Читать книгу Жизнь между схватками - Артемий Гвазава - Страница 6

Прошло время – я смирилась и с этим. Вскоре маму отпустили, но бабушка уже успела забрать нас к себе. Потом маму мы отправили на лечение в 6-е отделение, где лечили наркозависимых и алкоголиков: она относилась в равной степени и к тем, и к другим. Я хорошо помню, как мы всем семейством ее навещали.

Мы, дети, особенно обожали эти посещения. Помню, как она поправляла мне красный шарфик, заботливо, с любовью смотрела в глаза и говорила: «Все хорошо, доченька».

И в этот момент мне казалось, что действительно все поправится и она станет для меня и малышей самой лучшей, понимающей, домашней, трезвой мамой (это была самая заветная моя мечта – видеть маму трезвой и не обколотой).

Я мечтала, чтобы она закрыла свой бизнес и пошла на честную работу в какой-нибудь гастроном кассиром. Я верила, что трезвая она начнет по-настоящему понимать меня. И тогда уж я ей все-все расскажу про Никитюка. Еще я очень боялась того, что ее друзья-наркоманы придут к ней в больницу и снова испортят мне мою дорогую маму. В этом медицинском отделении работала тетя Тамара и доложила как-то, что маму посещал человек по кличке Меняй.

Мне оставалось надеяться только на чудо, что моя мама будет сильной и больше не сорвется. Но мои опасения оказались тщетными.

Помню я и тот день, когда маму выписали.

О, какая это была неописуемая радость! Дом словно ожил тогда. Но недолго длилось тихое счастье. Видимо, не для такой жизни создана была моя мать. Когда шел процесс над Никитюком, мама проходила как свидетель. Ему дали, кажется, лет шесть.

После этого стали к нам захаживать разные дяденьки, даже клички у них были «Шах», «Ленин» и так далее. Среди них был и старший брат Никитюка Юрий.

Все они не были дружески настроены, угрожали маме: видимо, хотели отомстить за своего кореша, считая, почему-то, что именно по маминой вине он «засел» так надолго.

Все они ужасно скандалили.

– Ты козел! – заорала однажды мама на старшего Никитюка и бросила ему в лицо тапком.

Слезы выступили у него на лице, и он рявкнул в ответ:

– Ну, сука, заплачу денег – и тебя уберут, б…ь!

– А я заплачу в два раза больше, и тебя прежде уберут!

На этой ноте они и распрощались, но мамины нервы понемногу стали сдавать, и она снова запила.

Неделя-другая проходит, а мать все время пьяная: то блюет, то спит. Она каждую ночь бросала нас одних и уходила пить в кабак «Злата». С тех пор и до сегодняшнего дня я боюсь спать одна…

Последний раз был такой случай, после которого оставаться дальше с мамой мне и маленьким детям стало просто опасно для жизни.

Пришла я как-то домой из школы (в последнее время я стала ее посещать), заглянула на кухню и увидела, как мама режет ножом ковер.

Я спросила, что она делает. У нее были абсолютно безумные глаза и мокрое от пота лицо.

– Я рыбу режу. – И изо рта у нее при этом текла пена.

Наверное, у нее началась белая горячка. Тогда нервы стали сдавать у меня.

– Ну все, п…ц, пора валить, – прошептала я в отчаянии и, наскоро собрав детей, побежала к бабушке.

Мы мчались без оглядки, я захлебывалась в собственных соплях, мы неслись со скоростью ветра. Мне было так обидно: я так надеялась, что все будет по-новому, хорошо. И я поняла, что мама снова не сдержалась, не смогла выполнить своего обещания, не сумев пережить очередной кризисный момент. Она не смогла быть сильной и так обманула мои ожидания.

«Зачем, зачем она опять все испортила?» – то и дело проносилось в моей голове.

Через пару дней мы пошли проведать маму, постучались в дверь, но нам никто не открыл. Через окно я увидела, что наш пес Грей в одиночестве лает и бросается на шторы. Тогда я заподозрила неладное.

В следующий раз мы пришли уже с бабулей, сосед оперативно помог нам взломать дверь. Навстречу нам из квартиры выбежал Грей и без оглядки помчался во двор. Стало ясно, что пес был взаперти больше чем два дня, а значит, с момента нашего ухода дома никто не появлялся. Мы, конечно же, сразу накормили Грея.

Бедный пес порядком изголодался. А меня мучило нехорошее предчувствие: мама не могла уехать, не оставив ключа и записки. Это был ее любимый пес – она б ни за что не бросила его. Сама же квартирка выглядела совершенно нормально: кругом было очень чисто, деньги лежали в шкафу, каждая вещь – на привычном месте, не хватало только мамы. Грея мы забрали с собой и отправились жить к бабуле.

