Читать книгу Мужчина, которого она полюбила. Реальная сказка - Ася Тургенева - Страница 18

Однако, мы неоправданно забыли о Егоре, оставив его в такси с испепеленными сердцем и душой. Хотя, ему самому такой пафос вряд ли бы понравился. Мысль «Какой я дурак» сменялась в его голове другой «Почему?». Рефлексируя, сидя на балконе, за бутылкой виски и сигаретами при свете знаменитой лампы, он пытался найти ответы на бессмысленные вопросы, откатившись на полтора года назад, когда один раз уже переживал расставание с женой. Чем больше Егор пил, тем больше ему казалось, что он не хмелеет. А литровая бутылка 12-летнего «Glemorangie», тем временем, была уже пуста более чем на половину.

Он то ужасно злился на Аню, в голос оскорбляя её, то начинал молчаливо тосковать. А в результате исход был один: пустота. И когда утром, больной от похмелья, Ермаков открыл глаза, то не обнаружил ни в мыслях, ни в чувствах ничего. Человеческий организм так устроен, что в период большого стресса способен полностью блокироваться. «Дырку» внутри человека окружающие легко могут принять за самообладание. А он просто нырнул на глубину, с которой не хочет подниматься. Проблема, как привязанный к утопающему камень. Чтобы всплыть, его надо отвязать. Но утопающий чаще всего идет на дно в одиночестве. А для спасения необходимо желание.

Лучшее, что могло случится с Егором в такой момент, – работа. И тут, «Побежденные», были, как нельзя, кстати. При словах «Камера. Мотор.» в нем переключался невидимый тумблер: любая иная реальность, кроме съемочной площадки переставала существовать. Почти одновременно с экранизацией у Егора запускался еще один проект. И это не считая театра.

Худшее, что могло случится с Егором в день похмелья, – мама, которая безжалостно позвонила в восемь утра. И не по телефону, а в дверь. Поэтому торопящийся на работу сосед лицезрел следующую картину, когда Егор открыл входную дверь. На лестничной площадке стояла высокая стройная женщина средних лет в кремовом пальто чуть ниже колена, расклешенном к низу. Длинную тонкую шею обрамлял огромный лисий воротник. Тем же мехом были оторочены манжеты. Сапоги в тон пальто на высоком каблуке. Вместительная, но не бесформенная, сумка цвета бургунди, перчатки того же цвета. Её черные, как смола волосы, были уложены на затылке в объемную «ракушку». На лице легкий дневной макияж, но с глазами, выделенными smoky eyes. А смотрел на неё из прихожей молодой парень. Босой, в помятых футболке и джинсах с взъерошенными, сальными, от того потемневшими, волосами. Под глазами у Егора виднелись едва заметные серые круги.

– Здравствуй, сын – сказала Елена Анатольевна. – Пустишь?

Егор повернулся боком, приглашая маму войти. Сначала он замешкался, растерялся. Потом увидел, что мама стоит с пальто в руках посреди квартиры. Быстро реабилитировался: повесил пальто, нашел турку, поставил кофе. Елена Анатольевна признавала только сВаринный в турке кофе и только из маленькой кофейной чашки. Пока сын суетился, она забралась на высокий стул, стоящий у кухонного «острова», выполняющего роль стола. Такая мебель, как и лофт Ермакова в целом, абсолютно не сочетались с коричневой двойкой в рубчик аля Коко Шанель и жемчужным гарнитуром – не сочетались с его мамой. На соседний стул Елена Анатольевна положила сумку и перчатки.

– Как поживаешь, сын? – спросила Елена Анатольевна, проводя указательным пальцем по столу.

– Хорошо. Хорошо. – несколько раз повторил Ермаков.

– А что же ты тогда бабушке не звонишь уже семь дней?

– Семь дней? – пробормотал Егор себе под нос, помешивая в турке кофе.

– Да, семь дней. Я понимаю, у тебя много работы. Но ты же знаешь, что она волнуется, что она плохо справляется с мобильным. Хотя, не смотря на это она пыталась тебе дозвониться. Но ты не брал трубку. А я была на гастролях. Сегодня я рано утром прилетаю, а наша бабушка почти что при смерти. Ты можешь повернуться, когда я с тобой говорю?

Весь длинный монолог Елена Анатольевна произнесла в одной интонации, не повышая голоса. Так, как это умеет делать только она. «Как могли пролететь семь дней?» – думал в этот момент Егор. Только сейчас он понял, что неделю не был дома, ночуя у Ани. А его мобильный почти постоянно стоял на беззвучном или был выключен. Он повернулся к матери лицом, и сказал:

– Я виноват. Прости. Я сегодня же позвоню бабуле. Действительно замотался.

– С тобой вся в порядке? – Елена Анатольевна смягчила выражение лица.

