Читать книгу Мой лучший друг – обезьяна - Art Burn - Страница 4

– Слушай, а ты рассказывал, что помнишь все свои реинкарнации? – спросил я у Витька, подавая ему очередную банку газированного.

– Не все, Иннокентий. Моя безграничная харизма и чувство юмора гармонично уживаются с очень плохой памятью. Ролей я на себе примерил очень много. Помню только штук десять. А их было больше.

– А можешь мне рассказать самые запоминающиеся моменты своих жизней? – Мне было действительно интересно услышать хоть какую-то информацию от того, кто прошёл через жизнь и смерть не один раз, и не только прошёл, но и запомнил их.

Виктор, с некоторой долей азарта и предвкушения, надавил алюминиевым колечком на крышку банки. Послышалось характерное шипение, означающее, что следующие несколько минут пройдут для Виктора просто замечательно. Своими огромными, размером с надувную лодку, губами он охватил большую часть диаметра крышки и стал жадно наслаждаться каждым глотком. После нескольких секунд эйфории раздался другой звук, но уже исходящий из живота орангутанга: грубая мелодия провалившегося напитка.

– На самом деле, – начал свой рассказ Виктор, – запоминающихся моментов было очень много. Самый странный из них, это когда твоё сознание частично находится в оболочке, а частично летает где-то около него…

Мои чувства были подобны чувствам среднестатистического студента технического ВУЗа, впервые слушающего лекции по сопромату: я ничего не понял…

– Объясни, как это вообще возможно? – допытывал я своего друга.

– Да вот не знаю я, как это можно объяснить, – разводя мохнатыми плечами, произнёс Витя. – Я могу только описать свои чувства. Ну… Например… Например, я был когда-то богомолом. И, веришь или нет, я наблюдал за собой и своими действиями скорее со стороны, чем глазами существа, которым я управлял. Я чувствовал голод, чувствовал страх, чувствовал вожделение к той, ради которой я был готов положить голову на поле боя. Собственно, так оно и произошло, но не в этом суть, Кеша. Я мог управлять им, но управлял им, находясь не в нём, а летая около него.

После этих слов, Витя демонстративно наклонил банку таким образом, чтобы его слуга мог лицезреть картину её полного опустошения.

– Кеша, – игриво перебирая бровями, начал Виктор, – ты понимаешь, что мои обезьяньи мозги сейчас расплавятся от перегрева мыслительного процесса? Нужно срочно хмельное охлаждение! Давай побыстрее! Шевели своими дряблыми круассанами, и принеси папочке выпить!

Делать нечего. С Витьком лучше не спорить. Хотя, всё чаще и чаще меня начинают одолевать мысли о поиске ветеринара, способного закодировать обезьяну. Очередной пенный выстрел в голову Витька заставил его продолжить свои рассказы о реинкарнации, хотя с каждым глотком они становились всё более медленными, более вялыми и менее информативными:

– Во! Придумал! У нас же есть летательные аппараты, которыми люди могут управлять на расстоянии с помощью пультов управления? И на эти самолёты… И эти… Как их… Ну, Иннокентий, помогай! Похожие на вертолёты с четырьмя винтами…

Мой друг жалобно тянул ко мне свои руки. Он молил, он искал ответа, лицо его погрузилось в скорбь и отчаяние. Незнание названия летающего чуда с четырьмя винтами буквально сводило его с ума. Словно нищий, тянущий свои немощные руки к великому князю, держащему в своих закромах и подвалах несметные богатства, имя которым – знание. Я не стал его долго его мучать, тем более что догадывался, о чём идёт речь:

– Квадрокоптеры что ли?

Лицо оборванца засияло от счастья. Вот оно, то самое слово, открывающее дверь к просветлению!

– Да, да, и ещё раз да, Иннокентий! Правильно говорят, не суди человека по его имени. Ты не так плох, как я о тебе думал! Ты ещё не совсем потерянный для общества. Молодец!

Он похлопал меня по плечу. Ему надо научиться контролировать свои недюжую обезьянью силу, так как его дружеский шлепок сопровождался не очень приятным треском в районе моего плечевого сустава.

– Так вот! Эти квадропуттеры! Вы же ими управляете… Наблюдаете за ними, крепите к ним камеры. Соответственно, Вы можете наблюдать за ними как со стороны, так и с помощью камеры, прикреплённой к ним. Вот так, приблизительно, я себя и ощущал, когда был богомолом, сороконожкой или любой другой мелкой тварью.

– А сейчас твоё сознание где? – поинтересовался я.

Виктор Приматович важно положил руку на свой огромный живот:

– Целиком и полностью здесь, мой друг! Наконец-то за долгие годы, а, может быть, даже столетия, я себя ощущаю полноценной личностью. Я свеж, бодр, силен и неописуемо красив!

