Читать книгу Приключения Шерлока Холмса - Артур Конан Дойл, Исмаил Шихлы - Страница 15

Мы все были предупреждены о том, что в четверг обязаны явиться в суд, но когда четверг наступил, надобность в наших показаниях отпала. Высший судия взял дело в свои руки, и Джефферсон Хоуп предстал перед единственно непогрешимым и суровым трибуналом. Вечером того же дня, когда он был арестован, сердце его разорвалось. Утром его нашли лежащим на полу камеры с умиротворенной улыбкой на лице, какая бывает у человека, имеющего основания в смертный час, оглянувшись назад, признать, что жизнь была прожита не зря и работу свою он выполнил хорошо.

– Грегсон и Лестрейд будут рвать и метать, – заметил Холмс, когда мы на следующее утро обсуждали смерть Хоупа. – Все их надежды на шумный успех пошли прахом.

– Не думаю, что их заслуга в поимке Хоупа так уж велика, – возразил я.

– В этом мире важно не то, как много вы сделали на самом деле, а то, насколько вы умеете убедить окружающих, что сделали очень много, – с горечью заметил Холмс. И после паузы, уже не так грустно, добавил: – Впрочем, это неважно. Было бы куда огорчительней, если бы я упустил шанс участвовать в этом расследовании. Пожалуй, на моей памяти это самое интересное дело: на первый взгляд, очень простое, однако в нем есть немало поучительного.

– Простое?! – воскликнул я.

– В общем-то – да, сложным, по сути, его назвать трудно, – улыбнулся Холмс, видя мое изумление. – И доказательством его простоты может служить тот факт, что без каких-либо вспомогательных средств, полагаясь лишь на весьма незамысловатые умозаключения, я смог поймать преступника за какие-то три дня.

– Этот факт неоспорим, – признал я.

– Я ведь уже объяснял вам: все, что выходит за рамки обычного, скорее помогает, чем мешает расследованию. Решая подобные загадки, очень важно уметь заглянуть в прошлое. Это очень полезное и вовсе не такое уж сложное умение, жаль, что люди не придают ему должного значения. В повседневной жизни важнее думать о будущем, поэтому-то у нас и не развита способность осмыслять прошлое. Из пятидесяти человек сорок девять мыслят синтетически, и лишь один – аналитически.

– Простите, я не совсем вас понимаю.

– Это не удивительно. Попробую выразиться ясней. Большинство людей, если вы изложите им последовательность событий, смогут предсказать результат. Они в состоянии сопоставить факты и сообразить, что из них вытекает. Но только очень немногие, зная результат, способны на основании интуиции развернуть цепочку вспять, чтобы догадаться, какие события привели к этому результату. Вот это я и называю умением заглянуть в прошлое, или аналитическим мышлением.

– Понимаю, – сказал я.

– Мы столкнулись с делом, в котором был известен результат, все остальное нам предстояло выяснить самостоятельно. Позвольте мне продемонстрировать вам, как развивалась моя мысль. Начнем сначала. К дому, как вы помните, я предпочел подойти пешком, заранее не строя никаких предположений. Естественно, я начал с осмотра дороги, на которой, как вы уже знаете, увидел четкую колею от колес кэба. В результате опроса свидетелей выяснилось, что кэб мог приезжать туда только ночью. По ширине колеи я определил, что это был именно кэб, а не частный экипаж: извозчичий гроулер[38] имеет гораздо более узкий просвет между колесами, чем господский брогам[39].

Это было первое звено. Потом я медленно прошел вдоль дорожки палисада – к счастью, глинистой, на ней следы отпечатываются гораздо четче. Вам она, несомненно, представлялась просто грязным месивом, но моему опытному взгляду каждый след на ее поверхности был внятен. Для сыщика нет ничего важнее, чем умение читать следы. Увы, именно это умение у нас игнорируют в первую очередь. К счастью, я всегда придавал ему особое значение и много этим занимался, так что чтение следов стало моей второй натурой. Поверх всего я увидел глубокие отпечатки ботинок констебля, но разглядел также и следы двух ранее проходивших по дорожке мужчин. О том, что они побывали там первыми, догадаться было нетрудно: местами их следы были полностью затоптаны. Так прояснилось второе звено. Теперь я знал, что ночных посетителей было двое: один – очень высокого роста (это я определил по длине шага), другой модно одетый – отпечатки его подошв были узкими и изящными.

Войдя в дом, я получил подтверждение этой последней догадки: человек в элегантных туфлях лежал передо мной. Значит, убийство – если действительно имело место убийство – совершил высокий мужчина. На мертвом теле не оказалось никаких ран, но по ужасу, запечатлевшемуся на лице убитого, можно было с уверенностью сказать, что участь свою он провидел до того, как она его настигла. У людей, которые умирают от разрыва сердца или по иной внезапной естественной причине, лица никогда не бывают искажены. На губах покойного я учуял слабый кисловатый запах и пришел к выводу, что его заставили принять яд. То, что заставили, я понял по выражению страха и ненависти на его лице. Это же подтверждалось и методом исключения: никакие другие предположения не сообразовывались с имеющимися фактами. Не надо думать, что подобный метод убийства – нечто неслыханное. В анналах криминалистики имеются примеры принуждения к принятию яда. Любой токсиколог сразу же вспомнит, скажем, дело Дольского из Одессы или Летюрье из Монпелье.

Затем передо мной встал самый существенный вопрос – каков мог быть мотив преступления. Ограбление исключалось, поскольку у убитого, судя по всему, ничего не пропало. Тогда, может быть, политика? Или женщина? Этот вопрос предстояло решить. Поначалу я склонялся к последней гипотезе. Люди, совершающие убийства по политическим мотивам, быстро делают свое дело и убегают. В нашем же случае, напротив, все было проведено безо всякой спешки: преступник повсюду оставил следы, стало быть, пробыл в комнате довольно долго. Это больше похоже на обдуманную месть – значит, мотив преступления скорее не политический, а личный. И когда была обнаружена надпись на стене, я лишь укрепился в своем предположении. Больно уж откровенно это походило на попытку запутать следы. Когда же нашли кольцо, все сомнения у меня и вовсе отпали. Убийца, несомненно, использовал его как напоминание своей жертве о некоей умершей или пропавшей женщине. Тут-то я и поинтересовался у Грегсона, не задал ли он, посылая в Кливленд телеграмму, вопроса о каких-либо особых обстоятельствах в биографии Дреббера. Как вы помните, ответ был отрицательным.

Затем я продолжил тщательный осмотр комнаты, который подтвердил мои выводы относительно роста убийцы и позволил выявить дополнительные подробности – насчет трихинопольской сигары и длинных ногтей, – а также прийти к заключению, что кровь, которой был забрызган весь пол, шла у убийцы из носа: ведь никаких признаков борьбы обнаружено не было, а кровавые разводы находились в тех же местах, где и его следы. У людей, не страдающих высоким давлением, от сильного волнения редко идет носом кровь, отсюда можно было предположить, что преступник – человек полнокровный и, следовательно, краснолицый. Последующие события подтвердили мою правоту.