Читать книгу Приключения Шерлока Холмса - Артур Конан Дойл, Исмаил Шихлы - Страница 13

Всю ночь они ехали по заваленным камнями, то и дело исчезающим тропам, петлявшим по дну извилистых ущелий. Не раз сбивались с пути, но доскональное знание местных гор позволяло Хоупу снова и снова находить верную дорогу. Когда рассвело, их взорам открылась картина восхитительной, хотя и дикой красоты. Со всех сторон их окружали высокие снежные вершины, которые, выглядывая одна из-за плеча другой, тянулись до самого горизонта. Их каменные склоны были такими крутыми, что росшие на них лиственницы и сосны выглядели подвешенными в воздухе. Казалось, достаточно одного порыва ветра – и они сорвутся путникам на головы. Опасения, видимо, были не напрасными, потому что замкнутая горами котловина оказалась сплошь завалена деревьями и обломками скал, сорвавшимися с гор. Как раз в тот момент, когда они пересекали долину, огромный валун скатился вниз с треском и грохотом, разбудившим дремавшее в ущелье эхо, которое настолько напугало лошадей, что они припустили галопом.

По мере того как на востоке над горизонтом всходило солнце, вершины огромных гор зажигались одна за другой, словно праздничная гирлянда, пока огненно не засияли все разом. Это волшебное представление взбодрило беглецов и придало им сил. На берегу бурного горного ручья, стремившегося через ущелье, они устроили короткий привал, напоили лошадей и сами позавтракали на скорую руку. Люси и ее отцу хотелось отдохнуть подольше, но Джефферсон Хоуп был неумолим:

– Они наверняка уже отрядили за нами погоню, – сказал он. – Наше спасение – в быстроте. Вот доберемся до Карсона целыми и невредимыми – будем отдыхать хоть всю оставшуюся жизнь.

Весь этот день они ехали ущельями и к вечеру, по их подсчетам, находились более чем в тридцати милях от своих врагов. Для ночевки они выбрали место под скалистым уступом, кое-как защищенное от пронизывающего ветра, и, прижавшись друг к другу для теплоты, несколько часов поспали. Однако еще до рассвета снова пустились в путь. Никаких признаков погони заметно не было, и Джефферсон Хоуп уже подумал, что они теперь вне пределов досягаемости той страшной организации, чью вражду имели несчастье навлечь на себя. Но он не знал, насколько далеко может простираться ее тяжелая длань и как скоро беглецы почувствуют на себе ее железную хватку, которая их сокрушит.

К середине второго дня начал иссякать скудный запас провизии. Это не слишком обеспокоило охотника, ибо он знал, что в горах полно дичи, ему и прежде доводилось обеспечивать себя едой, полагаясь лишь на собственное ружье. Найдя небольшую ровную площадку, укромно защищенную со всех сторон скалами, он набрал сухих веток и разжег костер, чтобы его спутники могли согреться, ведь теперь они находились на высоте пяти тысяч футов над уровнем моря, и воздух здесь был такой ледяной и колючий, что пробирал до мозга костей. Привязав лошадей и помахав Люси на прощание, охотник закинул за спину ружье и отправился на поиски добычи. Отойдя на несколько шагов, он оглянулся и увидел, что старик и девушка сидят, придвинувшись к костру, а трое животных неподвижно стоят чуть поодаль. Но вскоре скалы скрыли от него эту трогательную картину.

Он прошел мили две, переходя из одной узкой теснины в другую, но не встретил ни зверя, ни птицы, хотя по ободранной коре на деревьях и по некоторым другим признакам мог с уверенностью сказать, что в этой местности водится немало медведей. Наконец, после двух или трех часов бесплодных блужданий, отчаявшись, он решил уже было возвращаться, но, случайно посмотрев вверх, заметил нечто, от чего у него радостно забилось сердце: на краю остроконечно выступающей скалы, на высоте футов трехсот-четырехсот, застыло существо, внешним видом напоминавшее овцу, но снабженное парой гигантских рогов. Снежный баран – именно так называлось это существо – вероятно, исполнял обязанности дозорного в стаде, которое было скрыто сейчас от глаз охотника; к счастью, баран смотрел в другую сторону и не заметил человека. Распластавшись на земле, Хоуп положил дуло ружья на камень для упора и долго целился, прежде чем спустить курок. Животное высоко подскочило, на миг задержалось на краю скалы, суча ногами, и рухнуло вниз.

