Читать книгу Странствующий шторм - Айара - Страница 4

Шаг. Поворот. Взмах. Шаг. «Хафу ^[12]?» Катана рассекает воздух. «Хафу…» Шаг. Поворот. Взмах. Шаг. «А раз хафу, должен сидеть и не высовываться! Глядишь, не заметят». Шаг. Поворот. Взмах. Свист. Воздух рвется под лезвием боккена. Слишком резко. Нужно мягче. Крепче сжимаю рукоять. Взмах. Свист. Стискиваю зубы до скрипа. Еще чуть-чуть, и они начнут крошиться. «Хафу… Не буду молчать!» Шаг. Поворот. Взмах. «Не буду терпеть!!!»

Подкравшись, море полоснуло меня по ноге спрятанным в волнах лезвием. Я упал на колени. Уперся в прибой. Штаны мгновенно промокли. Наплевать… Убрав меч за спину, зарылся пальцами в песок. С новой волной ладони ушли под воду. «Чем я хуже них? Почему им можно смеяться? Почему?!» Наклонился к волне и снова стиснул зубы. В горло будто насыпали раскаленного песка. Он обжигал каждой своей крупинкой. Расползался внутри. Не сглотнуть. «Не буду плакать. Никогда не буду из-за них! Хафу…»

– Ты мечник?! – хриплый, надломленный голос заставил меня обернуться. Поодаль, уперев руки в бока, стоял мальчишка в темно-синем спортивном костюме. Мягкий овал загорелого лица с чуть приплюснутым носом обрамляли черные пряди разной длины. На вид ему было не больше двенадцати лет. Почти как мне.

– Так ты мечник? – «пришелец» шагнул ближе. Он оказался на полголовы ниже меня, но заметно шире в кости.

– Да. – я поднялся навстречу незваному гостю.

– Почему ты полез в воду одетым? – карие глаза смотрели с подозрением.

– Не твое дело… – ответил я после некоторого молчания. Мальчишка дернулся, будто я его толкнул, и нахмурил густые брови:

– Тебе за такие манеры можно и всыпать, – простодушно оповестил он.

– Но меч-то у меня, – я сощурился, с вызовом глядя на наглеца, и улыбнулся уголком губ.

– Я тебя и без меча на лопатки положу! – незнакомец расстегнул молнию на куртке и, стащив ее, не заботясь о рукавах, бросил на песок. – Ну?! – он одернул край задравшейся белой футболки и уставился на меня.

– Хорошо, – я снял с себя катану, отнес ее подальше от линии прибоя и обернулся: – Нападай.

Мой противник заорал и выбросил вперед правую руку – я увернулся. Дальше следовал выпад левой ногой, я поставил блок. И снова кулак пронесся в опасной близости от моего лица. Затем еще раз и еще. Мы кружили по песку в паре шагов от шипящего моря. Я едва успевал ставить блоки и уворачиваться. Улучив момент для контр атаки, я сделал резкий выпад и… Мою правую руку прошила острая боль. В следующий миг я оказался на песке. От резкого удара мир перед глазами закружился и померк. Стало непонятно: где море, где небо, где я сам и почему грудь точно придавили камнями?

– Вот видишь! – мир перестал вращаться, собравшись воедино в наглой фигуре, восседавшей на мне. – Я же говорил!

Я попытался скинуть с себя эту тушу, но «туша» крепко придавила меня к земле, удерживая за руки.

– Я ведь просто хотел познакомиться! – продолжал он, нависая надо мной. – Я новенький здесь. Мы только вчера переехали…

– Кхм, – напрягшись всем телом, я рывком сбросил «пресс» фунтов в шестьдесят, не меньше. – Добро пожаловать! – поднявшись, принялся отряхивать песок с одежды, стараясь дышать как можно ровнее. – У нас тут бывают цунами. Смотри не утони.

– Я с Окинавы! – «пришелец» гордо вскинул голову. – Я умею плавать. Меня зовут Хикари Джиро. – он едва заметно поклонился. – А… тебя?

