Читать книгу Слово закона. О магах и людях - Артём Останский - Страница 6

***

Орен остановился на высоком крыльце, обрамленном искусной деревянной балюстрадой, перед мрачной, обитой бронзовыми вставками дверью. С двери на него смотрело человеческое лицо, бронзовая гримаса карлика, осиянное слабо доходившим светом фонарей, бронзовые пятерни под ним зажимали массивный дверной молоток. Висящие по обе стороны от двери бра сливались с темнотой, не горели, как это было обычно.

«Спать все легли уж, и привратники, гады, куда-то запропастились», – выдохнул Орен, но войти не решился. Что-то тревожное охватило его, что-то удерживало на месте. Представление того, как посмотреть в глаза матери, сестре, реакция отца, который непременно узнал о происшедшем, – Орен развернулся и облокотился на перила крыльца, пытаясь совладать с собой.

Тишина. Ночная тишина; если не считать отдаленный стрекот сверчка где-то в соседских кустах. Каждый масляной фонарь окружали беспорядочно мельтешащие живые точки. Спокойная ночь. Теплая ночь. На безупречно черной, истыканной звездами, простыне из-за крылечного навеса выступал задумчивый полумесяц. Вдали сверкнул летящий огонек – падающая звезда. В детских сказках герои всегда загадывают желание при таком событии. Умиляющие воспоминания, детские воспоминания… Орену вспомнилось, как пару лет назад, сидя в саду с Нарией в одну из таких ночей, завидев падающую звезду, он бунтовал против детских замашек, когда сестра предложила ему загадать желание. «Боженька, пусть у нас все будет хорошо, пусть меня простят, пусть мама снова будет любить сестренку…» – пожелал Орен, закрыв глаза.

Тревога развеялась – от души отлегло. Он набрал в легкие воздуха и слегка отворил дверь, юркнул внутрь и неслышно закрыл ее. Впереди виднелось приключение: бесшумно прокрасться в комнату и улечься спать; а неприятный, но необходимый разговор отложить до завтра.

Его встретила тьма. Волнение снова вернулось к нему, но теперь некое общее, неопознанное – света в передней не было, – он не помнил ночи, когда спускался бы промочить горло или сходить в нужник, а канделябры внизу не горели. Орен осторожно ступил вперед. Доски на пороге предательски скрипнули. Он не удержался, создал небольшое пламя над ладонью. Скорчил гримасу отвращения – башмаком он, как оказалось, наступил в бесформенную лужицу чего-то багрового, липкого, почти засохшего.

Ужас поглотил сознание Орена. Воздух сделался вязким, витал неосязаемый аромат чего-то тошнотворного, неописуемого, как в предрассветном кошмаре. Помимо воли Орен направился по широкому красному следу, уползающему от лужицы во тьму.

В углу передней, справа от лестницы, из-под длинной льняной материи выступал ровный ряд продолговатых бугорков с человеческими очертаниями; в самом углу лежал совсем уж маленький бугорок. Орен онемел, в животе разливались холодные потуги – пламя над ладонью то вспыхивало, то ужималось до размеров огонька свечи, как бы от души хохоча над происходящим.

Орен сглотнул. Резким движением сдернул увесистую материю. Помимо слуг и Тиры в ряду лежали его отец, мать, сестра и младший брат. На месте правой руки Клаунериса была рваная культя. В груди у каждого зияла красная выемка, лишь у Клаунериса Младшего она располагалась на боку и у Даринии на шее.

Огромных усилий Орену стояло удержаться на ногах. Он зажмурился – изо всех сил пытался проснуться, пытался вырваться из трагического кошмара. Безуспешно: не мог отвести взгляда от мертвенно-бледных лиц, родных лиц, любимых лиц.

Нить с реальностью с треском рвалась. Он оказался у тела Нарии. Шрамы на ее лице по цвету сливались с кожей. Некогда пышущие жизнью сомкнутые губы, дарующие душевное успокоение, избавляющие улыбкой от всех тревог, теперь напоминали двух прижавшихся друг к другу земляных червей. Меж прикрытых век показывались узкие дуги белизны, могильной белизны закатанных глаз. Содрогающейся десницей Орен прикоснулся к ее холодной, одеревеневшей щеке. Он засмеялся, и смех его напоминал истерический плач, хоть глаза оставались сухими.