Туша оказалась слишком тяжелой, чтобы тащить ее на себе целиком, поэтому охотник решил отрезать лишь заднюю часть и кусок грудины. Взвалив свой трофей на плечо, он заспешил обратно, так как начинало смеркаться. Однако вскоре он обнаружил, что, увлекшись поисками добычи, оказался в незнакомом ему месте и теперь не мог сообразить, куда идти. Долина, в которой он очутился, имела множество выходов в разные большие и маленькие ущелья, так похожие друг на друга, что их почти невозможно было различить. Он углубился в одно из них, но, пройдя чуть больше мили, уткнулся в горный поток, которого явно прежде не видел. Поняв, что ошибся, Хоуп вернулся и попробовал пойти по другому ущелью – с тем же успехом. В горах темнеет быстро, и к тому времени, когда он нашел-таки нужную тропу, на землю опустилась ночь. Теперь, даже зная дорогу, охотник продвигался с огромным трудом: луна еще не взошла, а громоздящиеся с обеих сторон скалы делали тьму непроглядной. Обремененный добычей, уставший от долгих скитаний, он поддерживал себя лишь мыслью о том, что каждый шаг приближает его к Люси и что он несет достаточно мяса, чтобы обеспечить едой своих спутников и себя до конца путешествия.

Наконец он подошел ко входу в ущелье, где оставил Люси и ее отца. Даже в темноте он узнал очертания скал, окаймлявших его. Должно быть, Феррье с дочерью уже волнуются, ведь он отсутствовал почти пять часов. В радостном предвкушении встречи охотник сложил ладони лодочкой и, поднеся их к губам, издал громкий клич, оповещая о своем прибытии. Клич гулким эхом разнесся между скал. Охотник подождал, прислушиваясь, но, кроме эха собственного голоса, прокатившегося по ущелью и вернувшегося к нему затухающими повторами, ничего не услышал. Он крикнул снова, громче, но никакого ответа от друзей, с которыми незадолго до того расстался, не было. Смутный страх начал закрадываться в его душу, хотя пока он и сам не мог бы сказать, чего именно боится. Хоуп стремительно бросился вперед, в панике бросив драгоценную добычу.

Обогнув скалу, он очутился на той самой площадке, где еще недавно горел костер. Теперь на его месте тлела лишь кучка золы – было очевидно, что после его ухода никто огня не поддерживал. Вокруг по-прежнему царила мертвая тишина. Его смутные опасения переросли в уверенность, он поспешно огляделся и не обнаружил вблизи догоревшего костра ни одной живой души – ни старика, ни девушки, ни лошадей. Ему стало ясно, что во время его отсутствия здесь случилась ужасная катастрофа, унесшая их всех и не оставившая после себя никаких следов.

Сраженный этим чудовищным ударом, Джефферсон Хоуп почувствовал, как у него закружилась голова. Чтобы не упасть, пришлось опереться на ружье. Однако он был человеком действия и быстро оправился от временной слабости. Выхватив из пепелища тлеющую головешку, он раздул огонь и с этим факелом пошел осматривать свой маленький бивуак. Вся земля оказалась истоптана конскими копытами – значит, на беглецов напал большой отряд всадников, который, судя по характеру следов, отправился обратно в Солт-Лейк-Сити. Скорее всего, он и увез с собой обоих его спутников. Джефферсон Хоуп почти убедил себя в том, что так оно и было, но в этот момент взгляд его различил некий силуэт, при виде которого нервы напряглись до предела. Чуть в стороне от площадки, на которой располагалась их стоянка, возвышался небольшой холмик из красноватой земли, которого – он это точно помнил – прежде там не было. Принять его за что-либо иное, кроме как за свежую могилу, было невозможно. Подойдя поближе, охотник увидел воткнутую в холмик палку, в расщепленный конец которой был вставлен бумажный лист. Надпись оказалась краткой, но исчерпывающей:

ДЖОН ФЕРРЬЕ

житель Солт-Лейк-Сити.

