Читать книгу Амирэвсле - Аста Корнели - Страница 2

Не знаю, сколько уж дней минуло, но работа идёт полным ходом. С прошлой работы я уволилась, со своими приколами, конечно, но таки уволилась. Меня оформили в театре «Ермолина» и даже дали премию за прилежание, старания и в качестве поощрения. Всё хорошо, что хорошо начинается.

За время моей работы в театре я многому научилась. Я стала творчески мыслить, выносливей физически, смогла, наконец, прочувствовать своё тело по полной.

Мы подружились с Катей. Внезапно мы начали гулять вдвоём, без Матвея, в основном после спектаклей (в которых я пока не танцевала), на выходных. Мы пили кофе, который я раньше терпеть не могла, ездили в Ялту, посетили органный зал (в который я сто лет собиралась сходить, но лишь Кате оказалось под силу меня вытащить), обсерваторию, смотрели фильмы дома у Кати. Однажды я просто не выдержала, и, когда мы лежали на диване, залипая на очередной сериал, я прошептала «Катя, я люблю тебя», чмокнув её щёку. Мои глаза наполнились слезами, а Катя обняла меня крепко-крепко и ответила: «И я тебя, подруженька моя». Она была немного растеряна, но сумела подобрать нужные (правда, не в моём случае) слова, полоснувшие по ещё свежей ране.

И вот настал день: я первый раз вышла на сцену. Это был фрагмент из «Избранных танцев», а именно восточный номер и ещё пара бальных. Типаж внешности у меня был в самый раз для «стандартных» (европейских) танцев, у Кати же – для латины. Она отличалась миниатюрностью, задором, кокетливостью; и хотя я абсолютно не любила загар (однако он ко мне, как нарочно, хорошо прилипал и, признаться, довольно неплохо смотрелся), а предпочитала аристократическую бледность, Катя, напротив, после четырёх месяцев южных солнечных ванн, со своим золотисто-кофейным оттенком кожи была потрясающе привлекательна, что я волей-неволей воображала её героиней бразильского сериала, непременно в платье с перьями, шествующей в колонне на карнавале, или эдакой Эсмеральдой, особенно когда она надевала серьги-конго и распускала хвост, позволяя волосам рассыпаться по пояснице.

Мы с группой танцоров выходили с номером, следующим за выступлением Кати. Танцевать с Катей на одной сцене меня здорово мотивирует, но я могу отвлечься, засмотревшись на её красоту и грацию. Поэтому, наверно, лучше нам рядом не стоять.

Когда подошёл к завершению наш концерт, я была преисполнена радости. Всё так гладко прошло, я была довольна. Доволен был и Александр Богданович. Он обнял меня, одарив быстрым поцелуем макушку, и сдержанно похвалил. В гримёрке я нашла Катю. На ходу мы обнялись. Её мокрые волосы сильно пахли лаком для фиксации и липли к моей шее. Её «Молодец, милая» я помню до сих пор. Тогда в темноте тех глаз читалась усталость. Подводка заставляла их краснеть, и мне оставалось только гадать, плакала ли она; если да, то почему. Я, не в силах управлять чувствами, прижалась к её губам. И убежала. Нас никто не видел. Пожалуй, это хорошо.

Я ни разу до той минуты не касалась девичьих губ. Какими мягкими они были. За секунду поцелуя я слетала в космос и обратно, и теперь, сгорая от смущения и от возбуждения, дотрагивалась до своих губ, пытаясь сохранить в памяти её запах.

Когда все уходили из театра, я решила подождать Матвея с Катей, ведь как-то нехорошо получилось, что я сбежала. Они идут… Я – в краску. Катя абсолютно не изменилась в лице, она подхватила меня под руку и позвала переночевать у них с Мэтом. Ничего себе поворот! Может, это и норма для неё, целовать подруг в губы, но почему она зовёт меня с собой?

Я согласилась, хотя что-то колебалось во мне.

– Ника, уже поздно, поехали. Ты засыпаешь.

– Я точно не помешаю?

– Ты что, Вероничка! Прыгай в машину. – Катя щёлкнула меня нежно по носу и села за руль.

Они увлечённо обсуждали что-то с Матвеем на передних местах. Я же притихла и старалась прийти в себя от переизбытка эмоций, не вымолвив ни слова за всю дорогу до их дома.

Когда Матвей был в ванной, я решила, что это удобное время поговорить с Катей.