– Все нормально, мама. – ответил Егор, наливая кофе в маленькую белую чашку на блюдце и не поднимая на маму глаз.

– Ты уверен? – не уступала она.

– Да. – твердо отрезал Егор.

– Как с работой?

– Готовлюсь к двум новым проектам.

– Фильм?

– Фильм и сериал. – Егор сел на стул напротив матери, и склонил голову на руку. «Какие неудобные стулья», – подумал он, не найдя к чему прислонить спину. На высоких табуретах вместо спинок были едва выступающие планки. А мама при этом сидела перед ним так, будто в подбородок и в затылок ей упираются, привязанные с двух сторон, линейки.

– Где была?

– Возила девочек на международный фестиваль в Париж.

– Как Париж?

– Как всегда прекрасен. Сын, и все же, возможно, тебе нужна моя помощь?

– Мама! – Егор поднял голос, но увидев, как мама тяжело сглотнула ком в горле, взял себя в руки. – Мама, все хорошо. – Он обошел стол, чтобы обнять маму за плечи. – Мамочка, я правда в порядке. Не волнуйся. И бабушке передай, чтобы не волновалась.

– Хорошо. – сдалась Елена Анатольевна, понимая, что ничего не добьется. – Может ты заедешь к нам на днях?

– А ты будешь дома? – ухмыляясь, спросил Егор.

– А ты позвони мне заранее или, лучше, приезжай ко мне, и вместе поедем домой.

– Оk. Созвонимся.

Удовлетворившись ответом, Елена Анатольевна взяла сумку и перчатки и легко поднялась с неудобного стула.

– Я не прощаюсь. – сказала она, целуя сына в щеку.

Егора обдало ароматом, знакомым с детства – духами L'Air du Temps от Nina Ricci. Когда за Еленой Анатольевной закрылась дверь, в коридоре осталась часть её. Как говорила Коко Шанель, духи оповещают о появлении женщины и продолжают напоминать о ней, когда она ушла.

В нашей истории есть две сногсшибательно красивые женщины, от которых захватывает дух. И за это стоит благодарить Алексея Егоровича Ермакова и его великолепный вкус при выборе жен. С одной из которых, читатель имел честь познакомится несколько минут назад.

Заслуженная артистка РФ, Заслуженный деятель искусств РФ, лауреат Государственной премии, профессор кафедры народно-сценического, бытового и современного танца, создатель и художественный руководитель девичьего ансамбля «Ивушка», режиссер-постановщик Елена Анатольевна Смирнитская прежде всего в нашей истории мама известного актера Егора Ермакова. Рассказ о том, как девочка из кубанской станицы стала одним из выдающихся хореографов огромной страны заслуживает отдельной большой истории. Мы же расскажем лишь короткое жизнеописание.

Лену Смирнитскую воспитывала мама. Отец, который был старше жены на 15 лет, рано умер от инфаркта. Лена почти его не помнила. Так они с мамой остались вдвоем в небольшом поселке. Выживать помогали хозяйство и благодарные мамины пациенты, угощающее единственного медика на всю округу то Вариньем, то картошкой. А еще Лидия Тарасовна хорошо шила, чем приучила дочь всегда носить только штучные вещи. Елена Анатольевна всегда, как это раньше говорили, обшивалась у портного. Даже когда «железный занавес» пал и страну заполонили иностранные бренды, она не изменила привычке.

Рано утром маленькая Лена выходила доить корову и кормить кур. В резиновых сапогах, выполняя домашние дела, она постоянно пританцовывала. Лидия Тарасовна отвела шестилетнюю дочь в кружок при местном ДК. Через несколько месяцев руководитель кружка сказала: «Лида, ей надо в специализированную школу. У неё талант». Так маленькая семья собрала вещи и уехала в Краснодар, где Лену приняли в школу-интернат народного искусства для одаренных детей. А Лидия Тарасовна устроилась в больницу. Дом они выменяли на однокомнатную квартиру. Мама будущей артистки пропадала на дежурствах и подрабатывала швеей. Благо, Лена жила в интернате. Платить матери за труды она могла одним – своими успехами. У каждой из них был свой тяжелый труд.

Кто пропадает вечерами в репетиционной? Лена. Кто зубрит учебники после отбоя? Лена. Кто сидит на диете, боясь испортить фигуру? Лена. Кавырялочка, дроби, упадания и припадания, «веревочка», флик-фляк, шпагат и одновременно совсем уж непонятные французские термины… Лена потела, сцепляла зубы от напряжения, усердия и боли, краснела и бледнела, но снова и снова шла в класс. Из интернета она выпускалась солисткой и лауреатом нескольких Всесоюзных фестивалей.