Скончался 4 августа 1860 года

Значит, отважный старик, которого он несколько часов тому назад оставил на этом месте, мертв, и этот жалкий листок – единственная эпитафия, коей он удостоился. Джефферсон Хоуп стал дико озираться по сторонам в поисках второй могилы, но ее не было. Значит, Люси увезена своими жестокими преследователями. Судьба все же настигла ее: быть ей теперь одной из жен в гареме сына старейшины. Когда Хоуп осознал бесповоротность случившегося и собственное бессилие что-либо изменить, он пожалел о том, что не может найти упокоения здесь же, рядом со старым фермером, в его могиле.

Но опять врожденная активность натуры победила отчаяние, он сбросил с себя оцепенение. Раз ничего другого ему не оставили, можно, по крайней мере, посвятить оставшуюся жизнь отмщению. Наряду с безграничным терпением и упорством Джефферсон Хоуп обладал способностью долго и неотступно вынашивать свою месть – видимо, эти качества он перенял у индейцев, среди которых вырос. Стоя у покинутого костра, он думал о том, что смягчить его безмерное горе может только одно – неминуемое и достойное возмездие от его собственной руки, которое покарает его врагов. Отныне, решил он, вся его железная воля и неиссякаемая энергия будут направлены только на это. С побелевшим, искаженным гримасой страдания лицом он вернулся туда, где бросил свою добычу, и, раздув тлеющий костер, нажарил столько мяса, сколько нужно, чтобы хватило на несколько дней пути. Потом, увязав еду в узелок, невзирая на усталость, отправился через горы обратно, туда, куда указывали следы Ангелов мщения.

Пять дней, в кровь стирая ноги, выбиваясь из последних сил, тащился он вспять по той же дороге, по которой недавно ехал верхом. После наступления ночи падал от усталости между скал, чтобы пару часов вздремнуть, но еще до рассвета снова был на ногах. На шестой день он достиг Орлиного ущелья, из которого они начали свое роковое путешествие. Отсюда открывался вид на прибежище Святых. Измученный и истощенный, опершись на ружье, он яростно погрозил раскинувшемуся внизу молчаливому городу своим загрубелым кулаком. Потом, приглядевшись, увидел флаги, развешенные на улицах, и иные признаки торжества, но, не успев подумать о том, чему оно могло быть посвящено, услышал цокот лошадиных копыт и увидел приближающегося к нему всадника. Когда тот подъехал поближе, Хоуп узнал в нем мормона по имени Купер, которому он иногда оказывал разные услуги, поэтому счел возможным разузнать у него о судьбе Люси Феррье.

– Я Джефферсон Хоуп, – сказал он. – Вы меня помните?

Мормон удивленно посмотрел на него, озадаченный, – и впрямь в этом косматом оборванце с бескровно-белым лицом и дико горящим взглядом трудно было узнать некогда щеголеватого молодого охотника. Удивление, однако, сменилось страхом, когда мормон убедился в том, что это действительно Хоуп.

– Вы с ума сошли – зачем вы вернулись? – воскликнул он. – Если кто-нибудь увидит, что я с вами разговариваю, это может стоить мне жизни. Священная четверка выдала ордер на ваш арест за то, что вы помогли бежать Феррье и его дочери.

– Не боюсь я ни их, ни их ордеров, – серьезно ответил Хоуп. – Купер, вы должны что-нибудь знать о ней. Заклинаю вас всем, что вам дорого, ответьте мне на несколько вопросов. Мы же были друзьями. Ради бога!

– Ну, что у вас там за вопросы, – сжалился мормон, явно чувствуя себя не в своей тарелке. – Только быстро. У скал и деревьев тоже есть глаза и уши.

– Что сталось с Люси Феррье?

– Вчера ее выдали замуж за молодого Дреббера. Спокойно, парень, спокойно – вы же едва на ногах держитесь.

