Читать книгу Лепестки роз - Атааллах Аррани - Страница 5

Выпить всю тебя до дна?

Почему ты так хмельна?

Или розовое тело –

Отблеск алого вина?

«Так лежать, – шепчу тебе, –

Неприлично ведь тебе.

Ты позволь из поцелуев

Плотный шелк соткать тебе».

Вот эти гроздь и девушка – в них кровь

Одна и та же, ты не прекословь.

Один и тот же хмель нам сыплют, зрея,

И гроздь – в вино, и девушка – в любовь.

Ты меня свела с ума.

Ты мне воля и тюрьма.

Огляни свои красоты –

Всё поймешь тогда сама.

Твой отец, седой хаджи,

Разве мастер он, скажи?

Эти чаши и бутоны

Он ли выточил, скажи?

Кто творец, коль ты рассказ?

Кто связал в последний раз

Взлёт бровей, упругость бёдер,

Смелость губ и нежность глаз?

Виноградная гроздь, осенённая первым пушком,

Соловьиная песня над первым весенним цветком,

Серебристые капли ночной ароматной росы –

Это всё о тебе говорит мне своим языком.

Плыть, к тебе одной спеша!

Жить, тобой одной дыша!

Ты сама ещё не знаешь,

До чего ты хороша.

Вот здесь тебя впервые обнял я.

Здесь нас навек соединил Судья,

А это – след твоей лилейной ножки,

Когда ты шла с кувшином от ручья.

Я задал тебе вопрос:

«Больно жжётся пламя кос?»

Щёки розовые рдеют

В жарком золоте волос.

Научи, каким мне быть?

– Постарайся не забыть:

Полюби, чтоб стать любимым,

Будь любимым, чтоб любить.

К тебе, которой день и ночь молюсь,

Без разрешенья я не прикоснусь!»

Красавица подумала с досадой:

«Иль евнух ты, или глупец, клянусь!»

Слов у милой с губ не рви,

Ты в глазах ответ лови,

А взглянуть в глаза не смеешь –

Не достоин ты любви.

В море губ ты слов не рви,

Там растут цветы любви.

Коль до них не дотянуться –

Лучше к берегу плыви!

Я рассудка и слова в любовных делах не терплю.

Мне красавица – книга, где буквы я сердцем ловлю:

Я в румянце, во вздохе, во взгляде её и улыбке

Без ошибки прочту долгожданное слово «люблю».

Полузакрыв глаза, прильни, подруга,

Дай захлебнуться в губ твоих вине!

Мы через губы изопьем друг друга,

Я растворюсь в тебе и ты во мне.

Едва коснувшись моего огня,

Она пылает вся, как светоч дня.

Остановись мгновенье, ты прекрасно!

И ты в других переживёшь меня.

Ты вся горишь от ласк еретика.

Так вот где ключ от твоего замка!

Ты сбрось одежды, чтоб не запылали

На жарких бёдрах лёгкие шелка.

Низвергалась вода, покружившись в запруде,

На покорные губы, упругие груди,

На созревшие бёдра, тугие колени…

Почему я не влага прохладная, люди!

Струй побледневшие руки на розовом теле твоём,

Волн посиневшие губы на розовом теле твоём.

Солнечных зайчиков с милой ревниво сгоняя,

Вздохи зефира на розовом теле твоём.

Поток, любуясь, отражал тебя,

Нагую здесь он обнимал тебя.

Велик Создатель, сотворивший губы

Из этих волн, чтоб целовать тебя.

Тревожным сном – близка гроза –

Ночных цветов полны глаза,

И на ресницах спящей розы

Благоуханная слеза

Под кожей губ душистое прохладное вино.

Искрясь, переливается и пенится оно.

Но тем хмельней, чем девственней, свежей оно –

                                                      не странно ли?

Так ведь рассветным пурпуром оно сотворено!