– Катюш… – начала я; Катя в это время ополаскивала стаканы в кухне, напевая знакомую мелодию, которая меня почему-то раздражала.

– Ники! – Она вытерла руки о полотенце и взяла из вазочки последний кусочек мармеладки, стряхнув легонько кристаллики сахара, которые после этого всё равно прилипли в уголке её рта. – Как тебе? Горят мышцы?

Она боится? Обрывает меня? Меняет тему? Но при этом чего-то ждёт. Зачем ты позвала меня на ночёвку, девочка?..

До меня не сразу дошёл её вопрос, поскольку я была увлечена рассматриванием линии её губ и тем, как она прикладывала к ним пальчики один за другим, языком забирая с них сахар, который ещё десять секунд назад пыталась стряхнуть с мармелада.

– Голова слегка гудит, музыка была громкой.

– Да, бывает. Я заварила чай травяной, сейчас выпьем и уснём. Завтра выходной. Матвей зовёт меня кое-куда съездить, насчёт тебя я не спрашивала пока. Он, наверное, хочет вдвоём.

– Конечно, без проблем. Я с девочками организуюсь. Слышала, они идут в «Муссон» на каток. Я б тоже сходила.

– Аккуратно там! – Катюня с сонной нежностью взяла меня за щёчку и погладила подбородок.

– Спасибо тебе, буду. – Контроль уже был потерян, сейчас расстояние между нами максимально сократилась, и я немедля воспользовалась этим, бросилась к ней в объятия и, взяв её руки в свои ладони, прикоснулась губами к её губам и снова поцеловала. Не мимолётно, как в театре, а крепко прижавшись и волнительно выдохнув, как бывает, когда страстно и долго желаешь и волнуешься. Поцелуй был несильным, но не давал ей шансов сообразить. Иными словами, она не успела осознать, что я собиралась сделать. Это стало полной неожиданностью, притом и для меня тоже.

Катя неспешно отвела взгляд и отвернула голову к плечу.

– Прости, я не… – Она посмотрела в сторону ванной, поскольку шум воды смолк и Матвей мог вот-вот войти.

– Это ты меня прости… – Я закрыла лицо и села на пол.

«Я не…» – это я не могу или не хочу? или, вообще-то, я «по мужчинам»? Чёрт, я тоже думала так раньше. И было на удивление проще. Но она уже выдавала оправдания:

– Понимаешь, я просто… это чисто моё мнение, подруги так не… в общем, не целуемся мы, вот. – Катя, как девушка порядочная и крайне вежливая, спокойно пыталась мне объяснить, как она хочет, чтобы я не делала, но я уже ничего не понимала. Я никогда не думала, что смогу целовать девушку по-настоящему на трезвую голову, потому что я всегда влюблялась только в лиц мужского пола и не была любительницей всяческих экспериментов. Но её я полюбила. И давно.

– Господи, ради всего святого, Катенька, я очень хочу дружить с тобой, ты всё для меня, ближе, чем сестра, просто я забылась. – У меня началась сама настоящая истерика внутри, но я изо всех сил сдерживалась, чтобы не показать сожаление, коего однозначно и не было.

– Иди ко мне. – Катя протянула мне руку и потеребила плечо. В том месте, где она удерживала мою конечность, я слышала, как в артерии пульсирует кровь и вычисляла: сколько счётов она продержит, столько же дней останется ждать до самого желанного дня, когда она мне ответит… Ой, я сбилась, как только Катя сильнее сжала мою оцепеневшую руку. Видимо, такого дня не предвидится.

– Пойми, я не осуждаю, ты ничего не натворила, ты открыла свою душу. Я благодарна тебе, Ника.

Мы ещё долго стояли друг напротив друга, и это было довольно глупо, как мне казалось. Вошёл Матвей, окинув нас вопросительно-хитрым взглядом.

– Ну, чего секретничаете тут? Идёмте спать.

На следующий день я была разбита. Ребята взяли меня с собой, хотя я отнекивалась. Скорее всего, Катя, чтобы меня чуть-чуть взбодрить, уговорила-таки Матвея поехать втроём. Мы рванули на Ай-Петри. Декабрь же на дворе. Покатаемся на лыжах, сноуборде, кардинально сменим род деятельности.

Там мы сняли домик. Было холодно, поднялся ветер, и перед катанием нужно было утеплиться, а потом на всех парах лететь навстречу метели, ловя ртом снежинки, радуясь пустынным склонам, либо ждать, пока выйдет солнце и успокоится пурга, а также выползет толпа отдыхающих, ожидающих своей очереди на спуск.

