Читать книгу История разведенной арфистки - Авраам Иегошуа - Страница 17

Абади был легок на помине и оказался на высоте положения. Находясь в добрых отношениях с семейством бывшего своего начальника, он знал об «эксперименте» и от души надеялся на его успех, но тем не менее не мог понять, для чего они выдернули дочь из Европы. «Абсолютно бессмысленно волноваться из-за пустой квартиры, – сказал он. – Я буду рад возможности хоть каждый день заглянуть в нее, чтобы убедиться, все ли в ней в порядке. Но что осталось в ней такого, что стоило бы украсть? Одно старье, боюсь, не способное вдохновить грабителя». Они уверяли его, что боятся не вора, а старого адвоката, который только и ждет предлога, чтобы завладеть вожделенной площадью, и если кто-то посторонний, вроде Абади, будет слишком часто появляться в ней – это лишь усилит его позиции.

Сейчас Абади шествовал по квартире и был изумлен ее опустошенностью.

– Надо было обладать решительностью твоей мамы, чтобы выбросить такое количество вещей, – сказал он, – не будучи уверенной, что она навсегда уедет из Иерусалима.

– Да она вернется, – уверила Нóга вежливого и несколько меланхоличного мужчину, которого пусть смутно, но помнила среди множества посетителей, появившихся в этой квартире в дни шивы.

– Мне ли не знать? Родственные души, как-никак.

– Выходит, что истинная причина всей этой затеи с переездом в Тель-Авив – Хони?

– Да, ибо он уверил себя, что другого выхода нет, и до последнего маминого вздоха он обязан будет таскаться сюда, в этот город, только что не ежедневно. От одной этой мысли он впадал в ярость.

– Ну а ты?

– В отличие от Хони, я люблю Иерусалим, хотя и не слишком часто приезжаю сюда.

– Приезжай почаще – и ты его еще больше полюбишь.

– Да… это верный путь к успеху. Но согласитесь, мистер Абади, как можно поддерживать подобную любовь, если эти маленькие харедим просто сводят меня с ума?

– Я готов тебе помочь, но при одном условии – что ты будешь называть меня Иосифом, а не мистером Абади.

– Иосиф. Так, да? Правильно?

А он уже двигался к входной двери, замок в которой знавал и лучшие дни. Но для того, чтобы поменять его более надежным запором, следовало, как оказалось, сменить весь дверной косяк.

Разумнее всего было бы дождаться завершения эксперимента в Тель-Авиве, в то время как в иерусалимской квартире достаточно было бы поставить самые простые замки. Абади, как у себя дома, порылся в кухне, нашел в кладовке старый отцовский ящик с инструментами, открыв его, достал складной метр, пару отверток и плоскогубцы, после чего вернулся к наружной двери, чтобы вытащить проржавелые гвозди перед тем, как взяться за измерения.

Для начала он отправился в ванную комнату и, вытянувшись всем своим гибким телом, высунулся из окна, чтобы замерить расстояние между водосточной трубой и желобом. И снова обнаружил, что оконная задвижка бог знает с каких времен отсутствовала, оставляя надежду лишь на то, что в Тель-Авиве порядочные плотники, способные починить – не говоря уже о том, чтобы сделать заново, – оконную раму, еще не перевелись окончательно. А сейчас все, что требовалось, это просто крючок, который не давал бы возможности открыть форточку снаружи, кроме как с помощью отвертки вывинтив и вытащив винты, что было уже чистой уголовщиной, а не просто детской шалостью, объясняемой тем, что, заигравшись, детишки, развлекавшиеся тем, что скользили вниз по водосточным трубам, не рассчитав свои силы, оказались вдруг на подоконнике ванной комнаты у нижних соседей.

Она провела его по всей квартире, проникаясь к этому человеку все большей признательностью. Движения его были неторопливы, фразы продуманны и практичны, и теперь ей стало понятно, почему ее отец любил его. А кроме того, он ведь был талантливым инженером – автором-изобретателем «электрической» кровати.

– А знаете… я ведь время от времени сплю в ней.

– Почему «время от времени»?

– Потому что иногда среди ночи я начинаю скучать по своей детской кроватке.

– А ты уверена, что уже освоила все возможности, предоставляемые этой электрической кроватью?

– Надеюсь, что да. У меня быстрые и чуткие пальцы арфистки, а у вашей кровати все-таки нет сорока семи струн и семи педалей.