– Орен! – Ему словно дали пощечину. Слева раздался родной голос, голос Нарии, но не просто слышался снаружи, а разносился еще и внутри головы.

Он не отвел очей от бездыханной сестры, будто не слышал ее голоса.

– Орен! – настойчиво вскрикнул кто-то голосом Нарии.

Орена переколотило – резко повернулся на голос.

Перед ним стояла – или, точнее, висела в воздухе – Нария! – вернее, ее полупрозрачный силуэт. Лицо ее не выражало эмоций: ни томной радости от забавной истории, рассказанной Ореном, ни загадочной грусти во время молчания.

– Нет, Орен, это не сон, – ответил силуэт на его мысли. – И я не душа твоей сестры. Никакой я не дух. Прекрати задавать глупые вопросы – ты сам знаешь, кто я. Ты сам создал меня, неосознанно, – вот только что. Вернее сказать, я всегда был… или была – как тебе удобно – с тобой, и ты это знаешь. Перестань задавать вопросы, на которые сам можешь найти ответы… в глубине себя.

Орен ответил силуэту равнодушным взглядом. Развеял пламя. Боком втиснулся между мертвой матерью и сестрой, обнял Нарию. Прильнул щекой к холодному плечу – из его закрытых глаз потекли неудержимые слезы, смиренные и обреченные.

– Послушай меня! – раздался строгий голос сестры, но не снаружи, а внутри. В голове. Словно ему подумалось чужими мыслями, или он сам влез в чужой разум. – Знаю, тебе тяжело. Но ты же сам все прекрасно понимаешь, не заставляй меня озвучивать твои собственные мысли. Ты знаешь, кто мог такое сделать. И знаешь, что и ты должен здесь лежать. Вставай! Потом погорюешь. Они могут вернуться!..

За дверью раздался отдаленный мужской голос. Два мужских голоса. Стук шагов на лестнице. Грубый хохот. Полоса тусклого света из дверного проема разрезала переднюю напополам и пропала за закрывшейся дверью. Скрип досок на пороге. Свет факела освещал двух мужиков: крепко сбитый, высокий, со сломанной переносицей и тянущимися от нее черными синяками под глазами стоял с миной презирающего все живое, справа от него сплюнул державший факел незнакомец; Орена передернуло от вида его заячьей губы, которая делила верхнюю губу на два уродливых обрубка.

– Послушался тебя, осла траханного, – ворчал высокий. – Пошли к портовым, по чарке пропустим, ниче не будет, а мне терь ходи-свети делом энтоким.

– Да не ной ты, заманал! Сам кабан, а яко баба разнылся! – снова сплюнув, ответил «заячья губа». – Буит те. Не дело на трезвую голову трупы таскать – а тут их валом, вродь как. Пошли дом обшарим, глядишь, не все еще стражники порастаскали.

– Тс! Слышишь? Кто-то сопит.

– Спокойно, Орен… – прозвучал в мыслях голос Нарии.

Но Орен остался глух.

В мгновение ока он вскочил на ноги, метнул в неизвестных наспех созданную магическую конструкцию. Впрочем, «наспех» сказалось на качестве – огненный сгусток растворился в воздухе, не долетев до мужиков. Те покачнулись, отпятились, высокий громко выругался.

– За что?! Почему вы их?! – задыхаясь, вопил Орен. Второй огненный шар уже повис над его рукой.

– Дурак, ты что творишь?! – закричала Нария.

– Лэр, лэр! – в один голос взревели неизвестные.

Высокий упал на колени, склонил голову к полу.

– Лэр, мы ничего! Могилой матери клянуся! Ничего! Не жгите нас! – взмолился он.

Другой тоже встал на колени, но более сдержанно, спокойно.

– Милстливый лэр, мы не при делах! Мы люди подневольные, трупы таскаем токмо. Нам сказали – так, дескать, и так, надобно перетащить в мертвецкую – мы исполняем. Грамотой соответственной располагаем. – Он занырнул в потертую кожаную сумку и вынул помятый лист бумаги. – Во! Гляньте, коли хотите. А что да как не в нашей компинатэнции. Не знаем.

– Не знаем, – выпрямившись, стоя на коленях, замотал головой высокий.