Какое-то время мы разбирали вещи, ходили по комнате туда-сюда, не произнося ни слова. Мэт вышел проверить инвентарь. И всё бы ничего, пока мы с Катей одновременно не прикоснулись к шерстяной кофточке, лежащей на полу.

– Я подумала, что моя. Но нет, я свою такую не взяла. – Я начала тяжелее дышать, и произносимые слова с дрожанием вырывались наружу.

– Никуша, как ты? Всё хорошо?

– Да, нормально. – Я выдавила улыбку, и стало легче. Катя стояла передо мной такая малышка, личико совсем без макияжа; её добродушный взгляд и прикосновение бархатной руки к моей щеке окончательно растопили сердце и вскипятили в нём кровь.

– Знаешь, после вчерашнего поцелуя я… – Я напряглась от этих её слов, ждала сама не знаю чего. Она коснулась своего лба и отвела взгляд смущённо. – Я поняла, что это было так по-другому. Ты открыла мне глаза. Я стала чувствовать себя иначе…

Не дожидаясь, пока она договорит, я, как и в прошлый раз, взяла её за руки, мы встали на колени, наши лица смотрели друг на друга, и обе мои ладони обхватили контуры её лица, после чего Катя опустила ресницы. Я медленно, чтобы не напугать её снова, поднесла губы к её губам, благоухавшим ароматом кокоса от бальзама для губ. Катя робко обняла меня за плечи, и мы начали целоваться, а между тем моя рука скользнула по её миниатюрной груди, и из меня вырвался тонкий стон. Тело ближе двигалось к ней, выдавая сильное влечение и желание. Катя, запыхавшись от волнения, выдохнула и села с колен на пол.

– Боже, и что мы будем с этим делать? – Катя прослезилась, беззвучно смеясь, что было невозможно скрыть, а я целовала её слезы, потом шею и волосы. Я хотела забрать частичку её себе на память. Она никогда не будет моей, это как бы очевидно. Я ждала что-то вроде «Ника, я не знала вожделения сильнее до этой минуты», хотя её можно понять. Это мне впору фантазировать, а она реалистка.

Всё это время Матвей наблюдал за нашими признаниями из-за угла, а мы ничего не знали. Он вошёл в комнату, нарочно хлопнув дверью и притворившись только что ступившим на порог.

– Девочки, вы плачете? Не из-за меня, надеюсь? Пора выходить, а вы в нижнем белье. – Мы сидели в майках и шортиках и вот ничуть не замёрзли.

Катя, пошатываясь, встала и, наскоро притронувшись к его губам, пролепетала: «Да, любимый, я сейчас быстро».

Её след простыл в соседней комнате, а я стояла лицом к окну и смотрела на снежные вершины и людей на склонах, так напоминавших мне суетившихся муравьев, когда для меня время застыло.

– Что с вами? Что это было? Ты и Катя?

– Мэт, я не знаю. Я, мы… Мы открыли для себя будто другое измерение, где есть только мы… – Я несла такую чушь, но не могла понять, где я нахожусь и почему Матвей это видел. Он резко ударил кулаком по стене и покинул комнату.

На какую-то долю секунды мне показалось, что всего этого не было, что это только мои фантазии, в моей голове.

Покатались мы в тот день совсем немного. У Кати подвернулась нога, и нам оставалось отправиться на ужин. Отрезая кусочек пиццы, наши с Катей руки вновь предательски коснулись друг друга, мы вздрогнули, по моей спине прошла вереница мурашек.

После этих выходных какое-то время мы совсем не встречались с Матвеем и Катей, только на практиках, и я чувствовала себя опустошённо. Это было вполне ожидаемо, события развивались более чем стремительно, всё шло совсем не по тому плану, который я старательно выстраивала ещё в тот самый день, когда увидела её на репетиции. Но танцу я отдавалась теперь вся до капли.

Как-то эксперимента ради Александр Богданович решил «махнуть» нас партнёрами. Танцоров пониже поставил с высокими девушками. У Кати в этот день началась зачётная неделя в университете. Её с нами не было. Меня поставили с Матвеем Темниковым, этим самым Мэтом, парнем Кати. Мне стало дурно. За что же?

Тем временем Матвей улыбался мне, будто всё отлично, и он до безумия рад. Да, ничего не случилось, и мы по-прежнему лучшие друзья. Мы танцевали, он пристально смотрел мне практически в душу, на что я, не выдержав, спросила:

– Матвей, как там Катя?

