Читать книгу Чрезвычайный и полномочный - Артем Тихомиров - Страница 8

Говорун Кровожадный Чтец занял место возле трона, словно собирался сесть на него, и вооружился церемониальным посохом. Таким можно было производить массовый забой моржей.

Посох венчал чей-то ухмыляющийся череп.

– Итак, приветствуйте, гости. Приветствуйте и проникнитесь трепетом. Новая королева Диккарии, достойнейшая из дев, Офигильда Топорище, дочь великого вождя и хрюрла Ворчлюна Топорище, славного своими подвигами у Мыса Цукат и в Ущелье Злонравия, где были повержены армии Троллминга Левого!

Гости встали, изображая торжественность. Почитания на их лицах было довольно мало. Всем не терпелось приступить к обжираловке.

Говорун взмахнул руками, и боковые двери растворились, выпуская в зал небольшую толпу девушек, сопровождающих невесту. Они были в доспехах и при оружии. Все, кроме невесты, которой, видно, по такому случаю не полагалось даже дубинки.

Офигильду облачили в длинное платье, облегающее мощные формы, а длинные золотистые волосы заплели в две косы. Глядя на нее, Талиесин все гадал, в какой степени девица соответствует местным канонам красоты. Возможно, на сто процентов. Но по его, цивилизованным, ни на один. Слишком велика, слишком щедра плотью, слишком экзотична. К тому же, как все варварши – воительница, а виконт не любил, когда дамы изображают из себя отчаянных рубак.

Церемония тем временем катилась по утвержденному сценарию. Посол не очень понимал его смысл. Офигильда и ее товарки остановились и были окружены родственниками, которыми верховодил ее отец, страшный варвар Ворчлюн. Начались какие-то ритуальные переговоры, после чего Ухайдак повел свою дочь в сторону Пнилла, ожидающего свою суженую в компании дружинников и членов собственного Клана. Повстречавшись, стороны долго расшаркивались и произносили какие-то таинственные фразы. Ворчлюн, гордый тем, что настолько приблизился к власти, зыркал глазами в сторону гостей. Вот, мол, какие мы, породнились с Пниллом.

Продолжалось действо долго. Талиесин устал стоять и всерьез подумывал нарушить церемониал, шлепнувшись на стул.

– Приступаем к пиршеству! – заревел Говорун неожиданно, и посол чуть не взмыл к потолку.

По рядам гостей пробежал радостный ропот. Словно по команде, все заорали здравицу в честь молодоженов и разбрызгали по окрестностям некоторое количество вина.

Виконта облили первым делом, испортив его очередной костюм. Собираясь возмутиться, Талиесин быстро понял, что его в этом чудовищном оре просто не услышат и не обратят внимания.

Тогда он сел и мрачно уставился на свою тарелку. Она была громадная, как щит, вырезана из дуба и выдержала бы, наверное, удар боевого топора.

Фиенс уже накладывал на нее разные «вкусности».

Виконт не сопротивлялся. То, что в цивилизованных государствах называется депрессией, навалилось на него как тонна булыжников. Жизнь стала – в самом мягком определении – совершенно не мила.

Помощник налил ему пива и посоветовал расслабиться.

Талиесин хотел спросить: «Как?»

Пнилл и Офигильда сидели в непосредственной близости от тиндарийской делегации. По виду – скромники, по сути – страшные свирепые создания. Невеста, как положено, опускала взгляд и пыталась краснеть всякий раз, как гости принимались горланить что-нибудь в ее честь.

Потолки дрожали. В такт крикам псины, приближенные ко двору и околачивающиеся в зале в ожидании объедков, принимались выть. Их нервная система не выдерживала такого давления.

«Боги, дайте мне сил выдержать это», – подумал виконт.

– Нам оказали большое внимание, посол, – сказал Фиенс, наклонившись к его уху. – Мы сидим рядом с Пниллом. Почти рядом, наравне с членами клана Раздеруев и родственниками невесты.

– Это не радует, – признался виконт, – я бы предпочел здесь вовсе не быть.

– Держите хвост пистолетом, – подмигнул Фиенс и заставил Талиесина хлебнуть пива.

