Читать книгу Тень великого человека. Загадка Старка Манро (сборник) - Артур Конан Дойл - Страница 5

А потом были десять недель, которые показались мне прекрасным сном, да и сейчас кажутся мне прекрасным сном, когда я вспоминаю о них. Не хочу утомлять вас рассказом обо всем, что было между нами за это время, но мне тогда казалось, что в моей жизни нет, не было и никогда не будет ничего более искреннего, важного и судьбоносного. Ее причуды; ее вечно меняющееся настроение, то светлое, то сумрачное, как луг под проносящимися облаками; ее беспричинная злость; ее неожиданные раскаяния, из-за которых мое сердце то трепетало от счастья, то ныло от тоски. Вот чем я жил тогда, и все остальное для меня не существовало. Однако помимо этого глубоко в душе я чувствовал какое-то смутное беспокойство, меня не покидал страх, ощущение того, что мои отношения с Эди – не более чем любование радугой, настоящая Эди Калдер, какой бы близкой она ни казалась, в действительности далека и недостижима.

Как же трудно было ее понять! По крайней мере, такому простому деревенскому парню, как я. Если я начинал рассказывать о том, что действительно могло ждать нас в будущем, о том, что мы сможем расширить хозяйство, зарабатывать сверх того, что имеем, сто фунтов и, может быть, когда поженимся, даже сможем пристроить к нашему дому отдельную светелку специально для нее, она надувала губы и опускала глаза, словно слушать меня ей было невмоготу. Зато, когда она начинала фантазировать о том, кем бы я мог стать, если бы, например, нашел какой-нибудь старинный документ, по которому выходило бы, что я являюсь истинным наследником нашего лэрда, или если бы я без вступления в армию – об этом она и слышать не хотела – стал великим полководцем, известным на всю страну, вот тогда она прямо-таки светилась, как ясное солнышко. Я как мог поддерживал ее игру, но вскоре какое-нибудь неосторожное слово выдавало во мне обычного Джока Калдера из Вест-инча, и она снова презрительно поджимала губы. Так мы и жили, она – в облаках, я – на земле, и рано или поздно раскол между нами должен был произойти.

Случилось это после Рождества. Зима тогда была мягкая, холода хватило лишь на то, чтобы заморозить торфяные болота. Одним ясным утром Эди вышла на прогулку пораньше и вернулась к обеду с раскрасневшимися щеками.

– Джек, а твой друг, сын врача, еще не вернулся? – спросила она.

– Я слышал, его ждут со дня на день.

– Тогда, наверное, это его я встретила на торфянике.

– Что? Ты встретила Джима Хорскрофта?

– Наверняка это был он. Безумно красивый мужчина… Герой, с вьющимися черными волосами, коротким прямым носом и серыми глазами. Плечи у него как у античного бога, а рост… Думаю, твоя макушка, Джек, пришлась бы как раз вровень с его булавкой для галстука.

– Я ниже его всего на полголовы, Эди! – возмущенно поправил ее я. – Конечно, если это был Джим. Но скажи, у него была в зубах коричневая деревянная трубка?

– Да, он курил. Одет он был во все серое, а еще у него прекрасный низкий голос.

– Ах, так вы даже разговаривали!

Она слегка смутилась.

– Там в одном месте земля не промерзла, и он предупредил меня об этом, – пояснила она.

– Да, это похоже на старину Джима, – заметил я. – Если бы у него в мозгах было столько же сил, сколько в руках, он бы уже много лет назад стал доктором. О, а вот и он сам! Легок на помине.

Разговор наш происходил в кухне, и, увидев старого друга в окно, я сразу же бросился во двор с недоеденной лепешкой в руке. Он тоже помчался мне навстречу, протягивая огромную руку. Глаза его блестели от радости.

– Джок, дружище! Как я рад тебя видеть!

Но вдруг он остановился и с открытым ртом уставился мне за спину. Я обернулся и увидел Эди, которая с очаровательной улыбкой появилась в дверях. Надо сказать, в эту секунду меня охватила гордость и за нее, и за себя.

– Джим, это моя кузина, мисс Эди Калдер! – сказал я.

– Вы все время гуляете перед обедом, мистер Хорскрофт? – спросила она, продолжая мило улыбаться.

– Да, – ответил он, глядя на нее во все глаза.

– Вот как! Я тоже, и обычно именно в том месте, – сказала он. – Но что же ты так друга встречаешь, Джек? Прими гостя как положено, или мне придется взять роль хозяйки на себя.