– Не обо мне речь, – отмахнулся Хоуп. Он побледнел еще больше, если это было возможно, и сполз на землю по скале, к которой прислонялся. – Вы сказали «выдали замуж»?

– Да, вчера – потому и флаги на улицах вывесили. Молодой Дреббер и молодой Стэнджерсон договорились между собой, кому она достанется. Они оба были в отряде, который отправили в погоню, и Стэнджерсон убил отца девушки, что вроде бы давало ему преимущество, но, когда они оспаривали свои права перед Священным советом, аргументы Дреббера оказались сильнее, поэтому Пророк отдал ее ему. Впрочем, долго она никому принадлежать не будет: поверьте, вчера я видел смерть у нее в глазах. Она больше похожа на призрак, чем на женщину. Ну, это все, что вы хотели узнать?

– Да, все, – ответил Джефферсон Хоуп, с трудом вставая. Его окаменевшее суровое лицо напоминало теперь лик мраморной статуи – лишь глаза горели недобрым пламенем.

– И куда же вы теперь?

– Неважно, – ответил он и, закинув винтовку на плечо, зашагал прочь по узкому ущелью в глубину гор, туда, где обитали лишь дикие звери. Но не было сейчас среди них зверя свирепей и опасней его самого.

Предсказание мормона сбылось. То ли из-за ужасной смерти отца, случившейся на ее глазах, то ли вследствие ненавистного замужества, к которому ее принудили, бедняжка Люси так и не оправилась от горя, она быстро зачахла и умерла, не прожив после свадьбы и месяца. Ее отупевший от пьянства муж, женившийся на ней исключительно ради наследства, недолго горевал из-за своей утраты; а вот другие его жены оплакивали Люси и, согласно мормонскому обычаю, всю ночь накануне похорон провели у ее одра. На следующий день рано утром, когда они собрались вокруг гроба для последнего прощания, дверь вдруг распахнулась и, к их невыразимому ужасу и изумлению, в комнату вошел свирепого вида мужчина в истрепанной одежде. Не произнеся ни слова и даже не взглянув в сторону перепуганных женщин, он приблизился к бездыханному телу, в котором еще недавно жила чистая душа Люси Феррье, склонившись, благоговейно коснулся губами ее холодного белого лба, а потом взял руку покойной и снял с ее пальца обручальное кольцо.

– С этим она в могилу не уйдет, – гневно рявкнул он и, прежде чем поднялась тревога, скрылся. Все случилось так быстро и казалось столь неправдоподобным, что очевидцы не то что не могли убедить других, они и сами не поверили бы тому, свидетелями чего оказались, если бы не один неоспоримый факт: золотое обручальное кольцо действительно исчезло с пальца покойной.

В течение нескольких месяцев Джефферсон Хоуп оставался в горах, ведя странную жизнь – скорее, жизнь дикого зверя, чем человека, – и вынашивая в душе план страшной мести, коей стал одержим. Среди мормонов ходили слухи о диковинном существе, обитавшем где-то в самых глухих ущельях и порой рыскавшем вблизи города. Однажды в окно дома Стэнджерсона влетела пуля, просвистевшая в футе от его головы и вонзившаяся в стену. В другой раз, когда Дреббер проходил под скалистым уступом, огромный камень сорвался сверху, и он едва избежал ужасной смерти, успев отскочить в сторону и плашмя броситься на землю. Два молодых мормона недолго гадали, кто на них покушается, и снаряжали в горы одну экспедицию за другой в надежде захватить или убить своего врага, но все попытки заканчивались безрезультатно. Тогда, в целях предосторожности, они решили никогда и нигде не появляться поодиночке, не выходить на улицу после наступления темноты и выставить охрану вокруг своих домов; однако по прошествии некоторого времени ослабили бдительность, поскольку их недруг больше не давал о себе знать: никто его не видел и ничего о нем не слышал. Они решили, что время охладило жар его мстительности.