Он засмеялся.

– Такого в ней нет. Это правда. Но что-то говорит мне, что кое-какие возможности так и остались тобой не раскрыты. По прямому своему назначению это больничная кровать, задуманная для тяжелобольных пациентов, которая должна отвечать всем их потребностям. В том числе и больным со сверхтяжелым весом. А с любой тяжестью она справляется легко. Мне удалось встроить в нее электроподъемник. Пойдем, я научу тебя… почему-то мне кажется, что ты освоила далеко не все возможности.

– С меня хватит и того, что я уже знаю. Мне достаточно. Я ведь здесь ненадолго.

– Даже если это и так, просто стыдно не изучить все получше.

В его восхищении собственным созданием было что-то простодушно-детское, и именно это, поняла вдруг Нóга, и ценилось так покойным ее отцом, который и назначил его своим наследником по делам водного департамента. Так что, после того как записаны были измерения для задвижки и крюка, Абади шагнул в родительскую спальню, сбросил башмаки, вытянулся на кровати и начал перебирать рычаги и кнопки управления, поднимая и опуская отдельные части, усиливая внутреннюю вибрацию и поднимая, словно в невесомости, всю конструкцию целиком, и закончил демонстрацию тем, что перевернул свое детище вверх дном, отчего оно стало похоже на каноэ.

– Ну, видела? – спросил он, сверкая глазами. – Сознайся – ты не могла такого даже представить!

– Верно, – подтвердила она, – не могла.

– Иди сюда… я покажу тебе, как это делается.

При виде такого энтузиазма трудно было сказать «нет».

И она тоже, сняв туфли, осторожно легла на кровать, а он перегнулся через нее, и она ощутила прерывистое его дыхание, вызванное, кстати, не ее близостью, а его восхищением всей этой машинерией, хотя он, взяв ее руку, стал водить ее ладонью по скрытым рычагам, липким от машинной смазки. Но когда она легко надавила… нет, едва дотронулась до какой-то ручки, вся конструкция издала свирепое бульканье.

– Ваша машина не признает меня.

– Этого не может быть. – Он положил свою руку на ее и прижал сильнее, без каких-либо последствий. А затем свирепое бульканье повторилось. Засунув руку под кровать, он попробовал нащупать там какое-то, знакомое ему, соединение. Но что-то было не так.

– Скверно, – пробормотал автор этого электрического чуда. Тут же последовало шипение и хлопок, затем квартира погрузилась во мглу.

– Осторожней, – мягко сказала она.

– Все в порядке, – ответил ей он и проворно встал на ноги. – Не двигайся. Я знаю, где находятся предохранители.

И он отправился восстанавливать электричество.

Окна спальни были широко распахнуты, пропуская серебристое мерцание летней ночи. Луна не спешила с появлением, но звезды сияли вовсю. Электрический свет в соседних квартирах наводил на мысль об экономии и бережливости. Глаза ее нечетко различали окружавшие предметы, так что ей пришлось приподняться в кровати. Она ждала, что вот-вот вспыхнет свет. Но Абади понял уже, насколько бессмысленно вслепую искать плавкие предохранители в этой абсолютной темноте.

– А что, у твоей матери нет никаких свечей, – произнес он, обращаясь к Нóге, которая оставалась столь же неподвижной, как и кровать, на которой она лежала.

– Свечи? Для чего бы они нужны были ей? Субботних свечей она никогда не зажигала. Может, вам лучше подняться наверх? Там у соседей их должен быть миллион. Там женщина…

– Как ее зовут?

– Миссис Померанц. Она бабушка этих маленьких засранцев. У меня нет никакого желания видеть ее.

Он вышел, не попытавшись даже включить лестничный свет – здесь все было одно к одному. Она сидела на кровати, не в силах выбраться из нее. Со стороны лестничного пролета замигал свет. Абади появился, держа перед собой огромную свечу. Она торопливо поднялась ему навстречу и увидела, что он не один. Двое мальчишек шествовали за ним следом, держа в руках зажженные ханукальные свечи. Ухмыляясь, они зашли в квартиру через распахнутую дверь и застыли перед безмолвным и темным экраном телевизора.

– Ну вот так-то. – Она рассмеялась. – Нет больше никакого телевизора. Он умер.

– Скоро он оживет, – спокойно сказал старший мальчик. А младший, цадик, повернув к ней свое лицо ангела, добавил:

– С Божьей помощью.