На следующий день бабуля написала заявление в местное отделение милиции о пропаже дочери.

Когда меня вызвали на допрос в ту же комнату, куда я попала после «спецоперации», я удивила ментов своей сговорчивостью. На этот раз я рассказала все, что знала, постаралась вспомнить все до мельчайших подробностей: куда ушла мама, в чем, какое золото на ней было и какой разговор слышала накануне, как угрожал ей Юра Никитюк. Через некоторое время оказалось, однако, что последним свидетелем была вовсе не я: еще позже видел маму дядя Паша.

По его словам, мама из кабака пошла к себе домой, а он – к себе. Так он говорил, а как было на самом деле, никто не знал.

Как маму не искали, а найти не смогли. Ее исчезновение почти тридцать лет оставалось большой тайной. В Торжке много про это судачили, молва даже растрезвонила, что видели ее через десяток лет всю в золоте на дорогой машине, в окружении богачей. И по сей день она считается без вести пропавшей. А я была уверена, что мама по своей воле ну никак не согласилась бы оставить нас одних – хоть что там ни говорили люди, а я сердцем чувствовала, что троих детей и любимого пса Грея она сама бросить не могла.

Я очень долго переживала потерю родного человека. Стала употреблять много алкоголя и сигарет, затем подтянула к себе маминых цыганских бродяг, и мы стали дружить. Я научилась и гадать на картах, и воровать на базаре по выходным. А потом и вовсе влюбилась в цыганенка Серегу по кличке Чемба.

Мало-помалу дружба и детская любовь переросли во взрослые игры. Мы стали спать уже без трусиков, ну и, конечно же, я собиралась за него замуж. Но мать его, Фаина, женщина строгих правил, была категорически против русской невестки: «Женишься только на своей – цыганке».

Хоть я почти и была цыганкой и по крови, и по поведению, но меня все равно в таборе считали чужой. Тогда мы приняли кардинальные меры.

Твердо решив бороться за свою любовь, как Ромео и Джульетта (и возраст героев совпадал: ему было шестнадцать, а мне четырнадцать), мы поступили, как истинные романтики: собрали вещи и пустились в бега.

Ну и смешные мы были тогда! Походили-побродили, а деваться-то некуда. Недалеко от бабулиного дома находилась заброшенная Покровская церковь (теперь уже восстановленная). Вот мы туда и приползли, как два муравья, влезли аж под купол, нашли местечко себе на досках и улеглись на ночлег. Первое, что нас побеспокоило, – это комары, но Серж быстро исправил положение – разжег костерчик.

Уснули мы ненадолго. Я проснулась от запаха паленых волос. Непотушенный костер добрался до Сережкиных волос, а он все спал как убитый.

В итоге спасла я его шевелюру, разбудила Сережку, и мы давай оттуда тикать. Но пожар мы все-таки потушили. Поволоклись потом спать в беседку, которая стояла у нас во дворе. С рассветом мы встали, заели утро свеженькой морковкой с грядки и сбежали оттуда прочь. Потом поплелись на вокзал и укатили в Тверь. Там поболтались по базару, нажили деньжат, слегка пообедали. И все же – юными бродягами или влюбленными разбойниками – мы вернулись-таки в родной город на знакомую улицу.

Через пару лет от великой страсти почти не осталось и следа. Конечно, мы все это время еще тусили вдвоем, но это было уже не то. Жирную точку в наших с Сережей отношениях поставила нелепейшая история, произошедшая со мной в пятнадцать лет. Серж стал засматриваться на мою подружку – и я впервые познала ревность, это жгучее чувство, подобное болезни.

Наша дружба испортилась, но каждый вечер мы все равно сидели у меня и слушали музыку.

От мамы у меня остался шикарный музыкальный центр «SHARP» с двумя колонками. И как-то раз после очередного музыкального вечера зашла ко мне подружка Галка. Вот они вместе от меня и ушли. Я тогда разобиделась и пошла следить за ними.

Вот до чего ревность доводит! Парочка быстро скрылась из виду, и я вернулась домой. Когда я вошла в комнату, меня снова ждал сюрприз – и опять я не поверила своим глазам. О ужас! Окно было открыто нараспашку, а музыкального центра и след простыл. Это единственное, что осталось от мамы!

Меня затрясло, и я быстро выскочила из окна, перепрыгнула через двухметровый забор, ободрав ноги в кровь (шрам остался до сих пор, как коварное напоминание об отчаянной моей юности), и помчалась к Галке. Я застала ее дома.

– Где Серж, Галка? – запыхавшись спросила я.

– А-а, – отвечала сонным голосом Галка, – он до угла меня проводил, потом сказал, что ему надо к тебе вернуться, что он ключи свои у тебя забыл, и убежал, бросив меня в темноте.