Когда двоих сближаются уста,

Плетут венок у алой розы рта

Вино и мёд, желанье и покорность,

Огонь и вихрь, порыв и красота.

Надменна ты. Что ж, рань мне сердце, рань!

А ты, петля, строптивую аркань:

Охотник я, и мне наградой будет

За меткий взмах стреноженная лань.

Своей весны мне никуда не деть,

Дум о тебе в бесстрастье не одеть;

Пока тобой не овладело время,

Клянусь тебе тобою овладеть.

Я плыву по реке, где хрустальна волна,

Чтоб увидеть подругу. До самого дна

Буду в море искать я такие же волны:

Ведь в хрусталь их когда-то гляделась она.

Бесстрастно смотрит идол на тебя.

Не знает он, что нужно для тебя.

Ведь ты, живая, зреешь для живого

И мир живых мужает для тебя.

Ты- тайный плод у матери своей,

Не из законных ты её детей,

Ты рождена любовником – я вижу

По блеску глаз и свежести страстей.

Так помни…Слышишь? Вечером…Я жду.

В листве из грёз, в пылающем бреду

Хмельную гроздь созревших поцелуев

К своим губам склони в моем саду.

Мать задумалась, склонившись над малюткой, глубоко.

Мир глаза её не видят, хоть раскрыты широко.

Из груди благоуханной в рот уснувшего младенца

Жизни каплями стекает и щекочет молоко.

Она дитя своё целует не потому ли, что нежна?

Она любимого целует, когда желания полна.

Когда ж она завидит старца, исходит холод к ней на губы:

Целует старость безмятежно, лишь из почтения она.

Вёсны мои, песни твои – где?

Алость крови, ярость любви – где?

Иглы речей, игры ночей, встреч и разлук пестрый ручей,

Мускулов сталь, сердца хрусталь – где?

 Как только любовницу-розу введёшь в положенье жены,

Исчезнет её обаянье, умрёт острота новизны,

Слиняет кипящая злость, взыграют и ревность и алчность,

Врагом веснопений предстанет былая богиня весны.

Где спрятана тайная грань,

Меж детством и юностью грань?

Когда угловатый подросток

Врастает в точёную лань?

Вливается юности кровь –

Врывается в сердце любовь.

Её ты умом не обнимешь,

Себя для неё не готовь

К ноздрям зенита раб-восток

Вздымает солнечный цветок.

Всю глубину и синь зенита

Творец для глаз твоих совлёк.

Восходы стыдливым румянцем зови

Услышавшей первое слово любви.

Румянцем при вести о первой измене

Тяжёлые краски закатов зови.

С темницы дня упал замок,

Струится золотом восток.

На розовой груди рассвета

Трепещет огненный сосок.

Мы пьём вино, созревшее давно,

Коль полюбить нам в юности дано.

Но поздняя любовь созревшим людям

Щекочет кровь, как свежее вино.

Любви всегда сильна над нами власть,

Всем возрастам её годится снасть.

Вопрос лишь в том, что женщину привяжет

К тебе сильней – рассудок или страсть.

Ум не советчик нам в любви,

Но будь разборчивым в любви,

Стыдись, когда тебя не любят

Достойные твоей любви.

От губ твоих не оторваться, нет.

К другой уже не перебраться, нет.

Пусть полон мир изысканных красавиц –

Мне на земле тебя дороже нет.

Долго ль мне пытаться свить

Из одной шерстинки нить,

И на ложе одиноком

Тело юное томить?

Всё на тебе размечено огнём.

Закрой глаза забудешь обо всём.

Мы это первых наслаждений ложе

В себе до дней последних пронесём.

Опустошен, отвергнут, нелюбим.

Ужель твой ложный стыд непобедим?

Я превращу себя в твои одежды,

Чтоб прикоснуться к таинствам твоим.

С ночных небес – кто ведает, куда? –

Рассвет сгоняет звёздные стада.

Ты стала здесь желаннейшей из женщин,

Ко мне с небес упавшая звезда.