– Она в порядке, скучает по тебе, спрашивала, не связывался ли я с тобой. Ей неловко.

– И мне, жуть как.

Скучает! Как же я обрадовалась; не ошиблась, значит, моя интуиция, велев мне признаться в любви.

– Просила передать тебе, что в эту пятницу мы идём на новогодний шопинг, а сам Новый год будем отмечать вместе с моими и катиными родителями в Сочи на Роза-Хутор. Будут несколько ребят из театра. У тебя есть планы на праздники?

– Нет, у меня нет планов, я только за то, чтобы составить вам компанию.

– Славно. Так что в пятницу мы заедем за тобой.

– Спасибо.

Матвей сделал прикольное па, потом сальто назад – танец начинал удаваться, – а после этого резко прижал меня к своему торсу, я рукой задела его твёрдый член и поперхнулась.

– Прости… – Я покраснела, Мэттью тоже.

На выходе из театра этот негодяй взял меня за руку и завернул за угол, прижав к стене. Он оглянулся, нет ли кого, кто бы мог наблюдать за нами. Я стояла в недоумении, из моего рта шёл пар, ледяной ветер трепал мои волосы, покрытые инеем, а Матвей вопрошающе смотрел мне в глаза. Ещё полчаса назад он прикалывался, а сейчас серьёзно пялится угрожающим взглядом. Что это значит?

– Что-то у вас было с Катей? Кроме того поцелуя? – прорычал он.

Я прокашлялась, мне было трудно дышать.

– Мэтти, ты знаешь, мы… Мы не общались с того раза, мы лишь два раза поцеловали друг друга и всё.

– Два? Когда ещё?

– Неважно, Матвей, всё прошло, это было помутнение, пусти меня.

– Ника, я не ругаю тебя, просто пытаюсь понять, ты какая-то другая, ненормальная! Ты пришла так внезапно в нашу труппу, перевернула всё вверх дном, ну и в хорошем смысле тоже. – Он улыбнулся, но слова его звучали жёстко, будто отчитывали меня. – А потом вошла в душу Кате. – Его рука больно сжала мою. – И в мою душу.

Что? Я простонала то ли от боли, то ли от наслаждения, от того, как он схватил меня и держал в кулаке.

– Я давно уже любила Катю. Как только первый раз увидела её на спектакле. Но я не лесбиянка! Отстань.

– Так найди себе парня. – Матвей рявкнул, чуть ли не плюя мне в глаза.

– У меня был мужчина, ясно? Он предал меня. Всё банально. – Я заплакала. Его слова ножом прошлись по незажившей ссадине где-то глубоко, и боль отозвалась на сбитой коленке. Я не хотела вспоминать свои первые и единственные отношения, продлившиеся год и закончившиеся этим летом.

Я солгала. Никто меня не предавал. Я сама всё прекратила. Так сложно было следовать совету бабушки, что «по расчёту» вернее. Но пускаться во все тяжкие в любовь я тоже боялась. Влюбчивость мне часто помогала чувствовать счастье, но оно оказывалось недолгим. Так я её и пыталась заглушить, вступив в отношения с тем, кто не вызывал никаких чувств, кроме «надёжного плеча», которое меня любило. К счастью, его «люблю» оказалось больше «хочу» и расстаться было проще.

– Прости, пожалуйста… – Мэт искренне сожалел о проявлении бестактности. – Я не ревную, просто, когда ты целовала Катю, меня это возбудило, я представил, как мы втроём…

Я думала, меня стошнит. Пусть бы лучше продолжал огрызаться. Не ожидала от него такой примитивности. Но почему я тогда…

– Боже! – Я не смогла сдержать сладостную улыбку, благодаря чему провалила роль пай-девочки.

– Вы такие сексуальные и страстные, я видел, как ты на неё смотришь каждый раз, тогда в зале, в твой первый рабочий день, на репетициях, на выступлениях, прогулках, я сперва думал, это просто восхищение, но тогда уже стал замечать нечто иное.

– Да, Матвей, да, ты прав.

– Я очень дорожу Катей, я не раню её никогда. И тебе не позволю, – добавил он, отвернув голову, затем выпустил мою руку и двинулся к машине, на ходу крикнув «поехали».

Мэт довёз меня до дома, и мы попрощались до пятницы, избегая смотреть друг на друга.