Между тем оно отнюдь не охладило, а, напротив, разожгло его еще больше. Охотник был по натуре человеком упорным и не привык сдаваться, а всепоглощающая жажда мести так безраздельно овладела им, что для иных чувств места не осталось. Но в то же время он был человеком практического склада ума и вскоре понял, что даже его железный организм такого постоянного напряжения долго не выдержит. Из-за отсутствия крова над головой и полноценной пищи силы его стремительно убывали. Кто же воздаст мерзавцам, если он околеет, как пес, здесь, в горах? А коли он будет продолжать жить, как прежде, такая смерть неминуема. И это на руку лишь его врагам. Поразмыслив так, он нехотя вернулся в Неваду, на старые рудники, чтобы поправить здоровье и скопить денег, что позволило бы ему в дальнейшем добиваться своей цели без особых лишений.

Он намеревался провести в Неваде не более года, но стечение непредвиденных обстоятельств задержало его на рудниках почти на пять. Тем не менее и по истечении этого срока память о чудовищном злодействе у него не притупилась и не утихла жажда мести. Они были так же остры, как в тот вечер, когда он стоял у могилы Джона Феррье. Изменив внешность и имя, он вернулся в Солт-Лейк-Сити, нисколько не заботясь о собственной судьбе и готовый ко всему – лишь бы свершилась справедливость. Там его ждали дурные вести. За несколько месяцев до его возвращения в стане Избранных произошел раскол, часть молодых мормонов взбунтовалась против власти старейшин и, отколовшись от Церкви, покинула Юту. Среди них оказались и Дреббер со Стэнджерсоном; никто не знал, где их теперь искать. По слухам, Дребберу удалось продать большую часть своей собственности, так что он стал человеком весьма состоятельным, между тем как его приятель Стэнджерсон остался сравнительно беден. Так или иначе, их местонахождение было неизвестно.

Многие на месте Хоупа, как ни одолевала бы их жажда мщения, в подобных обстоятельствах сдались бы, но у Джефферсона Хоупа ни на миг даже колебаний не возникло. Не располагая никакими сведениями, перебиваясь случайными заработками, он переезжал из города в город в поисках своих врагов и так пересек чуть ли не все Соединенные Штаты. Год проходил за годом, его черные волосы посеребрила седина, но он, словно гончая в человеческом обличье, продолжал свое преследование, отрешившись от всего, что не было связано с единственной целью его жизни. И наконец его упорство было вознаграждено. Он лишь мимолетно увидел лицо в окне, но этого оказалось достаточно, чтобы убедиться, что люди, которых он ищет, находятся в Кливленде, штат Огайо. По возвращении в свое убогое жилище Хоуп уже имел детальный план мести. К несчастью, случилось так, что Дреббер, выглянув в тот момент из окна, тоже заметил на улице бродягу и прочел в его взгляде свой смертный приговор. Вместе со Стэнджерсоном, который служил у него теперь личным секретарем, он, не медля, отправился к мировому судье и заявил, что им угрожает опасность со стороны одержимого ревностью и ненавистью давнего соперника. В тот же вечер Джефферсон Хоуп был препровожден в тюрьму и, не сумев найти поручителей, провел в ней несколько недель. Когда же его наконец освободили, он обнаружил, что дом Дреббера опустел, и узнал, что тот со своим секретарем отправился в Европу.

Мститель снова потерпел неудачу, но лютая ненависть опять погнала его по следу врага. Однако для этого требовались средства, и пришлось сперва поступить на работу, чтобы, экономя каждый доллар, накопить денег на предстоящее путешествие. Собрав ровно столько, сколько было нужно, чтобы обеспечить себя самым необходимым, Хоуп отплыл в Европу и уже там продолжил преследование. Он переезжал из города в город, делал все, что в человеческих силах, но настичь беглецов ему так и не удалось. Когда он приехал в Санкт-Петербург, оказалось, что они только что отбыли в Копенгаген. В датскую столицу он опоздал на несколько дней: Дреббер со Стэнджерсоном успели перебраться в Лондон, и вот тут Хоуп наконец настиг их, а что случилось после этого, лучше всего становится ясным из признаний самого старого охотника, добросовестно воспроизведенных в дневниковых записях доктора Ватсона, коим мы уже столь многим обязаны.