Читать книгу Венера в бегах. Рассказы - Артур Одинцов - Страница 7

Вначале потянулись строгие ели в голубоватых шлемах из игольчатой хвои. Шлемы были надеты друг на друга, словно ели – витязи – готовились к длительной битве. Зуев насмешливо глянул на соседа, стоящего у приоткрытого окна.

– Ну? И где же они?

Сосед хитровато усмехнулся.

– Не веришь? Можем, заспорим?

Он протянул ему худую, жилистую руку. Зуев спорить не хотел. Не для того он два с половиной года мерз на таежном лесоповале, чтобы так просто отдавать свои кровные.

Ели кончились, потянулась дощатая платформа, а следом за ним приземистое здание вокзала.

Сосед заливисто хохотнул.

– Во, дружбан, гляди!

Зуев прилип к окну. Боже мой, по вокзальному перрону, как по приморскому бульвару в пик курортного сезона, вышагивали десятки молодых, стройных, улыбчивых женщин! Увидев приближающийся поезд, они разом повернули головы и стали пристально вглядываться в скользящие мимо вагонные окна. Словно надеялись увидеть знакомое лицо.

Одна из молодух – веснушчатая, с вздернутым носом – синими бесстыжим взором, как алмазом по стеклу, резанула Зуева по глазам. Сердце затрепыхалось, забилось, словно яблоко на гибкой ветке от порыва внезапного ветра.

– И что, они все продаются? – растерянно пробормотал Зуев.

Сосед развел руками.

– Так я ж говорю… Все! Абсолютно все… – мимо с зазывным смешком пробежала парочка волооких девчушек. – Вот, уже кто-то снял… – сосед засмеялся. – Понимаешь, здесь работы нет уже несколько лет. Все заводы стоят. Те, кто мог, уехал… А те, кто остался, идут на панель. То есть, на перрон. А что? … – он хохотнул, глядя на крупную, дебелую женщину средних лет, которую за руку вел к вагону худенький мужичонка, – небось, мужик жену привел продавать… До Москвы ехать четыре часа, – весело продолжил сосед. – Даешь проводнику на лапу пятьсот рубчиков. И бабе тыщу, – сосед повернулся к Зуевe, не отрывающегося от окна. – И забавляйся с ней четыре часа… А назад бабы электричкой едут. Бесплатно… Так что, почитай, ту же тысченку они целиком привозят в семью. А в этом городке за три косаря можно целый месяц жить…

Зуев растерянно покачал головой. Надо же!

– Так что ж это получается? – Зуев вздохнул. – Город блядей?

Сосед нахмурился.

– Не блядей, а проституток. Разницу улавливаешь?

Зуев пожал плечами.

– Для меня что в лоб, что по лбу…

Зуев уставился в окно. Та самая, курносая синеглазка остановилась рядом с его окном, зазывно усмехнулась.

– Ну, что? До Москвы не желаем развлечься?

Синие ее глаза, как две звезды над таежным лесоповалом, смотрели ему прямо в душу.

Зуев растерянно оглянулся. Неужели за какую-нибудь тысячу рублей можно купить такую красавицу?

Он с силой рванул дверцу купе, толкнул спящего Рябинина.

– Мишка, здесь бабы продаются! Красавицы… – он мечтательно вздохнул. – Может, возьмем по одной… До Москвы… попрыгаем…

Сонный Рябинин недовольно приоткрыл набухшие веки.

– Ты, братан, чего? Сбрендил? – его громадная рука, как рачья клешня, вылезла из- под скомканной простыни, потянулась к стакану с недопитой водкой. – Какие бабы, Зуенок? Ты бы лег, поспал… А то Москву проедем…

Зуев усмехнулся.

– Ну, не хочешь, так не надо. А я себе возьму… Хватит суходрочкой заниматься…

В леспромхозе женщины были большой редкостью. За два года Зуев дважды дорывался до женской мякоти, и то, в порядке общей очереди, под понуканье и с похабными комментариями. Так что, почитай, ничего и не распробовал.

Зажав в руке ворох смятых сторублевок, помчался по коридору. Поезд уже тронулся, когда Зуев, оттолкнув проводника, выглянул из двери.