Все звёзды мира, горние луга –

Из ожерелья милой жемчуга,

И свет её рассыпанных жемчужин

Маяк путям и друга и врага

Постарела. Не стало огня,

В сердце – стужа осеннего дня.

Но в глазах золотые безуминки

И сегодня тревожат меня.

Сонмы звёзд – какая им цена:

Это жемчуга морского дна?

Или это угли из жаровни

Невзначай рассыпала луна?

Твоя любовь – целительный бальзам.

Я обнимал и волю дал слезам,

Я сжал тебя, – а ты, тебе не больно?

Пожалуй, нет, я вижу по глазам.

О любви не говори,

Слов ненужных не дари.

О любви мне скажет тело

Цвета утренней зари.

Учёный за столом в раздумье морщит бровь.

Поэт вливает в стих свою живую кровь.

Учёным для трудов нужны покой и книги,

Поэтам для стихов – тревога и любовь.

Коснулся я губ, что пьяней вина,

Смятеньем и счастьем душа полна.

«Но что же один поцелуй? Ничто!» –

Сказала, смеясь, она.

Как, женщины, ваша любовь хмельна!

Второй поцелуй не достал до дна.

Заметила дерзко: «Казалось, щедр,

А вижу – ты скуп!» она.

Я в третий раз к тем устам приник,

Я долго пил их живой родник;

Вздымался, дышал тяжело и ник

Пылающе-нежный лик.

Жизнь коротка и жизнь одна у нас.

Как странно всё! К чему ж нам пламень глаз

И в ночь любви и в день кровавой битвы,

Что шум пиров и вдохновенья час?

Нет, божью мудрость восхвали усердно:

Пред сенью погребальных покрывал

Творец земли и неба милосердно

Нам страсть и память в утешенье дал.

В часы объятий вздрогнул. «Что ты?» – тревожно

                                                       молвила подруга.

– «Два савана, мне показалось, скользя, касаются

                                                                  друг друга.

Да прочь! Покуда кожу греет живая розовая кожа,

Не на холодный саван склепа, а на вино она похожа».

Года о любви не заставят забыть.

Запретам и мукам любви не убить.

Живые, созревшие в солнечном мире,

Любили и любят, и будут любить.

Любовь бессмертна. Огненная кровь

В живых её рождает вновь и вновь.

Она- венец стальным и чистым душам:

Чем круче жизнь, тем сладостней любовь.

Прошли за годами года

Терпенья, тоски и труда.

Но если бывал ты возлюбленным, друг мой,

О них не жалей никогда.

Расцвела, как хмельная весна,

И всегда беспричинно одна.

Для кого ты себя бережёшь?

Или молодость наша вечна?

Да, ты придёшь – ведь я терплю и жду.

Мой ум да сгинет в губ твоих мёду,

Да изольёшь свое благоуханье

В моём весной заснеженном саду.

Мы в старости – наложники тепла:

Теплом ласкаем дряхлые тела –

Не потому ль, что молодость когда-то

Нас поцелуем трепетным ожгла?

Воспоминанье! Ты желанный друг,

Когда твердишь о прелестях подруг.

Но ты мой враг, когда докучно шепчешь,

Что всё прошло и жизни замкнут круг.

«Люблю!» – и слова нет другого, нет!

И вихрь, и солнце в этом слове…Нет!

Выздоровленье друга…Нет же! Освобожденье

                                                  из темницы…

Ах, ничему с любовным зовом век не сравниться,

                                            нет!

Ты чаю мне, трактирщик, приготовь:

Нам говорят, что он волнует кровь,

Что может быть и крепким, и горячим,

И сладким он, как женская любовь.

Не тебе ли пятнадцать исполнилось только вчера?

В полукружьях упругих тебя изваяло Вчера,

Но совсем не умеешь еще распалять, прижимаясь!

Поучись у сестры, и меня научившей вчера.