– Я Араши Тору. Однажды мы поменяемся местами!

***

Навалившись на край стола, я старался сфокусировать зрение на каком-то одном предмете. Например, желтом карандаше. Ох и зря, я запивал тушеную рыбу йогуртом. Чертов йогурт… Предметы расплывались перед глазами. В животе началось брожение. Казалось, у меня внутри железная дорога, как в американском вестерне. Злодей взорвал динамит, и весь состав сошел с рельсов. Пространство катастрофы растягивалось, точно надувной шарик. В классе, будто в другой галактике, шло обсуждение способов передачи мысли письменным языком. В качестве примера Мацуда-сенсей записала на доске (в четырех партах от меня) строки Басё

Иероглифы плыли, точно белые кораблики по зеленым морским волнам. «Нехорошо», – вяло думал я.

– Араши-кун, не отвлекайся, – Муцуда-сенсей мельком глянула на меня и снова повернулась к Одзаки, сидевшей на первой парте у двери.

Одзаки что-то оживленно рассказывала. Ее речь походила шум прибоя в большой ракушке. Йогурт торопился покинуть мое тело. Любым способом. Я поднял руку.

Мицуда-сенсей, скользнув по мне равнодушным взглядом, обратилась к Танабэ, сидевшему за партой передо мной.

– Мицуда-сенсей, разрешите выйти? – я медленно поднял глаза на учительницу, «для равновесия» зацепившись взглядом за серебристую дужку ее очков.

– Урок закончится через десять минут, – холодно ответила Мицуда-сенсей, даже не взглянув в мою сторону.

Д е с я т ь м и н у т… Каждая минута, как маленькая смерть. Или – шаг к большому позору. Десяти минут у меня не было.

«Да пошла ты!» – я выскочил из-за парты и кинулся к двери. Веселым тоном учительница что-то бросила мне в спину. Громкий смех одноклассников я услышал уже в коридоре…

***

Удар. Разворот. Удар. Кимура не успел уклониться и упал на татами. Я выиграл. Два из трех. Последний удар Сенсей засчитал тоже. Кимура поднялся, и мы поклонились друг другу.

– Тору-кун ^[14], ты торопишься, – голос крестного догнал меня на выходе из зала.

– Но я победил, Сенсей, – обернувшись, я пытливо посмотрел на Мастера в черном кимоно. Снова он про спешку. И здесь, и дома…

– Если все время спешить, достижение, бывшее заслугой, превратится в случайность. Или в череду случайностей, как сейчас, – внимательный взгляд крестного лег мне на голову. Всегда он так…

– Я победил. Дважды, – сам не заметил, как сжал кулаки. Ногти впились в кожу ладони, и я резко разжал пальцы.

– Тебе следует спросить себя, почему только дважды, Тору-кун. Можешь идти, – крестный ласково улыбнулся и направился к какой-то женщине в синем платье, переминавшейся с ноги на ногу у входа в зал.

Идти мне теперь особо не хотелось. Но я поплелся в раздевалку. Из раздевалки доносилось монотонное жужжание голосов. Иногда разбавляемое громкими возгласами. Это Ёшимура. Иногда он чему-нибудь очень громко удивляется, а потом зажимает ладонями рот, испуганно озирается и кланяется на все четыре стороны.

Я снял доги ^[14] и, расправив белую ткань, сложил по швам. Раздевалка постепенно пустела. Кто-то из ребят пошел домой, кто-то – в кино. Я спешил: сделать уроки и снова тренироваться!

– Тору-кун, я завтра уезжаю…

Я поднял глаза на Кимуру. Тот стоял с несчастным видом, рассматривая бордовый палас, и теребил пояс. Кимура был на полголовы ниже меня и чуть-чуть шире в плечах. И запястья в обхвате у него были толще моих. Кимура носил короткую стрижку полукругом. Со стороны казалось, будто ножницы, которыми его стригли, кто-то согнул зигзагом.

– Куда ты едешь? – спросил я.

