыться от ее излишне любящих глаз и напиться с пацанами.

Нет, только не сегодня. Сегодня я ужинаю с мамой. Делайте что хотите! Хоть бомбу сбрасывайте! Но сегодня я ужинаю с мамой – и точка!

Я заглушил мотор – аварийки продолжали моргать, забрал из машины сумку и, делая вид, что скоро вернусь, сбежал с дороги. Вслед мне сигналили, кричали что-то, но я бежал к обочине, увеличивая темп.

До ресторана было километров шесть. До ближайшей дороги, с которой я смогу поймать машину, – четыре. Если буду бежать изо всех сил, то опоздаю несильно.

Как умалишённый, я несся по асфальту, по земле, по гравию. Перепрыгивал кусты, перелетал через заборы. Бежал, не останавливаясь. Пока не споткнулся о бордюр и не упал. Растянулся на асфальте. Расшиб локоть и порвал пиджак. К черту пиджак! Я снял его и выкинул. Даже не проверил, что в карманах.

Я не мог думать ни о чем, кроме мамы. С ужасом представлял, как она сидит одна в ресторане, в котором у нее не хватит денег заказать даже минералку.

В одном из дворов я увидел подростков на мопеде. Не считая, я сунул в их руки пачку денег, и мы поехали.

Уф-ф, теперь успею! Есть даже время отдышаться.

От езды на мопеде мои волосы стали похожи на гнездо, а брюки от брызг покрылись пятнами и стали похожи на раскраску далматинца.

Конечно, я этого ничего не замечал. До обозначенного времени оставалось четыре минуты. Надеюсь, мама, как настоящая женщина, сама опоздает.

Отлично: вот и ресторан! Молодчина пацаненок – мастерски объехал все светофоры и пробки. Настоящий хулиган! Остановились мы метров за пятьдесят от заведения – мне нужно было привести себя в порядок и не спалить «такси», на котором приехал.

Прилизав волосы и кое-как отряхнув свои грязные брюки, зашел в зал. Мама сидела за столом.

Сердце упало: опоздал! Ну как же так? Стрелки часов показывали в аккурат тридцать минут десятого. Должно быть, мама пришла пораньше. Но времени расстраиваться не было. Мама заметила меня. Как же она заулыбалась! Вскочила из-за стола, наплевав на этикет, и выбежала мне навстречу.

Обняла прямо посередине зала…

Я боялся, что за три месяца она постареет. Но нет: она была все такой же. На щеках румянец, морщинки не увеличились, как появились лет десять назад, так как будто и застыли. Глаза сверкают, широкая открытая улыбка, аккуратная стрижка. Серое платье с пиджачком отлично подходило ей по фигуре.

Мы не могли наобниматься.

Первой отступила мама и, окинув меня взглядом, спросила:

– Что с тобой, сынок? Почему ты весь мокрый и взъерошенный?

– Да ничё, мама! Просто решил пробежаться после работы, а то ведь я все время сижу перед компьютером.

Мама сделала вид, что поверила. На самом деле ей это было не так важно. Она видела, что я жив-здоров и счастлив, и для нее это было самое главное. Мы просидели за столом до поздней ночи. Пили шампанское и болтали обо всем на свете. Мама, как обычно, рассказывала мне, какой я был маленький, какие у меня были светлые волосы и как смешно я разговаривал. Я же делился событиями своей жизни. Говорил, что много работаю, что, как и все в большом городе, просто горю на работе, никуда не хожу и боюсь, что так пройдет вся жизнь и ничего от меня не останется.

На что мама сказала только одно:

– Не бойся гореть, сынок! Не жалей огня. Просто всегда помни, что ты им освещаешь и кого греешь!

Затем переменила тему, но этой одной фразы мне хватило. Улыбнулась и начала рассказывать, как у них в деревне кот гоняет собак. Что он рыжий, огромный и одноглазый, а когда выходит во двор, все псы разбегаются по конурам. Говорила о том, что установили новый насос и теперь чистейшая вода качается с артезианской глубины. Рассказала, как дела у бабушки с дедушкой, как они скучают и спрашивают, когда я приеду. Потом с гордостью продемонстрировала на экране своего телефона фотографии яблок с дерева, названного некогда в мою честь. Фотографий было штук двадцать.

Я слушал, улыбался и грелся.

Мама сияла, как настоящее солнце.