Тот ждал какого-то кошмарного пойла, но вместо того получил отличного качества напиток. Сам не заметил, как выдул и вторую кружку, и только тогда обратил внимание на еду. Желудок воспрял из небытия. Он ничего не имел против жаркого из моржатины и запеканки из картофеля, редиса и мидий.

Талиесин срубал порцию, даже не заметив. Отрыжка вырвалась из его утробы, и виконт машинально извинился. Правда, внимания на него никто не обратил – пирующие показывали куда большее пренебрежение правилами поведения за столом.

Чувствуя, как пиво бодро бежит по крови, виконт рассматривал гостей. Гномы были тут, их посол знал. Кобольды тоже – сбросили под влиянием пива свою мрачность и с хрустом и чудовищным чавканьем пожирали жареные кабаньи туши, которые слуги еле успевали подносить.

Были и орки, посланцы варварской страны Головорезии. Посол присмотрелся – уж больно его заинтересовали эти личности.

Орки были могучими, сплошь состоящими из мускулов, большого роста и могли, пожалуй, составить конкуренцию и варварам. У каждого за спиной висел громадный двуручный меч. Посол Головорезии (Арбар, как потом выяснил виконт) к мечу добавил топор, которым только головы гигантским драконам сносить.

Орки ели словно… орки – будто сто лет маковой росинки во рту не держали. Уже через пять минут после начала пира их могучие торсы покрылись соусами и объедками. Кости и то, с чем лень было разбираться, орки швыряли собакам. И не только они – на собачью долю выпало сегодня просто невероятное количество еды. За нее даже драться не приходилось.

«Да, это тебе не прием в обители королей Тиндарии, где от куртуазности просто не продохнуть, – подумал Талиесин, глотая пиво и запихивая в рот куски отбивной медвежатины. – А может, так оно и надо?..»

Вскоре появились музыканты. Пятеро варваров с мордами отъявленных алкашей притащили барабан, две флейты, гусли и что-то вроде волынки. Уселась лихая пятерка, судя по настрою, готовая задать жару, на возвышении в северо-западном углу тронного зала.

– А ну, маэстры, гряньте нам что-нибудь!!! – проревел Пнилл Бычье Сердце, размахивая длинным шампуром, на который были целиком насажены жареные лебеди. – И чтоб повеселее!

Офигильда, до сих пор не произнесшая ни слова, захлопала. Могло показаться, что кто-то шлепает друг об друга двумя китами.

Маэстры грянули – так, что у Талиесина заложило уши, хотя он сидел далеко.

Дикая какофония звуков, не имеющих ничего общего с мелодией, заставила дрожать стены и ходить ходуном тяжелый, груженный едой стол. Вероятно, сам дворец попытался пуститься в пляс.

– Вот это да! – одобрил Пнилл, обнимая свою невесту за плечи.

Та потупилась, замахала длинными ресницами и вытащила из бадьи с окрошкой нечаянно окунувшиеся туда косы. А потом принялась сосать их концы. Не пропадать же добру.

Родственники невесты и другие дикари принялись подпевать, и у них, самое интересное, получалось. О чем повествовалось в песне, Талиесин не понял. Возможно, она считалась боевой, потому как боевитость просто пронизывала культуру Диккарии сверху донизу.

Оглушенный, виконт сидел и машинально заталкивал себе в рот трюфели в сладком соусе. В голове у него отдавались эти страшные звуки, словно в бочке.

В воздухе над столом летали кости и объедки. Собаки, обожравшись уже через десять минут после начала пира, лежали пузами кверху.

Вдалеке орки затеяли меж собой борьбу на руках. Гномы мерялись бородами. Кобольды что-то горячо доказывали друг другу, выставив в сторону собеседника пальцы.

Виконт икнул. Пиво его порядком пробрало. Реальность выявила склонность к размытию.

– Ну как тебе наш сходняк, а?

Чей-то глас, похожий на рев быка, ворвался Талиесину в левое ухо. Эльф посмотрел, что там, слева, находится.

А находился там варвар прямоугольных очертаний.

– Вы что-то сказали? – пискнул виконт. Он только сейчас заметил, что этот гигант – его ближайший сосед слева.

– Я говорю, впервые на нашей тусовке, да?