– В Токио…

Сердце толкнулось в ребра сильнее обычного и замерло на следующем ударе. Перед глазами вспыхнули пестрые вывески, витрины, рекламные щиты; дома от земли до неба; люди на переходах. Мне снова было пять. И родители вели меня за руки покупать мороженное. Кимура молчал. У него была особенность, сказав что-то, добавлять к своей фразе по слову, редко – по два. Делать такой вброс, после которого все факты приходилось вытягивать, как лисицу за хвост из норы.

– На экскурсию или к родственникам? – уточнил я.

– Не-ет, – протянул Кимура. – Насовсем. Отцу предложили там место. Извини, теперь ты останешься без партнера…

– Почему ты не сказал Сенсею при всех? – я нахмурился. Странный поступок. Даже для Кимуры.

– Мастер знает. Это всё мама… она просила никому не рассказывать, – Кимура виновато опустил глаза. – говорит, сначала нужно устроиться на новом месте, а потом можно будет послать открытки… Прости, что не сказал раньше.

– Ничего страшного, – я прямо посмотрел в его маленькие черные глаза. – Счастливого пути, Кимура-кун. Внимательно читай указатели. В Токио много указателей…

Кимура просиял и низко мне поклонился. Я поклонился тоже.

***

Удар. «Гвоздь, который выпирает – заколачивают ^[15]», – голос Нариты-сана, учителя труда, до сих пор стоит в ушах. Удар. «Почему у тебя такие большие глаза, Араши?» Если сжать зубы еще сильнее – сведет челюсть. Удар. «Выполни дополнительное задание на шестидесятой странице, Араши-кун. Тебе нужно совершенствовать свой японский». – как будто я с ними на английском говорю! Удар. «Вырасту самым сильным. Поступлю в полицию. И стану героем!» Удар! Льняной мешок, подвешенный к потолку толстой веревкой, рвется. Роняет песок. Я замахиваюсь снова.

– Тору-кун, – у крестного усталый голос. Пришлось опустить меч. – Тору-кун, повернись пожалуйста.

Я не шевелился. Стараясь дышать ровнее, я медленно втягивал носом воздух и бесшумно выдыхал через рот.

– Акира-сан, я оставил вам рамен на плите… Поужинайте – поздно… – над моей головой раскачивался полупустой мешок. Я смотрел на дощатую стену за ним.

– Тору-кун… – похоже, крестный не собирался уходить. Я услышал, как он сделал несколько шагов вправо и присел на татами. – Я не настолько стар. И не настолько слеп, – послышался его горестный вздох. – В том, что происходит, нет твоей вины. Несправедливость случается в нашем мире. Вот только… что такое – справедливость?

– Я знаю, – развернувшись на девяносто градусов, я встретился взглядом с крестным. Он сидел, прислонившись спиной к стене и выставив левую ногу вперед, а правую – согнув в колене. Акира-сан был еще серьезней обыкновенного. – Знаю, что не виноват. Я не эти! – крестный грустно улыбнулся.

– В свое время меня называли айноко ^[16]. Ни одного ласкового взгляда, кроме материнского, не помню. Отца не знаю. Он был из американских солдат. С четким приказом на этот счет ^[17]. Он оставил мою мать и, должно быть, вернулся на родину. Черт его… Но «выродок» мне в спину шипели до-олго. И на работу не брали. На кой им «непонятно что» в приличном месте?! – Акира-сан горько усмехнулся. – Сейчас времена другие, Тору-кун. Ты вот будешь стараться – в университет поступишь. Подрастешь – и никто по тебе не скажет, какого ты рода. Разве что высоким будешь, так разве это плохо?

– Хочу стать полицейским, – я присел рядом с крестным в ту же позу.

– Похвально… – задумчиво произнес Акира-сан. – Только сначала, Тору, ответь себе на вопрос. Не обязательно сейчас… Но подумай на досуге: ты хочешь помогать или что-то доказать другим людям?

Я молчал.

