Читать книгу Убит заочно - Асаф Мер - Страница 5

Пробираясь через густые заросли, я с трудом мог рассмотреть что-либо у себя под ногами – тьма лишь слегка была разбавлена тусклым лунным светом, а густой белый туман обволакивал все вокруг, заслоняя корни деревьев. Спотыкался и падал, но вставал и шел дальше. Сквозь густые ветви деревьев я видел смутные проблески звезд, которые были слишком высоко, чтобы осветить мой путь. Все, что я мог видеть, – это туман: туман впереди меня, за моей спиной, куда ни поверни – повсюду эта навязчивая дымка. Я продолжал идти. Несмотря ни на что, я направлялся к своей ужасной цели.

Поляна.

Выйдя на лужайку, я замедлил шаг, осторожно ступая на залитую лунным светом траву. На самой кромке поляны краем глаза я заметил что-то похожее на отблеск лунного света на темно-фиолетовом мехе, но, повернув голову, не увидел там ничего, кроме серо-белой дымки и листьев.

Медленно добрел до середины поляны. Слабое сияние луны придавало траве особый вид – все, казалось, было покрыто хрупкими серебряными капельками.

Впереди я увидел колодец. Я знал, куда направляюсь, и понимал, что именно здесь находится цель моего нелегкого пути.

Подойдя к колодцу, я обхватил ладонями его края и поднял голову, чтобы посмотреть на звезды. Я не сводил с них взгляд, и они холодно мерцали мне в ответ.

Все-таки я заставил себя заглянуть в колодец. Мне стоило невероятных усилий посмотреть на то, что в нем находилось. Ведь именно за этим я пришел, именно это и было целью моего ночного скитания. Мне нужно было собственными глазами увидеть то, что хранила в себе тьма колодца.

Никакого желания делать это у меня не было, но я понимал, что должен. Я обошел колодец, чтобы не закрывать лунный свет и рассмотреть его содержимое.

Я посмотрел вниз и увидел тело без рук и ног, покачивающееся на дне лицом вверх. Я смог рассмотреть разлагающуюся плоть, шрамы на мраморной груди, обезображенное лицо, застывший взгляд правого глаза и личинок, выедающих левую глазницу и часть щеки. Но несмотря на то что тело было сильно изуродовано, несмотря на тусклость лунного света, я все равно смог узнать ее…

Несомненно, мой дикий крик могли услышать все соседи вокруг. Я сидел на кровати, покрывшись капельками пота.

«Даша! – закричал я, – Даша, ты, глухая тетеря, где тебя носит, когда ты так нужна?»

Бесполезно. Хоть из пушки стреляй, все равно не удастся ее разбудить. Мне уже давно стоило избавиться от нее, но я терплю ее, поскольку она единственное, что осталось мне от отца.

Я поднялся в поисках воды, чтобы умыться. Я никогда особо не отличался трепетным соблюдением социальных норм поведения, поэтому нагишом поволокся из спальни в сад. Сунул голову под прохладную струю воды. Смыв остатки кошмарного сна, я поднял глаза и увидел безумную улыбку на каменном лице фавна, будто он сам окатил меня струей свежей воды. Это статуя, украшающая верхнюю часть фонтана, была творением неизвестного скульптора, что неудивительно. Верхняя часть человека, ноги козла, безумный взгляд, злобная ухмылка. В правой руке он держал гусли, левой сжимал член, размерам которого мог бы позавидовать Приап. Мой отец всегда отличался ужасающим вкусом в декоре интерьера.

Начало светать. Даша наверняка отправилась на рынок за свежим хлебом и другими продуктами. Я пошел на кухню, наскреб несколько старых корок и отправился в свой кабинет. Войдя, я посмотрел на стол и увидел развернутый свиток Никандра с каталогами и описанием ядовитых тварей, тарелку с остатками вчерашнего ужина – цыпленка в соусе, а рядом пустой кубок из-под вина. Должно быть, именно это стало причиной моих ночных кошмаров, и у меня не было ни малейшего желания переживать их снова, даже днем.