– Вродь слыхали, – продолжал «заячья губа», – белых рук работа. Ну, этот, Белый орден. Вродь как некроманты тут завелися. Вот они и постарались. Белые то бишь. Ну, это этот… трупы вспарывающий в мертвецкой нам сболтнул. А так мы больше ни-ни, ничегошеньки не знаем. Наше дело маленькое…

«Чушь! Абсурд! Чушь несусветная! – подумал Орен. – Бред полный! Вэяр Даламора будет заниматься некромантией? Мама, что ли? Чушь! А больше некому! Ошибка! Они все мертвы… Мертвы из-за чьей-то дурацкой оплошности!»

– Белый орден… Ну да, как ты и думал, – поразительно бесчувственно произнес появившейся справа силуэт Нарии. – Не беспокойся, они меня не видят и не слышат, я существую только внутри тебя. Понимаю, мыслить здраво сейчас тебе не по силам, так что слушай и делай в точности, как я скажу! И без пререканий! Спроси у них, всех ли убили.

Немного помедлив, Орен спросил.

– А мы почем знаем? – отозвался «заячья губа». – То бишь это, милстивый лэр, ну вродь как же белые пощады не знают. Коли одного в чем обвинили, так сразу все семейство… того.

– А теперь давай-ка пламя создай… Угу. Приведи в порядок конструкцию заклинания. Еще флюид туда. Вот так, да. Сконцентрируйся, не распускай! Точно в шар вливай. Не забывай о руне Дор. Так. Теперь скрепи все это дело – Дул-то. Угу. Нет, слабо! Можешь лучше! Давай-ка Дих-ол, сожми максимально, но аккуратно. Стоп! Хватит. Фиксируй. Да, проводником – пользуйся Тос. А то сейчас в руке рванет. Давай еще флюид внутрь, заполни шар. Помедленнее! Не забывай о рунах Сен и Нек. Дор-за – разогрей сильнее. Молодец. А теперь совмести Дих-да и Тис. Вот, прекрасно. Запускай в эту парочку. – Указания Нарии летели стремительно, быстрее мига в реальном мире, но отчетливо различимо разумом.

Орен застыл, не сводил взгляд с носильщиков трупов – те стояли на коленях, переглядывались и напряженно глядели на огонь над его ладонью.

– Ну же, Орен, ты же сам понимаешь – шансы есть. Шансы, что в суматохе о нас забыли. А эти двое – потенциальные свидетели. Убей их. Сожги здесь все! Убей – и беги отсюда. Слишком рискованно их в живых оставлять. Сам же этого хочешь, сам думаешь об этом, но стараешься отстраниться. Не надо отстраняться – все правильно! Отыграйся на них. Представь, что это они заносят клинок. Бросай этот чертов шар!

Орен окинул взглядом семью… мертвую семью. Остановился на сестре, напрасно ожидая от нее совета, ожидая, что она сейчас поднимется, подойдет к нему, нежно улыбнется и заключит в ласковые объятия; ее очаровательные губки расплывутся в улыбке, на самом красивом лице в мире, между самыми прекрасными шрамиками появятся морщинки искренности; прошепчет нечто вроде: «Ты не такой, любимый братик, посмотри на них – они же люди, как и ты; а разве может человек убить другого человека? Невинного человека». Но она лежала недвижно. Бездыханная и холодная. А какая-то самозванка пользуется ее голосом и несет то, чего сестренка никогда бы не сказала.

– Убей! Убей! Убей! Давай! Медлить нельзя! Сожги их, сожги здесь все – пусть думают, что пожар случился и твой труп сгорел вместе с остальными – и беги! Беги из города, пока можешь. Убей! Убей! Убей!..

Он развеял огонь над ладонью.

– Нет… ты не она, – осознавая свое безумие, тихо проговорил Орен. – Сгинь! – резко выкрикнул он. – Убирайся прочь! я не желаю тебя слушать! Убирайся! Не лезь ко мне в голову!

Мужики, недоумевающе переглянувшись, поднялись и бросились долой из дома, не захлопнув двери.

Орен метнулся вслед за ними. Не зная, куда и зачем, не думая ни о чем, он просто бросился бежать, – бежать как днем: просто вперед – и плевать, что будет. Теперь уже все равно.