Целуй! – пока пылаешь, вся дрожа.

Целуй! – пока твоя любовь свежа.

Целуй! – пусть нам завидует монашка

И постаревший в юности ханжа.

Ты вся дрожишь в моих объятьях, лал.

От холода? Но ты пылаешь, лал.

От страха? Но на этом страстном ложе

Еще никто пока не умер, лал.

Кого стыдишься ты? Меня? Но я – ведь это ты!

Я – отражение твоё и тень – почувствуй ты!

Я – отблеск роз твоей весны, отсвет заветных дум,

Я – отзвук сердца твоего – зачем стыдишься ты?

Я – нежность роз твоей весны: в глаза мне погляди.

Я – пламя роз твоей весны: мне в сердце погляди.

Я – запах роз твоей весны: так пахнут думы о тебе.

Я – трепет роз твоей весны: на губы погляди.

Невольник, рвущий ярмо на части,

И честолюбец, достигший власти, –

Никто не счастлив так упоённо,

Как два влюблённых на ложе страсти.

Подумал друг, что любим,

Что ты правдива хоть с ним.

Ты, усмехнувшись, легла

На ложе друга с другим.

Ты чему улыбнулась в девичьем предутреннем сне –

Не своей ли приплывшей на розовых крыльях весне?

Своему ли младенцу в далёком и тёмном грядущем?

Иль тому, что пришла наконец к неуёмному мне?

Ты склонила на стол сеновалы янтарных волос.

Наступили раздумье, и мрак, и мерцание рос.

Предзакатное небо на синюю скатерть залива

Уронило шафран и тяжёлое золото кос.

На подушке разметался чёрный мрак волос.

Это ночь, она уходит под крутой утёс,

Потому что в сне под утро на устах твоих улыбка –

Вестник дня, который светел и звонкоголос.

Седина…Где смоль кудрей? Неужели это ты?

Тусклый взор…Где блеск очей? Неужели это ты?

Где, скажи мне, стройный стан, лебединые движенья?

Где огонь твоих страстей? Неужели это ты?

Как мы постарели, я и ты,

От слепой житейской суеты!

В узком горле душного кувшина

Умирают яркие цветы.

Та женщина, с которой миг побыть

Достаточно, чтоб сердцем не забыть.

Она желает вечно быть желанной

И никогда не может не любить.

Нам целовать чужих запрещено.

Хмельные губы шепчут: «Всё равно!»

Звенит хрусталь, и пламенеет жарко,

Переливаясь искрами, вино.

Исступлённые ласки твои!

Нарочитые ласки твои!

Ах, они у разумных сердец

Холодней, чем касанья змеи.

Ты оставила юности нежный и огненный взгляд,

Ароматного тела налившийся свежестью сад.

Почему не вернёшься за ними? Растащат девчонки!

Неужели так скоро забыла дорогу назад?

Пылай, безумствуй, ласками пои!

Я выпью всё. Другому не таи!

Вот трон для страстных, вот мои колени.

А эти чьи? Мои или твои?

Умчалась юность в мир теней

Угнаться сможет ли за ней

– О, если бы смог! – крылатый бег

Летящих взапуски коней!

Две половинки губ – не так ли мы неразлучны? –

                                                               вот кто мы.

Мы два зрачка, два чутких уха, пупок и копчик –

                                                               вот кто мы.

Две обнимающих руки и два бедра, кипящих страстью,

Два розовых куста и пчёлы сосков на каждом –

                                                               вот кто мы.

Льется струя огня.

Чашу к себе склоня,

Губы, глаза и руки

С жадностью пьют меня.

Душа сомненьями полна,

Меж ними мечется она.

Из моря в море беспокойно

Переливается волна.

О, сколько на губах следов остывших губ!

Прохладно-нежных губ! Сухих и жарких губ!

Доверчивых и злых, тоскующих и страстных,

О, сколько губ легло на ложе этих губ!