Тогда мне стало все ясно. Я села в подъезде и заплакала. Мне было так обидно, что меня ограбил любимый человек, которому я так наивно доверяла.

Незнакомый вор в чужой дом так просто не полезет; тем более свет везде горел, а значит, дома наверняка кто-то был. Только он, Серж, знал, что окно было открыто: именно он его открыл, чтобы покурить, и не закрыл его специально… Только он знал, что бабуля уже выпила самогоночки и поэтому уже очень крепко спит.

Тогда я затаила на него злобу. А на утро мы с бабулей обнаружили две наши колонки у забора. Стало быть, это вор-одиночка, без помощников, выронил колонки, когда перелезал через забор. Значит, точно Серж!

На другой день мы с ним встретились. Я ему со слезами рассказала всю историю, а он принялся меня жалеть, успокаивать, предлагать разные варианты:

– А давай-ка я у тебя куплю эти колонки? Тебе ж они все равно уже не нужны без центра.

После этих слов у меня не осталось и сомнения: Серж был виновен на все сто. Глупый, наглый цыганенок полагал, что он хитрее всех.

– Нет уж, – отрезала я, – эти колонки мне дороги, как память от мамы. Извини, буду их беречь всю жизнь.

Затем я ему все свои подозрения высказала, мы разругались в пух и прах и расстались уже навсегда.

Так закончилась история моей первой любви – резко и быстро, как схватка во время родов. Вся моя жизнь – как роды. То схватит боль – и дыхание замирает, то отпустит – и я отдыхаю до поры до времени. И вот, расставшись с Сержем, я глубоко вздохнула с огромным облегчением и твердо пообещала отомстить ему, сучонку.

Месяц я обдумывала свой план мести. Нашла себе помощниц в этом нелегком деле – Галку и Светку, соседку. А придумали мы вот что. Надо было проникнуть в дом, где жил Серж, найти там мой музыкальный центр и забрать его обратно.

Дождавшись, когда на выходных Серегины родственники уехали в Тверь, мы перелезли через его забор в перчатках с масками на лицах – прямо как в кино показывают, – разбили кирпичом окно и залезли по очереди в дом. Я-то туда раньше частенько захаживала, поэтому все знала, где и на каком месте что лежит. Так что я сориентировалась быстро. Мы с девчонками сели за круглый стол на кухне, тихонечко переглянулись, и Светка произнесла:

– Не отступать и не сдаваться!

И мы бросились на поиски моего центра.

Ну и дурные же мы тогда были! Все-таки Серж нас всех перехитрил. Он уже давно реализовал свою добычу, и мы ни хрена не нашли. Тогда меня такая ярость охватила, что я просто начала все крушить на ходу.

Со стен полетели часы и картины, телек был разбит вдребезги, я опрокинула сервант, а из него звонко приземлился весь хрустальный набор бокалов и ваз. Но когда я обнаружила кастрюлю с супом, ей было найдено достойное применение. Супом я увлажнила кровать бывшего парня. О, как я ликовала, наслаждаясь местью! Часы я выбросила в форточку, и они попали прямо в сугроб. Из шифоньера я выбросила все лифчики и сыграла ими в футбол.

Довольная, я вернулась домой к бабуле, мы поужинали, и я сладко уснула.

А посреди ночи меня разбудил какой-то приятный гражданин и сказал:

– Вставай, красавица, одевайся! Мы поедем с тобой в отдел. У наших людей к тебе накопилось множество вопросов.

Внизу сидела моя бедная бабуля и плакала. На вопрос, где я была вчера вечером, я ответила, что гуляла в чужом городе. Но когда меня привезли на допрос и предоставили все доказательства, я поняла, что отпираться бесполезно, и во всем призналась. Несмотря на то, что я пыталась выгородить девчонок и всю вину взять на себя, ведь зачинщиком являлась именно я, менты все равно привлекли к делу и Галку, и Светку.

Зато потом было очень смешное заседание суда. Особенно веселился народ, когда тетя Фаина, женщина националистически настроенная, нас поливала за то, что мы, русские гадины, испортили ее часы, которые теперь ходят в обратную сторону, а все ее лифчики теперь от мороза сели на два размера и на нее теперь не налезают. И огромную часть бюстгальтеров, якобы, я похитила непонятно для каких целей. Тогда мой адвокат сказала:

– Для чего же моей субтильной подзащитной нужны такие большие размер? Разве что они ей на голову подойдут – вместо шапочки. Судья рассмеялась тоже и попросила продолжать по существу…

По окончанию заседания я получила свою первую в жизни судимость. Невероятно, но я, которая пыталась отстоять справедливость, сама была наказана по глупости…