Перед Талиесином маячила громадная, как ему казалось, пасть дикаря, усаженная зубищами величиной с дом. Пиво (или то, что туда предположительно добавляли) что-то сотворило с его восприятием.

– Довольно оригинально, я бы так определил… Много новых впечатлений!

– Ага! – сказал варвар. Из-под его рогатого, как положено, шлема торчали волосы, растрепанные, как пакля. – Оригинально, не то слово! У вас поди в Фигандарии не так!

– В Тиндарии, – поправил Талиесин, хлебая из кружки. Становилось все веселее. – Совершенно не так…

Варвар забросил в себя половину кабаньей туши, с шумом прожевал и выплюнул с дюжину костей. Они упали на стол, кувыркаясь, словно угорьки на мелководье.

– Я – Бородульф Сожру Живьем, вождь клана Прибей! У меня своя дружина…

Талиесин не сразу понял, что с ним знакомятся, а когда до него дошло, пожал воителю указательный палец.

Хотя это и было в некотором роде унизительно для достоинства аристократа, виконт, как ему казалось, начал привыкать.

Посол знал назубок свои регалии, титулы и мог перечислить всю собственность, что была закреплена за ним согласно правилам наследования. То есть, это была вся собственность Эпралионов, ибо Талиесину выпало быть единственным прямым потомком этой фамилии.

– Так ты, выходит… король у себя в стране! – проревел Бородульф, наклоняясь к нему для лучшей слышимости.

Барабанные перепонки Талиесина едва выдерживали.

– Не-е… Король наш раз в несколько богаче меня или кого-нибудь из высшей аристократии!

Варвар уважительно покачал головищей. На его месте любой просто загнулся бы от зависти.

– Я много плавал по морям и многим королям оторвал бошки, но твой, похоже, круче всех!

Талиесин был полностью согласен.

Их неспешную беседу, которая, по сути, превратилась в обычную кабацкую болтологию за кружкой, прервало чье-то тело. Оно с грохотом плюхнулось на стол перед собеседниками и завопило, дергая руками и ногами.

Талиесин присмотрелся. Оказалось, это один из музыкантов. Маэстро.

– А ну-ка, вали отсюда! – Бородульф Прибей поднялся, схватил работника культуры за шиворот, поднял и зашвырнул в дальний конец тронного зала.

Маэстро, завывая, словно выпь, врезался в военные трофеи и очутился на полу.

– О чем мы говорили? – Хрюрл серьезно разлил пиво по кружкам.

Виконт начал себя чувствовать настоящим варваром.

– Мы? Мы того… этого… Что-то там про моря… – проикавшись, сказал посол.

– Ага, моря! – обрадовался любимой теме Бородульф. – Так вот, плывем мы однажды…

…Свадебный пир вступил в самую свою громкую стадию.

Гномы затеяли драку сначала между собой, потом, решив, что это не очень интересно, наехали на кобольдов. Те были не прочь размять кулаки. Обе стороны наплевали на дипломатические тонкости и принялись мутузить друг дружку чем ни попадя.

Те из варваров, кто еще не вырубился или не впал в боевое безумие, начали делать ставки, кто победит: гномы или кобольды.

Дворец раскачивался, но все еще стоял. Ему было не привыкать. Видел он и не такое.

Орки из Головорезии пока держались особняком – очень уж их увлекало поедание запеченных на углях целых морских котиков. Занятие это поглотило рубак без остатка.

– …а мы не остановились, даже когда эти троллье отродье перегородило нам ущелье… – повествовал Бородульф, чертя обмакнутым в соус пальцем на столе какие-то таинственные схемы.

Что-то пролетело над их головами.

Виконт сунул в рот целого жареного цыпленка и попытался разгрызть его целиком, по-варварски. Не смог. Хрюрл долго и с хохотом колотил посла Тиндарии по спине, пока все, что залетело тому в дыхательное горло, не вышло наружу.

Лилово-синий, Талиесин попытался сказать «спасибо», но дыхания по-прежнему не хватало.

Кислородное голодание заставило его-таки немного полежать в обмороке.

Пришел в себя виконт от энергичного сотрясения. Кто-то пытался выдернуть благородные кости из положенных пазов. Талиесин вскрикнул и тут же понял, что так Бородульф пытается привести его в чувство.