Через минуту мы уже сидели в кухне вместе с родителями, и перед Джимом стояла тарелка с овсяной кашей. Но он не произносил ни слова, сидел с ложкой в руке и глядел на кузину Эди. Она же то и дело бросала в его сторону быстрые взгляды, и мне казалось, что ее забавляло его внезапное отупение и что она изо всех сил старалась ободрить его.

– Джек рассказывал, что вы учитесь на врача, – заметила она. – Должно быть, это ужасно сложное и долгое занятие.

– Да, времени это отнимает немало, – с сожалением в голосе сказал он. – Но я добьюсь своего.

– О, вы отчаянный человек. Решительный. Ставите перед собой цель и устремляетесь к ней, не обращая внимания на преграды.

– На самом деле, мне особо хвастать нечем, – честно признался он. – Многие из тех, кто начинал одновременно со мной, уже давно практикуют, а я все еще в студентах хожу.

– Это вы от скромности, мистер Хорскрофт. Говорят ведь, что сильные духом всегда скромны. Но ведь, когда вы закончите обучение, какая прекрасная карьера у вас… Вы будете лечить людей, помогать страждущим, какая профессия может быть гуманнее?

От этих слов честный Джим немного поежился.

– Боюсь, что мною движут не такие высокие помыслы, мисс Калдер, – сказал он. – Мне просто нужно чем-то зарабатывать на жизнь, и я решил пойти по стопам отца, вот и все. Одной рукой я сею добро, а другой готов пожинать плоды.

– Никогда не встречала столь искреннего человека! – воскликнула она.

Их разговор продолжался в том же духе. Она наделяла его все новыми и новыми достоинствами, перекручивала любые произнесенные им слова в его пользу, в общем, вела ту игру, которая была мне хорошо знакома. Прежде чем встали из-за стола, голова у него уже шла кругом от ее красоты и льстивых речей. Меня же распирало от гордости при мысли о том, что он так хорошо думает о ком-то из моих родственников.

– Разве она не прелесть, Джим? – не удержался и спросил я, когда мы вышли во двор и он стал раскуривать трубку, собираясь отправиться домой.

– Прелесть! – вскричал он. – Да я в жизни не встречал девушек прекраснее, чем она!

– Мы собираемся пожениться, – добавил я.

Услышав эти слова, он замер и уставился на меня. Даже трубка выпала у него изо рта. Потом он поднял трубку и молча ушел. Я думал, что он вернется, но он уходил все дальше и дальше, низко склонив голову и не оборачиваясь, пока не скрылся вдалеке за одним из холмов.

Но забыть в тот день о Джиме мне было не суждено. Сначала кузина Эди засыпала меня вопросами о нем. Ее интересовало буквально все: каким он был в детстве, его сила, женщины, с которыми он мог быть знаком, и так далее. А потом я снова услышал о нем, но известие это было не из приятных.

Отец, вернувшись вечером домой, рассказал, что стряслось с бедным Джимом. Днем он сильно напился и отправился в Вестхаусские дюны, где стояли табором цыгане, чтобы подраться с их главным силачом, и отделал его так, что теперь неизвестно, доживет ли бедняга до утра. Отец встретил Джима на дороге, он был хмур как туча и зол как черт.

– Боже, Боже! – вздохнул старик. – Из него скорее выйдет хороший костолом, чем врач.

Выслушав рассказ отца, кузина Эди рассмеялась. И я засмеялся, потому что ей стало весело, хотя и не был уверен, что в этом есть что-то смешное.

Через три дня я в поисках отбившейся от стада овцы шел по холмам в сторону Корримьюра, когда встретил – кого бы вы думали? – самого Джима. Но теперь он не был похож на того прежнего доброго здоровяка, который на днях уплетал овсянку у нас на кухне. Грудь у него была раскрыта, на шее – ни воротничка, ни галстука, волосы всклокочены, лицо какое-то помятое, как у человека, который долго и много пил. В руках у него была ясеневая трость, и он молотил ею кусты у тропинки.

– Джим! – удивленно воскликнул я.

Он посмотрел на меня так, как иногда смотрел в школе, когда злое начало брало над ним верх, и он это понимал и радовался этому. Не сказав ни слова, он обошел меня стороной и пошел дальше, все так же размахивая своей палкой.

Нет, я не рассердился. Мне просто было его жаль, очень жаль, вот и все. Конечно, я не был слепцом и прекрасно понимал, что происходит. Он влюбился в Эди, и мысль о том, что она достанется мне, была для него невыносимой. Бедняга, что ему оставалось делать? На его месте и я, может быть, вел бы себя так же. В былые времена я бы ни за что не поверил, что такое может происходить с мужчиной из-за девушки, но теперь я разбирался в жизни намного лучше.

