Читать книгу Театр одного зрителя - Артур Саргисович Саканян - Страница 14

Она вошла в зал, и чуть не запрыгала от радости. Ей выпала роль легкомысленной крестьянки, у которой и корова сдохла, и куры не несли яйца, а крестьянке – всё нипочём.

Несмотря на неопытность, она мгновенно вошла в образ. Жизнерадостные размышления крестьянки о «счастливом избавлении» от забот, связанных с продажей яиц и уходом за коровой, в сочетании с песнями и танцами, получились великолепно.

Членам комиссии просто не верилось, что это импровизация. Они удивлённо переглядывались, одобрительно кивали и еле сдерживали себя от смеха. Однако режиссёр почему-то мрачнел, а под самый конец выступления, резко встал и пошёл к выходу. Краем глаза она увидела это и запнулась. Коленки дрогнули, листок с заданием выпорхнул из ослабевших рук. Присев на корточки, она попыталась поднять его, но он будто прилип к полу. Режиссёр удалялся, члены комиссии молчали, и она растерялась…

Она уже была готова взорвать тишину криком «не уходите!» как режиссёр вдруг сам резко повернулся, и как засмеётся:

– Попалась, попалась! Вы даже не знаете, что, невзирая ни на какие обстоятельства, актёр до конца должен быть в своей роли. Вы нам не подходите. Прощайте.

Слёзы брызнули из глаз, а члены комиссии зашумели.

– Бунт на корабле? – с усмешкой спросил режиссёр, возвращаясь. – Лучше посмотрите на вашу плаксивую хохотунью, – и отеческим тоном продолжил:

– Ну-ну, утрите слёзки. Подрастёте, и милости просим к нам.

Члены комиссии обступили режиссёра.

– Хорошо, – прервал их режиссёр. – Обещаю, что через год она без конкурса будет в театре. Теперь все довольны?

Он подался вперёд, раскинул руки в стороны и застыл. Члены комиссии дружно закивали, а она, сидя на корточках, роняла и роняла слёзы на листок с её первой ролью в настоящем театре.

– Оставьте нас, – попросил режиссёр, и члены комиссии неспешно удалились.

– Встаньте, утрите слёзы и слушайте внимательно, – тихо начал режиссёр. – Надеюсь, вы понимаете, что вся эта кутерьма нужна для зала, набитого зрителями. Подчёркиваю, зри—те—ля-ми, то есть их много. А теперь представьте, что вы на сцене, и вдруг у кого-то разболелся живот. Он выходит из зала, вы останавливаете спектакль и ждёте пока он вернётся…

– Не отказывайте мне, прошу вас, – взмолилась она, но, утерев слёзы, собралась с духом и твёрдо продолжила:

– Теперь я уже знаю, что роль надо играть до конца. Такое никогда не повторится.

– Вы меня плохо поняли, – возразил режиссёр. – Объясняю ещё раз. Существует театр одного актёра. На этом строился наш конкурс. Но вы играли только для меня. Как только я ушёл, хохотушка превратилась в плаксу. Это уже не театр, а какой-то балаган. Я же не единственный зритель. К тому же, я не зритель, я… я режиссёр.

Доводы были неубедительны даже для такой пигалицы, впившейся в него глазами, и режиссёр почувствовал себя неловко. Он задумался, как бы побыстрее избавиться от назойливой девицы, и внезапно его осенило:

– Про театр одного актёра я вам сказал, а про театр одного зрителя я ничего не знаю. Нет такого театра, и вы ошиблись адресом. Прошу вас немедленно покинуть зал.

Немигающим взглядом она продолжала смотреть ему в глаза, и режиссёр стал терять терпение.

– Ах, так! Или вы докажете, что театр одного зрителя существует, и сразу становитесь ведущей актрисой, или двери моего театра для вас закрыты навсегда. Теперь, ясно?! – заорал он и отвёл глаза в сторону.

От его крика, или от оттого, что он не посмотрел ей прямо в лицо, она успокоилась и тихо, но твёрдо произнесла:

– Я вам не верю, и никуда не уйду.

– Вот вы как?! Так вот вы как?! – взревел режиссёр.

Спустя мгновение, он всё же собрался, и спокойно заявил:

– Ну, раз вы так, тогда уйду я! – и пошёл к выходу.

«Он меня разыгрывает и проверяет мои способности в драматической роли, – сразу же мелькнуло в голове девочки. – Смогу ли я довести эту роль до конца?» Она почему-то была уверена, что он, как и в первый раз, внезапно обернётся, а потом они уже вместе будут смеяться.

«В драме надо держать паузу, – пришёл на ум чей-то совет. – А может быть, уже надо что-то сказать? Но что? – гадала она. – А может быть, он шутит? – мелькнула спасительная мысль. – Какая же я глупышка! Не догадалась, что он шутит», – и она улыбнулась.

«Всё это шутка, шутка, шутка, – тут же застучало в голове, а параллельно мысль молила. – Ну, оборачивайся, уже пора», – но клеточки на сером костюме уплывали к выходу, на галёрке кто-то хлопнул дверью, портьеры у выхода качнулись, и всё замерло.

Вместе с тишиной душу охватила нарастающая тревога. «Неужели, это правда? Почему так?» – роились мысли. В страхе, что такая несправедливость может оказаться, как говорят, горькой правдой, она зажмурилась.

Вдруг она ясно услышала тихие хлопки. Сердце чуть не выпрыгнуло из груди при мысли, что это режиссёр вернулся и аплодирует ей. «Не верь» – шепнул кто-то, и она мгновенно открыла глаза.

Зал был пуст. Вытягивая шею, она водила глазами по рядам, а шум рукоплесканий, нарастая, уже бил в набат. Внезапно свет погас, и только огни рампы продолжали слабо освещать сцену. Неведомая сила сжала голову, и до сознания прорвалось, что это кровь так стучит в висках. От этого стука её затрясло, как в лихорадке, и она изо всех сил сдавила их ладонями. «Не быть тебе актрисой, пока тут хозяйничает режиссёр», – послышалось ей в гуле набата. Она вся затряслась и с содроганием ощутила, как всеми фибрами души возненавидела этого человека.

Дрожащими пальцами она скомкала листок и швырнула его вслед человеку, который своим смехом так легко и подло убил её мечту.