Знаками он показал, что все нормально. Его посадили на место и вручили новую кружку пива.

Пирушка все больше напоминала пожар в борделе, где к тому же временно разместили незадолго до несчастья сотню сумасшедших и питейное заведение.

Гномы и кобольды устлали пол своими телами. Словно поверженные воители на поле битвы, они лежали среди обожравшихся собак, костей и объедков. Наверное, и постанывали – но никто этого не слышал.

Музыканты, те, что остались в строю (двое), продолжали исполнять свой долг. Словно затеяв с ними соревнование, некий скальд, вооруженный волынкой, устроился неподалеку от короля и дул изо всей силы в свой инструмент. Звуки, один ужаснее другого, рвались из недр волынки, и ни у кого просто не было шансов составить ему конкуренцию.

Бородульф что-то говорил. Виконт смотрел на короля, который любезничал со своей благоверной. Фиенс исчез без следа. На его месте осталась только небольшая лужица чего-то неопределимого.

– Понимаешь, брат, когда ты становишься хрюрлом, а потом и вождем, на тебя сваливается куча обязанностей, – жаловался на судьбу Бородульф. – Да… Никакой тебе свободы. Только и следи за охламонами, чтобы не перепились раньше времени, чтобы добычу не заныкивали…

Талиесин слушал с умным видом, хотя понимал все меньше.

На какое-то время он отключился, а когда пришел в себя, узрел замечательное зрелище.

Стол сдвинули к трону, чтобы освободить побольше места в середине зала. Гномов, кобольдов и собак стащили в угол и нагромоздили кучу-малу, чтобы не мешали.

– Это чего такое? – спросил Талиесин, еле двигая губами и мозгами.

– А, Офигильда решила размяться, – сказал Бородульф. – Пивко с мухоморами в голову ударило…

До эльфа доходило долго, почти десять минут, в течение которых он имел счастье наблюдать, как громадные дружинники Пнилла летают по залу, словно пуховые подушки.

Слышались могучие удары, похожие на те, какими бог-громовержец колошматит своим молотом по дождевым облакам. Это Офигильда отвешивала своим противникам оплеухи. Каждая такая повергала бывалого воителя оземь, словно это и не бывалый воитель, а тиндарийский аристократ.

Дружинники налетали со всех сторон, действуя на пределе возможного. Орали, рычали, словно бросались в бой с троллями, но королевской невесте это было как мертвому припарки.

На глазах у посла она так двинула варвару по зубам, что вышибла их практически все и даже кулак не поцарапала, а бедняга, прошедший немало сражений, пробил стену дворца и приземлился где-то снаружи.

– Погоди, – сказал Талиесин, – тут надо разобраться…

– А чего разбираться? – гукнул хрюрл. – Офигильда – известная драчунья. Мало у кого есть шансы уложить ее на две лопатки. Удалось только Пниллу… Иначе бы она за него не пошла.

Виконт поморгал.

«Уложить на обе лопатки…» – это выражение, имеющее хождение в среде тех, кто посвятил свою жизнь насилию (воинским искусствам, в частности), он трактовал по-своему. Как бабник и любитель постельных приключений.

– Будь она мужиком, то стала бы величайшим воином в истории, – сказал Бородульф мечтательно. – Хотя, может, и так станет, как баба. Я тоже по ней сох, пытался ухаживать.

– И? – Талиесин держался за кружку пива, только она не давала ему стечь под стол.

– Офигильда заехала мне промеж глаз молодым дубком, который вырвала из земли. Целый месяц я потом сыпал искрами из глаз, – произнес хрюрл. – Так я понял, что я ей не пара… Ну, выпьем за встречу!

Тост этот провозглашался уже раз двести.

Понюхав пиво, Талиесин вспомнил, о чем собирался спросить:

– Ты сказал, что там мухоморы?

– Где? А! В пиве? Да. Варится с добавлением настойки из самых свеженьких, – сказал варвар. – Зуб даю, такого больше ты нигде в мире не попробуешь.

Талиесин сидел, словно прибитый гвоздями к скамейке.

Офигильда тем временем расшвыряла дружинников, пытавшихся навалиться на нее всем скопом. В стене прибавилось дыр.