Вместо этого я решил погрузиться в воспоминания Плавта. По его словам, собственная жизнь Плавта была еще более абсурдной, чем его пьесы. Хотя я не нашел ничего увлекательного – только иностранные короли и наложницы, диспепсия и опьянение.

* * *

Даша неторопливо вошла в мой кабинет, вернув меня на землю. «К вам посетитель, домине, – сообщила она своим хриплым голосом. – И он при деньгах».

Утро уже не было таким ранним. Из окон доносились звуки окончательно проснувшегося города. Пока я был погружен в чтение, Даша, по всей видимости, вернулась с покупками и занялась повседневными хлопотами. Многие люди ставят у дверей высокого крепкого раба, который отпугивает возможных посетителей и не позволяет непривлекательным социальным элементам войти без приглашения. У меня же была Даша. Она устраивала меня по трем причинам: во-первых, у меня не было средств содержать хорошего работника; во-вторых, даже самые стойкие смельчаки теряют дар речи и отходят в сторону перед пристальным взглядом Дашиного косящего глаза; а в-третьих, в моем деле образ старой карги – даже ее фальшивый образ – может создать правильное впечатление.

«Приведи его в мой кабинет, а затем помоги мне надеть тогу», – ответил я.

Одевшись подобающим образом и вернувшись в кабинет, я увидел молодого человека, который был явно чем-то обеспокоен. Он опасливо поглядывал через плечо, в то время как Даша изучала его со слегка ошалевшим выражением лица.

«Даша, принеси нам вина и холодной воды», – велел я ей, чтобы мы могли остаться с гостем наедине. Обойдя стол, я расположился на своем стуле, указывая гостю на стул, стоящий по другую сторону стола.

«Мой доминус хотел бы нанять вас, – начал он, едва коснувшись стула. – Дело личное и срочное, и мой господин готов платить за ваше время. Если вы согласны идти со мной, я вас отведу к нему сию минуту».

Я внимательно изучил его. На нем была простая туника из добротной ткани с круговой вышивкой, изображающей рыбу и амфору слева на груди. У него был здоровый вид и мягкие руки – возможно, писарь или секретарь с регалиями своего господина.

«Так что же нужно от меня одному из наших высокочтимых ронов?» Он не проявил удивления – это говорило о том, что я прав.

«Мне всего лишь было велено привести вас, Феликс Фокс. Доминус не велел мне обсуждать детали, однако, уверяю вас, дело очень важное. Мой господин заплатит щедро».

И я решил, что он действительно может себе это позволить будучи одним из пятнадцати ронов, избранных в этом году для управления Эгретией.

Тут в дверях появилась Даша, неся поднос с серебряным кувшином вина и кувшином холодной воды. Она поставила поднос на стол, и я предложил напитки посетителю.

«Если можно, добавьте побольше воды», – попросил он покорно.

«Перед тем как я смогу принять приглашение вашего господина, нам следует обсудить некоторые детали. Если позволите, начнем с вашего имени и имени вашего господина».

«Меня зовут Тифей, а служу я у Его Высокопревосходительства Маркуса Квинктиуса Корпио, Рона Писциума».

«Так что же Рыбному Рону понадобилось от меня? Я уверен, что у него есть доступ ко всем ресурсам Коллегии Меркаторум да и связи в других коллегиях».

«Как я уже объяснил, вы все узнаете из уст моего господина».

«Тогда что вы можете сказать для удовлетворения моего интереса и в подтверждение того, что я не буду попусту тратить свое время?» Не то чтобы у меня были лучшие планы на сегодня, но я чувствовал, что на этом деле можно заработать хорошие деньги.

«Это действительно чрезвычайно важное дело для моего доминуса. Оно носит личный характер и не касается его должности Рона рыбного хозяйства. Оно также не терпит отлагательств». Гость смотрел тревожно и стал выглядеть так, будто не выспался прошлой ночью. «Прошу вас, не откажите», – взмолился он.