После этой встречи я две недели ничего не слышал о Джиме Хорскрофте, а потом наступил четверг, который изменил всю мою жизнь.

В тот день я проснулся рано и с ощущением радости, которое редко бывает таким отчетливым, когда утром только раскрываешь глаза. Вчера Эди была со мной приветливее, чем обычно, поэтому я ложился спать с мыслью о том, что, может быть, наконец мне удалось поймать радугу и что теперь она станет любить простого неотесанного Джока Калдера из Вест-инча по-настоящему, без притворства, без оглядки. Именно эта засевшая у меня в сердце мысль и подняла мое настроение с самого утра. Эди имела привычку выходить гулять с первыми петухами, и я подумал, что, если потороплюсь, то, может быть, еще успею застать ее дома.

Но я опоздал. Когда я подошел к ее двери, она была приоткрыта, а в комнате никого не было. Что ж, подумал я, по крайней мере я могу найти ее, и мы с ней вместе вернемся домой. С Корримьюрского холма видно всю округу, поэтому, захватив трость, я направился к нему. Утро было солнечным, но холодным, помню, море тогда сильно шумело, хотя ветра не было уже несколько дней. Я поднимался по извилистой тропинке, ведущей в гору по склону холма, вдыхая полной грудью чистый, свежий утренний воздух, и что-то напевал, пока, несколько запыхавшись, не добрался до зарослей утесника на вершине. Взглянув вниз на противоположную сторону, уходящую длинным покатым склоном вниз, я, как и ожидал, увидел кузину Эди. А еще я увидел Джима Хорскрофта, идущего с ней рядом.

Мне было их прекрасно видно, они же были слишком заняты друг другом, чтобы заметить меня. Она шла медленно, капризно склонив набок свою изящную головку, стараясь не смотреть в его сторону, и время от времени что-то говорила. Он шел рядом, не отрывая от нее глаз, и что-то взволнованно рассказывал, иногда в пылу разговора кивая головой. Потом, после каких-то его слов, она повернулась к нему, ласково положила ладонь ему на плечо, и он в тот же миг страстно обнял ее и стал осыпать поцелуями. От этой картины я словно онемел. Не в силах пошевелиться, я наблюдал за ними с высоты холма и чувствовал, как сердце мое наливается свинцом, а лицо каменеет. Она оплела рукой его шею, и я понял, что его поцелуи ей приятны не меньше, чем мои.

Потом он отпустил ее, и стало ясно, что так они попрощались. И действительно, пройди они еще шагов сто, их уже можно было бы увидеть из окон дома. Она медленно пошла дальше, пару раз обернулась и махнула рукой, он же остался на месте и смотрел, как она уходит. Дождавшись, пока она отойдет подальше, я пошел вниз. Но Джим был так увлечен своим занятием, что не услышал моих шагов и обернулся, лишь когда я был уже рядом.

– А, Джок, – промолвил он. – Что, сегодня вышел пораньше?

– Я видел вас! – задыхаясь, вскричал я, и в горле у меня сделалось сухо, как у больного ангиной.

– Видел? – переспросил он и присвистнул. – А знаешь, Джок, это и хорошо. Я как раз сегодня собирался прийти в Вест-инч и все тебе рассказать. Может, так оно и лучше будет.

– А я считал тебя другом! – голосом, полным презрения, произнес я.

– Ну, Джок, будь благоразумным. – Он засунул руки в карманы и стал покачиваться с пятки на носок. – Давай я расскажу тебе, как обстоят дела. Посмотри мне в глаза, и ты поймешь, что я не лгу. Значит, так. Я встретился с Эди, то есть с мисс Калдер, в то утро еще до того, как пришел к вам, но у меня были причины посчитать, что она свободна. Поэтому я и позволил себе увлечься ею. А потом ты вдруг сказал мне, что она несвободна и вы собираетесь пожениться. Для меня это было настоящим ударом. У меня тогда мозги набекрень пошли. Несколько дней я вел себя, как распоследний дурак, и слава Богу, что до сих пор не загремел под фанфары. Потом я случайно снова с ней встретился… Клянусь тебе, Джок, совершенно случайно. И когда я рассказал ей о тебе, она рассмеялась и заверила меня, что вы относитесь друг к другу как кузены, а насчет того, что она несвободна или что ты ей больше чем друг, – это все глупости. Так что видишь, Джок, я не так уж виноват, тем более она обещала, что своим поведением даст тебе понять, как ты ошибаешься, думая, что имеешь на нее права. Ты же наверняка заметил, что она две последние недели с тобой почти не разговаривает.