«Дочь, помни! С первого раза получается не все. Но труд и терпение могут победить все», – напутствовала мудрая мама Лену, провожая её поступать в сто лицу. Бойкую «казачку», которая посмела заявить комиссии «Как закончен набор? Вы еще меня не посмотрели», приняли с первого раза. И снова были бесконечные репетиции, исправление южного говора и чтение по ночам, теперь уже классической и современной литературы. Любовь к книгам занимала почетное второе место среди Леночкиных «страстей». А их всего-то было две. Но на пятом курсе появилась третья.

Был май. Теплый, даже жаркий. Стройная Лена в белом платье в мелкие бледно-голубые цветочки репетировала с однокурсницами прямо на бульваре. Они пританцовывали, хохотали, что-то бурно обсуждая. И вдруг Лена обернулась. «Поворачиваюсь назад, а на скамейке напротив, так немного по диагонали, сидит парень. Красивый такой. Высокий. Модный. Сидит, смотрит по сторонам, как-будто ждет кого-то. Для меня в эту минуту, даже секунду, наступила полная тишина. Вот я обернулась, и все исчезло, весь мир вокруг. Белый лист. Я пересекла аллею, подошла к нему и спросила: «Есть ручка?». Зачем ручка? Почему ручка? Вот первое, что взбрело в голову, то и спросила» – так рассказывала Смирнитская эту историю журналистам. Тогда она взяла ручку, и поскольку надо было как-то оправдать вопрос, попросила еще и листок бумаги. Бумаги у парня не нашлось, он дал ей спичечный коробок. На нем Лена написала дату и название ДК, где на днях был запланирован концерт их коллектива. Он пришел.

Три года Смирнитская и Ермаков прожили вместе. Родился Егор. А потом все закончилось. «Я проснулась однажды утром. Лежу одна в постеле и понимаю, что так больше жить не хочу», – объясняла Егору мать. Ермакова-старшего с головой захлестнула веселая жизнь творческой молодежи. Он не ночевал дома, пропадал на несколько суток или приходил под утро пьяный. Мог уйти в гости, а на следующий день позвонить, например, из Одессы. Такой образ жизни плохо сочетался с семьей. Да и Елена не была той женой, которая бы годами терпела, а потом написала бы мемуары о гениальности супруга. Она развелась и вступила в брак до гробовой доски – вышла замуж за работу. Конечно, в её жизни случались поклонники, и красивые, и статусные, и богатые, и заграничные. Но никто не мог превзойти танец.

Для Егорушки из Краснодара выписали бабушку. Стали они жить втроем, счастья и добра наживать. Мальчик рос окруженный любовью и заботой двух прекрасных женщин. Несмотря на вечную мамину занятость, Егор никогда не смел её упрекать или обвинять. Отец в его детской жизни появлялся нечасто. Он больше был голосом в телефонной трубке с репликами «учись хорошо», «слушай маму и бабушку», «читай книги», неосязаемой абстрактной фигурой, передающей реальные осязаемые подарки.

Смирнитская, как локомотив, мчала вперед, вдохновленная любовью сына. «В моей жизни два любимых мужчины – танец и сын», – говорила она. В 23 года она стала не только совершенно независимой женщиной, но и превратилась из Лены в Елену Анатольевну, создав профессиональный девичий коллектив народного танца. Первые пять-семь лет она совмещала должность худрука с должностью танцора. Егор любил каникулы, когда они с бабушкой сопровождали маму на гастроли. Ему очень нравилось, что мама «самая главная». Он смотрел на неё завороженно, как умеют смотреть только дети, видя в матери сосредоточение всего лучшего и прекрасного на земле.

Как мы уже говорили, Елена Анатольевна никогда не повышала голос, но её слушали все, от костюмерш до осветителей, от танцоров до чиновников. «Вам что не страшно?» – спросил Смирнитскую как-то один деятель. «Страх? Это что за движение? Я такого не знаю», – спокойно ответила она. Егор никогда не видел маму плачущей, разве что, немного расстроенной или встревоженной. Видел уставшей, часто. «У тебя глаза спят» – говорил маленький сын матери в такие моменты. «Нет, не спят, – шуточно отвечала мать. – Это они думают.». «Мама так устает, – думал мальчик Егор, – нельзя её расстраивать. И бабулю тревожить нельзя. Она же у нас возрастная». Он, конечно, как и всякий мальчишка, попадал в передряги, но не нарушал школьной дисциплины и учился хорошо. С детства его приучали к мысли, что он мужчина, за которым стоят две женщины, нуждающиеся в защите и опоре.

К моменту нашего знакомства Елене Анатольевна имела полувековой жизненный опыт. К этому возрасту многие женщины уже нянчат внуков. Но назвать её бабушкой, язык бы не повернулся. Как в такое поверить, когда она прыгает жете или делает гранд батман? Как поверить в цифру в паспорте, когда она выходит на паркет теле-шоу и зал замирает от восхищения? Для вечного двигателя возраст – условность.