«Хорошо, я пойду с вами, если вас устроят мои условия». Я удвоил свою стандартную ставку и добавил: «Плюс расходы». Он согласился, ни секунды не раздумывая.

«В таком случае пойдемте», – сказал я, до-пивая свое вино и сожалея о том, что не утроил ставку.

* * *

Мы свернули на узенький переулок, ведущий от моего дома вниз к Дороге дурных ароматов, от моего дома вниз к Дороге дурных ароматов, или, как ее чаще называли, Улице сыроваров. Видите ли, мой дом находится в районе Меридионали, в южной части предгорья Вергу, образующего Залив Эгретии. Несмотря на то что этот район был менее фешенебельным, чем Септентрионали – северная часть предгорья – или нелепо богатые склоны самой Вергу, он все же находился достаточно высоко над доками и рыбными рынками на берегу залива, чтобы считаться пристойным.

Тифей быстро шел впереди, уводя меня вниз по склону в направлении Форума в вершине залива. Он уверенно шагал сквозь лабиринт ведущих к воде узеньких улочек, вместо того чтобы обойти их по Викус Петроза – главной дороге, проходящей по окраине района Меридионали за моим домом.

Мы вышли на берег залива и пошли по набережной мимо причалов и складов в направлении Форума Эгретиум.

«Так скажите мне, Тифей, что за человек ваш господин?»

«Хороший человек. Он, скорей, человек живого ума, чем горячего нрава. Но сейчас он убит горем, и я бы очень хотел, чтобы вы ему помогли».

«И куда мы направляемся?»

«В его домус».

Не очень-то он разговорчив. Хотя, возможно, просто предан своему господину, и именно по этой причине ему было доверено привести меня.

Приблизившись к вершине залива и его официальным причалам морского флота, мы не свернули к Форуму, а повернули направо и продолжали идти вдоль воды между причалами и Коллегией Меркаторум. Скорее, шли в направлении района Септентрионали, чем вверх по склонам Горы Вергу. Многие роны, даже такие нижестоящие роны, как Корпио, достаточно богаты, чтобы жить высоко на склонах над Форумом. Однако некоторые из них предпочитают держаться подальше от коллег, жить поближе к деловым районам или же просто остаются в своих родовых поместьях.

Миновав Эмпориум Иуниус, мы поднялись к Септентрионали и вышли на улицу Викус Капрификус, по которой пошли вдоль холмов, проходящих через северную часть залива. Постепенно, по мере того как мы поднимались от воды, причалы и силосы, лавки купцов и ремесленников сменялись особняками все больших размеров. Чем выше поднимались, тем шире становилось расстояние между подъездными дорогами и входными дверьми, и тем меньше отличительных признаков можно было увидеть на стенах, выходящих на улицу.

Было начало Аврилиса, как раз после весеннего равноденствия, и дневная прогулка не была мне в тягость. Она давала возможность насладиться свежим воздухом и поразмышлять о том, что же рон мог иметь для такого как я.

Я спросил еще раз.

«В добром ли здравии пребывает рон?»

«Его Высокопревосходительство – мужчина в самом расцвете сил, и его здоровье отменно».

«А как продвигаются его дела? – добавил я. – Прошлая зима была тихой, кажется, без штормов».

«Его делопроцветает, впрочем, как и всегда. Свежие каракатицы уже на рынке, люди счастливы. Этот год на государственной службе обещает быть успешным».

«Значит, это личное дело».

«Это, действительно, дело чрезвычайно личного характера».

«Его жена?…»

«Моя госпожа отошла в мир иной семь лет назад, – сказал он, и лицо его приняло каменное выражение. – Прошу, позвольте нам дойти до моего господина, и он вам все объяснит».

Я сдался и решил остаток пути провести, наслаждаясь прогулкой и видами вокруг.