Я горько рассмеялся.

– Да только вчера вечером, – возразил я, – она говорила, что я – единственный в мире мужчина, которого она может полюбить.

Джим Хорскрофт положил задрожавшую руку мне на плечо и заглянул в глаза.

– Джок Калдер, – сказал он, – я никогда не считал тебя лжецом. Ты что, хочешь обмануть меня? Признайся как мужчина мужчине.

– Я говорю правду, – подтвердил я.

Какое-то время он продолжал всматриваться в мое лицо с выражением человека, в душе которого происходит ужасная борьба. Прошло долгих две минуты, прежде чем он снова заговорил.

– Послушай, Джок! – с волнением в голосе начал он. – Эта женщина водит за нос нас обоих. Слышишь? Обоих. В Вест-инче она любит тебя, а здесь, на холмах, – меня, но на самом деле в ее дьявольском сердце нет никакого чувства ни к тебе, ни ко мне. Нам с тобой нужно объединить силы и вывести на чистую воду эту дрянь!

Но для меня это было уже слишком. Я никогда бы не позволил себе плохо подумать о ней и уж тем более не мог позволить оскорблять ее кому-либо, даже своему лучшему другу.

– Не смей о ней так говорить! – вскричал я.

– Что с тобой? Будь мужчиной! Я буду говорить о ней так, как она того заслуживает!

– Значит, так? – Я сбросил с себя куртку. – Вот что, Джим Хорскрофт, если ты скажешь о ней еще хоть одно плохое слово, я тебе его обратно в глотку засуну! Ты у нас хоть и великан, но я уж с тобой справлюсь, можешь поверить!

Он спустил свою куртку до локтей, потом медленно снова натянул ее на плечи.

– Не будь дураком, Джок! – сказал он. – Тебе все равно со мной не справиться. Старые друзья не должны ссориться из-за такой… Хорошо, не буду говорить кого. О, а вот, может быть, она сама хочет померяться со мной силой?

Я обернулся и увидел ее. Она стояла всего ярдах в двадцати от нас и спокойно улыбалась.

– Я уже почти дошла до дома, – сказала она, – когда увидела, что вы, мальчики, о чем-то оживленно разговариваете, и мне захотелось узнать, о чем это вы. Поэтому и вернулась.

Хорскрофт подбежал к ней. Увидев, какое у него лицо, она испуганно вскрикнула, но он схватил ее за руку и подтащил ко мне.

– Все, с меня хватит, Джок! – воскликнул он. – Вот она. Спросим у нее самой, кого из нас она предпочитает. Когда мы вместе, ей не удастся никого обмануть.

– Согласен, – сказал я.

– Отлично. Если она выберет тебя, клянусь, я больше никогда даже не посмотрю в ее сторону. А что ты скажешь?

– Если она выберет тебя, я поступлю так же.

– Хорошо. Ну вот что, мы с Джоком – честные люди и друзья, поэтому никогда не обманываем друг друга и теперь знаем о твоем двуличии. Я знаю, что ты говорила ему вчера, он знает, что ты говорила мне сегодня. Все понятно? А теперь ответь, честно и откровенно, реши раз и навсегда, кого ты выбираешь, Джока или меня?

Я ожидал, что она зальется краской от стыда или убежит прочь, но вместо этого глаза ее вспыхнули, да так ярко, что, готов поклясться, для нее это был самый счастливый день в жизни.

Никогда еще Эди не казалась мне столь прекрасной, как в ту минуту, когда она, озаряемая холодным утренним солнцем, переводила взгляд с меня на Джима. Я уверен, что и он это заметил, потому что отпустил ее руку и искаженное гневом лицо его разгладилось.

– Говори, Эди, кого ты выбираешь? – повторил он.

– Вы ведете себя как мальчишки! – сказала она. – Джек, ты же знаешь, как я к тебе привязана.

– О, так иди же к нему, – воскликнул Хорскрофт.

– Но люблю я Джима. Никого в мире я не люблю так, как Джима.

Она прильнула к нему и прижалась щекой к его груди.

– Понял, Джок? – сказал он, приобняв ее.

Да, я понял. Не произнеся ни слова, я побрел в Вест-инч, откуда совсем недавно вышел совершенно другим человеком.