«Жаль, Черныш не видит. Ему бы целый том «Очерков» этому посвятить!»

Пнилл Бычье Сердце, Ворчлюн Ухайдак из клана Топорище и другие родственники и знакомые королевы с умилением поглядывали на Офигильду.

– А для чего мухоморы? Я всегда думал, они ядовитые, – сказал виконт, тряся кружкой.

Бородульф посмотрел на него удивленно:

– Ну, это кому как…

– А тиндарийцам?

– Ну, если помрешь, Пнилл тебя похоронит с почестями. Он это любит. В смысле, хоронить.

– Гррххх… – Талиесин закрыл рот двумя руками и вытаращил глаза. – Бмрххх…

– Ты чего, посол? – Варвар участливо склонился над ним.

– Где можно… брх… поблевать? Только быстро!.. – Голос, вырывавшийся из желудка Талиесина, был так пропитан страданием, что Бородульф содрогнулся.

Громадина вскочила, подхватила одной рукой нового друга, словно он был не тяжелее котенка, и бросилась наутек.

Дружинники свистели у него над головой, но вождю Прибеев удалось избежать столкновения. Он выскочил во двор, размокший от дождя, и швырнул посла на землю. Тут же понял, что перестарался, и поднял его, убеждаясь, что бедолага не склеил ласты.

А бедолага извергал из себя выпитое и съеденное. Смачным благоухающим фонтаном оно оросило серую грязь, добавив в нее праздничный оттенок.

– Мамочка… – прохрюкал Талиесин на грани обморока.

– Ничего, брат, все образуется, – пробормотал державший его за шкирку Бородульф. – Слабоват ты, ничего не скажешь…

Охранники, приставленные ко дворцу, сидели под навесом в десяти шагах от памятной сцены и меланхолично закусывали свежим салом.

Поняв, что уже некоторое время Талиесин не шевелится и обвисает, словно мокрая гномья борода, варвар потряс его и решил все-таки отнести обратно в тронный зал.

Потеха продолжалась. Очухавшиеся гномы и кобольды, а также присоединившиеся к ним орки из Головорезии, затеяли свою потасовку. Им подыгрывали гости, делающие ставки, кто кого быстрее вырубит. Единственным правилом в новоизобретенной игре было – не использовать оружие.

Впрочем, крепкие кулаки причиняли урон не меньший.

Талиесин очнулся минут через пятнадцать и понял, что вконец окосевший от пива с мухоморами Бородульф повествует ему о структуре власти в Диккарии.

– …раз в три года собирается Большой Тинг, на котором решаются всякие там вопросы… Выборные землюки представляют эти… интересы своих избирателей… Есть на Тинге и вожаки кланов. Законы там принимают, решают тяжбы, – а это уже в ведении особого суда, который выбирается в первый день Тинга…

Талиесину всучили новую кружку, которую он безропотно выдул, невзирая на то что уже знал жестокую правду.

– Самое главное – Тинг выбирает короля на следующий срок. Три года. Если ты король и тебя выбирают снова, если, значит, тебя не прибили и тобой довольны, будешь править еще… – В задумчивости Бородульф хлебал окрошку прямо из большого чана. – Знаешь, моя мечта – стать королем. Ну, хотя бы разик побыть. Я все-таки вождь и могу выдвигаться…

Талиесин слушал внимательно, как может только пьяный в хлам субъект. Слова проплывали мимо его ушей и падали в вечность, порождая широкие завораживающие круги. Были они почему-то психоделически-фиолетовыми. Вероятно, из-за мухоморного концентрата в пиве.

Подключившись в очередной раз к сиюминутным событиям, Талиесин увидел, что Бородульф ковыряется в пасти зубочисткой. Какой-то уж слишком красивой, почти парадной, инкрустированной драгоценными камнями… Минуточку! Виконт вытаращил глаза. Он узнал в зубочистке варвара свою собственную шпагу. Фамильную реликвию. Можно сказать, величайшее сокровище рода Эпралионов. Которая теперь употреблена…

Мир окончательно расфокусировался. Утомленный пиршеством организм бывалого выпивохи решил, что с него довольно, и погрузился в состояние, сильно смахивающее на кому.