* * *

Мы подошли к домусу Корпио. Он находился за возвышенностью района Септентрионали со стороны утесов, вдали от шума и ароматов, доносившихся с рынков, расположенных на нижележащих берегах залива. В такую ясную погоду, как сегодня, отсюда можно рассмотреть весь город – залив с Портом Эгретии и его причалами в окружении восходящих склонов с красными черепичными крышами на противоположной стороне, разбросанными вверх по горе; к северу же простиралось широкое синее море. Немаловажно и то, что отсюда невозможно разглядеть нищету и убожество нижней Эгретии или учуять зловоние малоимущих, вся жизнь которых проходит на рынках, за готовкой и среди мусора за возвышенностью Меридионали вдали от залива.

Особняк Корпио был обращен к улице непритязательным фасадом. Это была пустая стена, выкрашенная в приглушенные красновато-коричневые тона. Массивная дубовая дверь с медными ручками и засовами была посажена глубоко в стену. С обеих сторон от нее возвышались кипарисы. В стену возле двери была врезана плитка с изображением фамильного герба в виде рыбы и амфоры. Тифей вежливо постучал в дверь, в ответ приоткрылась небольшая щель и тут же закрылась. Тяжелые двери распахнулись внутрь.

«Ожидайте здесь, – сказал Тифей, – пока я сообщу господину о вашем визите».

Как было велено, я остался в вестибюле. Через открытые двери виднелись просторный атриум с колоннами по сторонам, коридоры и проемы, ведущие вглубь особняка. Естественный свет проступал сквозь открытую крышу, поблескивая в неглубоком бассейне с золотыми рыбками, украшенном мозаикой с изображением морских обитателей. Окружающие его колонны были выкрашены в бирюзовый цвет, а танцующие на них лучики отраженного света создавали ощущение подводного грота. Я решил, что это, должно быть, его старинный фамильный дом, поскольку этот эффект был слишком изысканным для новой постройки.

Вернулся Тифей. «Пройдите, пожалуйста, за мной», – сказал он и повел меня через дом к кабинету его господина. Указав на вход, он зашел за мной и закрыл за собой дверь.

Хотя у меня и сложилось какое-то представление об этом человеке по слухам, распространяемым форумом обо всех наших избранных ронах, это была моя первая личная встреча с Корпио. Возможно, и имеет смысл быть в курсе последних новостей о сильных мира сего, однако я предпочитаю держаться от них подальше и не вмешиваться в их дела.

На вид Корпио казалось пятьдесят с небольшим; это был крупный здоровый мужчина, который начал слегка раздаваться в ширину. У него были длинный нос и высокие скулы; загоревшая кожа лица и рук говорила о его частом пребывании на солнце и ветру, впрочем, как и выгоревшие светлые волосы. Его когда-то зелено-голубые глаза отливали красным, будто он постоянно их тер. Должно быть, в молодости он провел немало дней в море, но с тех пор сдал немного, проводя большую часть жизни на суше, чего требовала карьера государственного служащего.

«Проходите, пожалуйста, и присаживайтесь, – указал он на кресло перед столом, в котором я и расположился. – Я осведомлен о вашей репутации, Феликс, и, что более важно, я знаю о вашем умении хранить секреты. Оба эти фактора чрезвычайно важны в сложившейся ситуации. Могу я на вас рассчитывать?»

Я кивнул.

Я давно усвоил, чтоесли высокопоставленный чиновник начинает разговор подобным образом, подробности будут раскрыты только на его условиях.

«Вопрос личного характера, – продолжил он, – в котором мне не обойтись без ваших талантов. Это не имеет отношения ни к другим ронам, ни к Сенату. Все, что вы найдете, необходимо сообщать только мне и никому другому».

Я опять просто кивнул. «Речь идет о моем младшем сыне Кэзо». Его голос дрогнул, как только он произнес имя сына. Он остановил на мне свой взгляд и моргнул несколько раз. Я сохранял молчание, позволяя ему собраться с силами. «Мой сын мертв. Прошлой ночью он был найден при весьма необычных обстоятельствах, и я прошу вас провести расследование.