– Эй, синеглазая, прыгай…

Красавица, увидев Зуева, мигом сиганула на подножку. Только грудь, как два арбуза в сетке, взлетела и опустилась. Зуев сладко зажмурился.

Водку она слегка пригубила и тут же начала раздеваться. Зуев с нарастающим гулом в сердце смотрел на ее полные белые руки, на стройную шею с тонкой цепочкой, на улыбающиеся губы.

Она аккуратно сложила вещи и смущенно глянула на Зуева.

– Что, худощавенькой, ты как больше любишь: сверху или снизу? Или, может, сзади?

Зуеву было все равно. Он налил водки в стакан до краев, выпил и потянул женщину книзу. Она покорно распласталась на полке, словно пышное тесто, только что вынутое из печи, раскаталось рулончиком. Зуев аккуратно, медленно вошел в ее горячее лоно и тут же кончил.

– Ты бы силы поберег… – горячо шепнула она, – до Москвы —то еще не близко…

Она напрасно его предупреждала. Уже через десять минут Зуев был готов к новым подвигам. Его жилистое, продубленное морозными ветрами тело, было сильным и выносливым. Он целовал ее крепкую грудь, кусал сливочный живот, а в голове беспокойной электропилой жужжала мысль: «А может жениться? Вон, баба-то какая – справная, добрая».

От таких мыслей желание становилось нестерпимым, Зуев с жадностью набрасывался на эту здоровую спелость, чтобы через полчаса, на время погасив желание, не воспламениться снова.

А женщина, чувствуя его нежность, старалась, как могла: вертела сочными бедрами, стонала, прожигала его тело долотами восставших сосков, шептала на ухо безумные слова.

Рябинин все это время, спал, отвернувшись к стенке. Только через час, в тот самый момент, когда синеглазка, не в силах сдержаться, крикнула из последних, блаженных сил, Рябинин вскочил и, испуганно протирая глаза, уставился на потного Зуева, оседланного голой, бесстыжей всадницей.

– Зуенок! – хрипло и радостно рявкнул Рябинин, – я тоже хочу…

За два года на лесоповале, они сроднились, стали, как братья. Последний кусок хлеба, последний рубль, последнюю уцелевшую пилу делили пополам. Однажды Рябинин вытащил Зуева из проруби, можно сказать, спас жизнь. А сколько носов они проломили тем, кто не уважал их дружбу?

И все же делиться этой женщиной Зуеву почему-то не хотелось. Никак не хотелось. Жалко было делиться.

Зуев молчал.

– Ну, иди сюда, цыпочка! – рявкнул Рябинин, хватая женщину за руку. – Иди к дяде, а то Зуенок уже устал…

Женщина испуганно поглядывала то на Рябинина, то на Зуева, словно ожидая его приказа.

– Ну, чего ты, иди же! – Рябинин рывком потянул женщину на себя.

– Оставь ее! – крикнул Зуев, приподымаясь на локтях. – Это моя баба!

Рябинин застыл. Медленно, по миллиметру повернул голову к другу.

– Зуенок, ты забыл, как мы с тобой… – он протянул к нему руку.

Зуев молчал. Только крепче сжимал женскую ладонь.

– Ну, иди же, ко мне… – засмеялся Рябинин. – Зуенок выкабенивается… Неужто мы, братан, из-за бабы будем…

– Будем! – резко выкрикнул Зуев. – Я может такую всю жизнь искал…

Рябинин внимательно посмотрел на друга. Усмехнулся. Потянулся к столу, плеснул в стакан водки. Взял в руку нож, отрезал кружок колбасы. Выпил…

Взмах был коротким и сильным. Лезвие наполовину вошло Зуеву в грудь. Голая женщина с безумным криком рванулась в коридор.

Бледный, задыхающийся Зуев, угасая, смотрел на Рябинина. Он не успел встать, слабеющие локти скользили, кровь алой лентой пересекала голую грудь. Его глаза закатились, подернулись смертной пленкой, как остывающая прорубь льдистой корочкой. По коридору бежали люди.

– Был у меня друг… – задумчиво сказал Рябинин, натягивая рубашку, – Да умер… Умер Зуенок…

Дверь купе с грохотом распахнулась. Люди кричали.