Читать книгу Апофазы - Артемий Ладознь - Страница 6

****

Как-то раз явилась ему, ни больше ни меньше, общая теория брака. Зиждется, дескать, институт сей на трех (чаяли?) китах: любви, доверии, уважении. Нелишне бы и про верность с жертвенностью упомянуть; ну, да сии упаковываются в уже названные начала. Ясно, что когда исчерпывается уважение, пора разбредаться. Что родичам (генотипу фенотип враг), что любимым-друзьям – друг от дружки, что гениям-пророкам – с домочадцами, народом, эпохой сосуществования прощаться. Сыну Божью – с миром сим. «Не бывает пророк без чести, разве что в доме своем и отечестве своем»…и не совершил там многих чудес по неверию их…

Поначалу виделось ему, что, если применительно к расширению корневой темы все представало почти эзотеричным, то в основной части собственно брака пока что попахивало тривиалью. Как бы не так! Тотчас стало вырисовываться, что любовь – скорее достаточное условие, тогда как связка двух остальных, доверия и уважения, – видимо необходимое (этакая двоица-конъюнкция). Так, брак держится на/при наличии любви, притом, что вовсе не обязательно рушится при ее недостатке, истечении, переходе в иное качество (например, от пылкой романтики – к более полной, простой жертвенности без ощущения себя «жертвой» или даже без осознания другого нетто-целью). Наоборот, брак не удержать при деградации хотя бы одного из необходимых входных-пререквизитов, доверия либо уважения, хоть их наличием также ничто не гарантируется. Меж изменением любви и наличием доверия, либо уважения, либо обоих сих пролегает некая серая зона, где « [не] возможно многое», и куда вполне укладывается все толстовское многообразие «семей, несчастных по-своему». В качестве же модуса отрицания сгодится невзаимность, асимметрия, в том числе вызревания чувства во времени.

Он почти сразу отметил, что формализация нехитрая сия вполне описывает как браки формальные, так и «гражданские» союзы. Мало того, под описание подпадают не только фактические, но и потенциальные единства – из тех, что вершатся небесами, пусть и без необходимого подтверждения людской властью, гордынею утучненной! (Предыдущее – нередко наоборот, соотносясь с последним словно оба типа ошибок, альфа- и бета-изъяны. А мета-модальности: брак-как-взаимность/симметрия/одновременность/верность, пиетет-к-персоне-versus-отношениям? Нет ли закольцовки, рекуррентной парадоксальности, самонагнетенной абсурдности?..)

Он вдруг осознал, почему она останется с тем другим, тогда как с ним ничего не «срослось» бы. С оным субститутом у них, может, и не вызрело любви, однако это не повредило связке там, где доверию-уважению (ввиду самоподдерживаемых, контролируемых отношений, как и общности интересов) ничто не угрожало. В случае же с ним не в том даже дело, что любовь вызревала позже, чем у нее; скорее речь о том – и ровно этак изначально припоминал, – что терзался меж несерьезным восприятием этих отношений поначалу (дефицит уважения к той, что представала фрей ветреной, притом даже, что поиск ею велся не от него, но вокруг него) и чрезмерно серьезным – задним числом (когда раннее неуважение переродилось в позднейшее недоверие). А она – уважила ли его путь, нарочитым ли небрежением-демаршем не радея о всем, к любви не привязанном?..

Субституция (другого), субституирование (ее). Обобщением лондоновского наблюдения, склонность, не споря с самкой, добиваться от нее расположения – как и от мира: небесхитростностью, маскируемой под «позитив», обязующими подарками-яко-поступками, ненавязчивым маркетингом-пополам-с-искусством, «искренним» признанием трудностей-не-без-отшива-конкуренции. Пока комплементарность разводит руками: ежели подходит это, я-де сгодиться не могу!..

В последний раз, словно перед исходом – преселением из опостылевшей действительности (или, напротив, мест, где бывало слишком хорошо) прокрутилось в сердце то, что довелось пережить и прожить разве что внутри. Потенциальный брак, союз свыше, все то расточаемое, зарываемое без плода и хоронимое заживо – жертвенность, балансирующая на гране скорее хулы, нежели аскезы или смирения. Пожалуй, его ничем более не удивить, так что и искать решительно нечего: самое время принять что угодно, что свалится или ниспосылаемо будет оттуда же. Возможно, ему и не суждено было закрепить внутренне пережитое каким-либо продолжением вовне: это сломало бы его, не отпустило бы живым или искалечило бы для других отношений, пути-и-поиска вообще, как таковых. Как знать! Не это ли случай, иллюстрирующий еще одну тайну хранения (прообраз схем-принципов сохранения, обреченно-рукотворных): не дается креста сверх сил? Возложение же на себя или других непосильного – не вящая ли прелесть? Отказ же от дара (в т.ч. любви, пусть несовершенной-по-естеству) или креста (коим может оказаться и дар, да хоть той же любви несбывшейся) – не род ли хулы?

Вот и маневрируй, все больше деферентами от последней – да в серую зону несчастья, полусчастья, пестроты недосчастья и сценарной компромиссности, этих адков-о-благих-намерениях. Каковых же? Все больше – проучить-призвать, заставить ревновать-страдать, почувствовать «хоть малую толику твоей ненужности»…Разумеется, почти наверняка – с риском подорваться на минном поле, отползти без конечностей, вернуться с войны уродом. Хрупкое, взросшее на ровном месте, подобно былинке – предоставите ли, подвергните стихии немилостивой, в первую голову – собственной гордыне?

Предоставят. Страдать, ломая карту памяти, – лишь бы и те, мучась, не забывали. Наполнять собой не ту вселенную, опустошая своим уходом – ту. Не уважая, не доверяя, – лишь бы любили, пусть без шансов на воссоединение. Она горит – ergo он в ней жив; он опустошен, обесцелен – ненапрасны ее обессмысливающие прыжки в пропасть.

А утратив пиетет-веру-надежду, любовь-как-таковая – беспамятно ли канет?..