Мой сын… мой младший сын Кэзо… всегда отличался от своего старшего брата Маркуса, он никак не мог привыкнуть к морской качке и никогда не интересовался делами и традициями нашей семьи. И все же он был любимчиком его покойной матери. Я старался воспитать в нем мужчину, достойного нашего рода, нанимал для него лучших учителей, пытался раньше обучить его нашему ремеслу. Но, к сожалению, он не проявлял к этому никакого интереса. Его все больше привлекали вино и поэзия, а не что-либо, достойное внимания. Он быстро оставлял любые начинания, но в то же время был всегда полон жизни и энергии, проводил много времени с друзьями.

В конце этого года что-то изменилось. Кэзо стал замыкаться, коротая дни напролет в уединении. Вначале мне казалось, что это всего лишь очередной этап его отношений, ведь все его сердечные дела имели мимолетный характер. Но вскоре это отразилось на его учебе. Я решил отправить его в путешествие к моему брату на Кеброс в надежде, что смена обстановки и глоток морского воздуха поднимут его дух. Мой брат, Публиус Квинктиус, обещал присмотреть за племянником и отвлечь его от тревожащих мыслей. У него большой загородный дом, там есть чем заняться, так что мы надеялись вытащить юного Кэзо из депрессии. Вместе с ним я отправил сына моего друга, Гнея Друсуса.

Вначале нам показалось, что это действительно помогло. Мой брат писал, что жизнь на островах пошла Кэзо на пользу, несмотря на то что его особо не интересовал семейный бизнес. Мальчики вернулись в конце навигационного периода и продолжили обучение.

Однако за зиму здоровье сына заметно ухудшилось. Он зачах – побледнел и совсем истощал. Я послал за самыми титулованными магистери карнеум, за лучшими докторами, которых только можно было найти за деньги, но он отказался принять их и сказал, что не нуждается в лечении.

Тогда я решил опять отправить его в морское путешествие, но на этот раз на более длительный срок. Вчера, однако, когда я сообщил ему о моем решении, он просто обезумел и напрочь отказался от поездки. Вначале он говорил, что не сможет жить без Эгретии, что я отправляю его в ссылку, подвергаю остракизму, что с таким же успехом я мог бы просто казнить его. Но я стоял на своем. Тогда он просто впал в бешенство, начал поносить меня самыми что ни на есть оскорбительными словами. Я распорядился, чтобы мой приказчик отвел Кэзо в его комнату. Еще какое-то время оттуда доносились ругань и вопли, но потом он, казалось, утих».

Рон остановился и сделал глубокий вдох, собираясь с духом. «Мой приказчик запирал дом, как обычно, в полночь. Он любил Кэзо, поэтому решил заглянуть к нему в комнату. Кэзо там не оказалось, но мой приказчик решил, что он выскочил на секунду за едой. Он начал его искать и уже хотел было звать меня, как вдруг увидел, как Кэзо возвращается с улицы. Он проследил за ним до его комнаты и остался доволен тем, что мой сын, казалось, пришел в себя. Однако утром, заглянув к Кэзо, он нашел его мертвым. Мальчик лежал на кровати с ужасной гримасой на лице. Его лицо… Вы вскоре поймете, почему меня так потрясли и смутили обстоятельства его смерти. Я хочу знать, как и почему он умер прошлой ночью. Хотя бы потому, что это хотела бы знать его мать, моя покойная жена».

* * *

Мы шли вместе – Корпио вел всех впереди, Тифей следовал за мной. Пройдя атриум, через небольшой коридор мы вышли в роскошный открытый сад. Мы направлялись к жилым и спальным помещениям в глубине особняка. На подходе я заметил выходящую на океан лоджию, между колонн которой открывались великолепные виды.

«Об этом еще никто не знает, – продолжал Корпио, пока мы шли, – кроме нас троих и моего приказчика. Мы заперли двери и не позволяли никому входить. Когда мы слегка оправились от шока, Тифей вспомнил о вас и вашем… опыте в подобных вопросах».