– А ещё скромен, – добавил Ваш покорный слуга.

Виктор нахмурился: он медленно поднял одну из своих бровей вверх, дабы выказать своё подозрение:

– Иннокентий… Мне кажется или я заметил пробегающих по-Вашему далеко не совершенному мыслительному процессу долек сарказма, направленных в мою сторону?

– Ну я как бы… – пытался оправдаться я.

Мохнатый прокурор грозно направил на меня свой палец:

– За что мне воспринимать подобного рода выпады в адрес моей скромной персоны? Наверное, я буду воспринимать их, как за явное оскорбление!

Я напрягся: не очень хочется иметь в своих врагах стокилограммовую мускулистую убийцу. Похоже, что у кого-то явно начинает проявляться алкогольная агрессия.

– Я выношу Вам, Иннокентий Олегович, вердикт: полностью виновен! Вы приговорены к пожизненному поднесению даров Его Высочеству, Виктору Первому. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит, вступает в свою законную силу с момента его оглашения!

Кажется, я начинаю понимать: меня снова обманула эта хитрая обезьяна. А это значит, что…

– Бир! Бир! Шнеля, шнеля, рашн швайне! – стуча пустой банкой о ручку кресла, вопил орангутан.

Надо бросать пить. Если я не брошу, то сойду с ума с этим алкашом.

Делать нечего: очередной полулитровый дар в алюминиевой банке поднесен к мясистым губам царя. Надо запомнить, что нельзя ему давать больше пинты пива.

– Мой царь, разрешите вопрос? – я решил пойти на хитрость и заговорить с ним в роли твари дрожащей.

– Вот, наконец-то ты осознал своё истинное предназначение, раб мой! – хлопая одной рукой по своему полусферическому животу, произнесла обезьяна. – Разрешаю! Давай, задавай свои глупые земные вопросы, а в ответ я дарую тебе величие моего неземного разума!

– Если Вы помните все свои жизни, то, наверное, помните и парочку своих смертей? – как можно осторожно и уважительно произнёс я.

Обезьяна, сделав глоток, изобразила мучительные потуги математических вычислений:

– Смерть – смерть. Эта коварная умная жрица, вечно скрывающая своё прекрасное лицо…

– Прекрасное? Разве она красива? В книгах её всегда описывают, как старую сморщенную старуху, или как скелет, облаченный в мрачный плащ, – спросил я.

– Кеша… Так её описывают только те, кто её боится, но при этом они ни разу в глаза её не видели. Я видел её однажды и мне даже удалось с ней о чём-то поговорить. О чём, честно говоря, я уже и не помню, но я точно помню свои ощущения. Признаюсь, честно: более красивых и утонченных черт лица я не видел ни в одной из своих жизней. Её мягкие, поглощающие тьму волосы, словно мрачная река, плавно растекаются по её женственным плечам. Её карие глаза, посмотревшие на меня всего на секунду, заставили моё сердце сгореть дотла. Её аристократичные скулы… Её кроткая улыбка… Кеша, я не помню, когда это было, но эти воспоминания о ней настолько свежи, как будто я видел её всего минуту назад. Всё её тело было сокрыто плащом, однако и он не мог скрыть всех прелестей её идеальной божественной фигуры. Она не только красива, но ещё и очень умна: любой великий гений, поговоривший с ней всего минуту, будет ощущать себя круглым дураком и невеждой.

Но Кеша… Несмотря на то, что она является самой умной и красивой женщиной из всех существующих на планете Земля, я заметил, что ей очень грустно. Наверное, она знает все секреты этого мира: что было, что есть и что будет. Это безграничное абсолютное знание сильно тяготит её. Я даже не могу представить себе в мыслях, что я буду делать и как я себя я буду ощущать, если мне откроются тайны Вселенной. Безусловно, я знаю довольно много, по крайней мере, намного больше, чем вмещает твоя маленькая иннокентиевская черепушка. Но… Если бы я знал абсолютно всё… Я бы, наверное, сошёл с ума… А она-нет. Живёт себе потихонечку, выполняет свою работу. Разбила, наверное, ни один миллиард мужских и женских сердец своим отказом. И я, к сожалению, вхожу в этот миллиард.

Да уж… Похоже, что данный рассказ сильно повлиял на Виктора, в какой-то степени даже протрезвил его обезьяньи мозги. Весёлый орангутанг превратился в грустного лохматого алкаша, проклинающего свою жизнь. Я как будто наблюдал за живой скульптурой, которая под действием каких-то внешних факторов медленно рассыпается в пыль. Глядя на него, я пытался вырезать в своем сознании следующие слова: «Когда ты умрёшь, не пытайся посмотреть смерти в лицо. Иначе хана».