Мы остановились перед закрытой комнатой, и у меня по спине пробежал холодок. Я уже ощутил этот вполне различимый запах. Дверь в комнату охранял невысокий лысый мужчина изможденного вида, которого Корпио представил как своего приказчика. Он кивнул ему, и тот открыл запор и распахнул дверь. «Посмотрите сами, – сказал Корпио. – Мы оставили все в том виде, в котором обнаружили».

Когда я зашел в комнату, ставни все еще были закрыты и утренний свет пробивался сквозь щели, едва освещая все вокруг. Я мог рассмотреть очертания фигуры, лежащей на роскошной кровати, и отчетливо почувствовал запах опорожненного кишечника.

Я подошел ближе. Кэзо лежал на спине. Его тело было уже туго натянуто в результате трупного окоченения. Руки лежали вдоль туловища, поясница – выгнута над матрасом. Казалось, будто он застыл в болевом спазме. Я перевел взгляд на его лицо, и мое впечатление усилилось. Его глаза были зажмурены, ноздри раздуты, рот оскален в гримасе ужаса. Казалось, еще слышен слабый скрежет его зубов.

Я видел, как люди умирают – некоторые в сильных болевых спазмах, некоторых трупное окоченение застает в весьма необычных позах. Но я еще ни разу не видел, чтобы люди умирали, а их тела застывали посреди такого ужасного спазма.

Помимо запаха пота, мочи и фекалий, я чуял едкий сладковатый аромат, говорящий о начале серьезного дела, за которое можно получить хорошие деньги. Я подошел к окну и открыл ставни. Сзади раздался сдавленный крик. Я повернулся и осмотрел тело. Кэзо был красивым юношей лет восемнадцати, с золотистыми волосами до плеч, гладкой кожей, крепким подбородком и скулами и длинным носом. Он был олицетворением здоровья, если бы не признаки явно болезненной смерти.

Подойдя к кровати, я провел кончиками пальцев по предплечью Кэзо. Ощутил под рукой гусиную кожу, от чего меня передернуло. Я опустился возле него на колени и попытался аккуратно открыть ему глаза. Мускулатура его лица была сильно сжата и не поддавалась. Я попытался разжать ему зубы но это также было бесполезно, они были стиснуты слишком крепко, без единой щели.

Я отбросил легкое одеяло, оголив его тело. Сзади послышались резкие вздохи, и я едва сдержался, чтобы не отреагировать. Кэзо был юношей с хорошим телосложением. Он лежал перед нами обнаженный; поясница вздернута над матрасом. Но вовсе не это вызывало ужас. На его груди, прямо над сердцем, была выцарапана красно-фиолетовая татуировка с изображением семиконечной звезды. От нее лучи проходили вдоль ребер, огибая его торс и не касаясь живота. Наклонившись, я увидел слабые синие следы, проходившие вокруг красных линий; все они спускались по бокам к его тазу и гениталиям, обвивая мужское достоинство.

Едкий сладковатый запах, будоражащее прикосновение, татуировка – этого было вполне достаточно для того, чтобы установить общую причину смерти, но мне требовалось больше информации – и была единственная возможность получить ее. Достав нож из внутреннего кармана своей туники, я взглянул на Корпио.

«Могу я?»

Он смотрел на меня безучастно.

«Мне необходимо… извлечь некоторые образцы. Я открою его рот и глаза, чтобы увидеть, что внутри. Зрелище не из приятных, но лицо не будет обезображено. Мне нужно установить некоторые факты, чтобы иметь возможность расследовать причины смерти».

Он побледнел еще больше, прикрыл рот платком и слабо кивнул.

«Возможно, я смогу восстановить его черты, – добавил я, чтобы хоть как-то облегчить его боль. – У вас должна быть возможность похоронить его по всем обычаям, без каких-либо напоминаний о том, как именно он умер».

Я повернулся к телу. Легче всего было бы сломать ему челюсть, но я только что пообещал его отцу сохранить достойный вид для похорон. Из ножен моего кинжала я достал пару миниатюрных тонких лезвий, которые хранились в специальных отделениях из твердой кожи. Я провел пальцами по его челюсти в направлении ушей, ощущая напряжение мускулатуры. Под ухом, в точке ослабления напряжения, где мышцы крепятся к кости, я приставил одно из маленьких лезвий под углом и аккуратно вонзил его при помощи рукоятки моего кинжала. Под лезвием можно было почувствовать движение сухожилий. Лицо перекосилось – половина его расслабилась, а половина все еще оставалась застывшей в гримасе ужаса, будто перед смертью он внезапно сошел с ума. Когда я повторил эту процедуру с другой стороны, вся челюсть расслабилась.

Я открутил верхушку рукоятки кинжала и извлек плотный сверток. Аккуратно развернув его, я достал заостренную лучину из светлого дерева. Ею я проколол себе палец и положил лучину окровавленной стороной себе в рот.

Я был готов к тому, что должно было произойти, поэтому повернулся так, чтобы за моей спиной отцу не было видно головы сына. Положив руки на его челюсть, я надавил большими пальцами на подбородок и с силой открыл его рот. Деревянную лучину из моего рта я протолкнул как можно дальше ему в горло окровавленным краем вперед. Из его рта вырвалось ядовитое облако зловонных бледно-черных испарений. Я закрыл глаза, задержал дыхание и отклонился назад, чтобы защитить лицо. Было слышно, как кто-то поспешил к выходу и кого-то вырвало. Я ни с чем не мог спутать эти бурлящие, клокочущие, плавящиеся звуки и зловонный запах разлагающейся плоти. Деревянная лучина почернела от соприкосновения с его пищеводом. Я подошел чуть ближе к окну и увидел, что Корпио едва стоит на ногах, опираясь о дверной проем, Тифей стоит на коленях в саду, а приказчик куда-то исчез. Должен сказать, что Корпио справился лучше, чем я ожидал.

После извлечения лезвия из уже расслабленной челюсти я приступил к глазам. Вся сложность состояла в том, чтобы разжать их, не оставляя слишком видимых следов. Мы всегда смотрим человеку в глаза, чтобы установить с ним связь, прочувствовать его сущность. Глаза человека могут многое рассказать о нем без единого слова. Мы влюбляемся от одного только взгляда; и поэты уже неоднократно описали все это куда лучше меня.

Однако то, что я увидел за веками Кэзо, когда мне, наконец, удалось поднять их, явно не имело никакого отношения к чему-либо человеческому. Вначале я увидел лишь желтоватые глазные яблоки, но, вернув их в нормальное положение, я не заметил и следа от радужной оболочки, – только красный шестиугольник, очерченный черной линией. Я позволил яблокам закатиться назад, а векам – закрыться. Так, пожалуй, будет лучше.

Оставалось последнее. Я повернулся так, чтобы наблюдателям не было видно моих действий, поскольку то, что я собирался сделать, было nefas, святотатством. Я подсел ближе к торсу и сделал аккуратный надрез от солнечного сплетения вдоль линии ребер, очень стараясь не пересекать красные или синие знаки на его груди. То же самое я проделал с другой стороны, после чего на животе остался кроваво-красный клин, указывающий на грудину. Я вставил кончик кинжала под кожу вверху треугольника и аккуратно приподнял его, после чего откатил кожу, оголив его внутренние органы. Отделив слои плоти и мышц, я добрался внутрь и осторожно просунул руку по локоть под его ребра, пробираясь через влажные внутренности и легкие. Вдруг я нащупал отвердевшую массу на месте его сердца. Я вытащил ее, отсоединяя от вен и мест крепления к плоти при помощи рывков и аккуратных надрезов. Масса была абсолютно твердой. Наконец, я встал и вытянул руку. Проблески света отразились в пятнах крови на моей руке. В своей руке я держал то, то когда-то было сердцем Кэзо. Сейчас же это был лишь большой рубин в форме сердца.

«Если вам удастся продать это, я готов оплатить шикарные похороны, – сказал я, – однако вряд ли найдется покупатель. Очевидно, что это продукт некромантии».