– Не мне отговаривать тебя, Тору. Но помни: внутри мечты всегда иначе, чем снаружи. Что до школы… – сказал он после недолгого молчания. – Школа – это такой мир. В нем всегда все… «сверх». Во взрослой жизни – и проще, и сложнее.

– А что вы делали, Акира-сан? – я внимательно посмотрел на крестного, он хмурился, глядя на порванный пустой мешок.

– Я терпел. Знаю, в соседнем селе, рядом с Ивате, девчонка утопилась. Кожа у нее смуглая была. У нас такой не бывает. Мать ее, вроде бы, из Киото приехала с девчушкой на руках. Про отца – ни слова. В селе с ней даже не говорил никто. Тогда с этим беда была…

– Зачем вы терпели? – тихо спросил я, не сводя глаз с кучи песка на полу.

– Всех не побьешь. И будет ли драться из-за этого настоящий самурай? – Акира-сан улыбнулся. – Мне мое терпение в Тибете очень пригодилось. Может, не будь «терпения», и школы моей не было бы?..

– Так что же теперь, молчать?! – я вскочил.

– Молчать или нет – дело твое, Тору-кун, – крестный оторвался от созерцания стены и посмотрел мне в глаза прямым взглядом. – Только помни: слово может быть стрелой, слово может быть пером. Но слово не должно становиться камнем.

***

Одинокая цикада, оставив свое племя на ветках дерева, слетела вниз, должно быть, в азалиевый куст под моим окном. Её неумолчный треск заполнил собой пространство, с каждой минутой набирая силу. Я повернулся на другой бок. Наверное, тысячный раз за ночь. На футоне ^[18] под одеялом чудилось, что медленно превращаешься в пар, без одеяла – в хладный труп. На подушке сводило шею, без подушки – было жестко. Убывающая луна, окруженная мириадами блестящих точек, заглядывала в спальню через растворенные амадо. Я выбрался из постели и присел на границе комнаты и сада. Мир будто застыл. Деревья, покинутые ветром, замерли в разных позах. Так замирают люди в ожидании чуда. В предвкушении важной встречи.

Прислонившись спиной к деревянному проему, я запрокинул голову. «Интересно, зачем придумали звезды?» Одни говорят, что каждого человека, пока он жив, сопровождает звезда, рождающаяся и умирающая вместе с ним. А другие – что звезды, это души всех, кто когда-либо приходил в подлунный мир. Может быть, звезды нужны зачем-то еще? Зачем? Кому? Крестный любит повторять: «Звезды – это просто красиво».

Крестный… Он просил подумать о выборе. Зачем мне идти в полицию? Там я увижу много горя. Там убивают. Но… там я смогу пригодиться! Японии, другим людям. Я пригожусь! Буду расследовать преступления. Разработаю план и начну ловить бандитов еще до того, как они пойдут на дело! Я смогу помочь. Благодаря мне горя станет меньше.

– Я должен помогать людям, – прошептал я в глубину ночи. «Помогать людям» – единственная константа, в мире вопросов без ответа. Моя константа.

Небо дарило землю тихим светом мерцавших звезд. Легкий ветерок скользнул по моему лицу, запутался в волосах. В груди стало тепло-тепло, и я улыбнулся. Вот бы встретить человека, с которым можно разделить звезды…

***

Мы собрались в малом тренировочном зале. Белые лампы по периметру освещали светлые (как какао с молоком, в котором больше молока) стены зала. Желто-красный центр круга на синем татами пустовал. Кто-то переговаривался, кто-то старательно расправлял доги, кто-то отрешенно ждал Сенсея. Шестнадцать учеников младшей группы. В следующем году перейдем в среднюю. Сегодня нас было пятнадцать. Кимура не пришел, должно быть, он уже прилетел в Токио. Интересно, как ему небоскребы?

– Араши-кун, а где Кимура?! – Хашимото – худой загорелый мальчишка с большими щеками, стриженный будто под горшок на скорую руку, – взволнованно смотрел на меня.

– Он больше не будет с нами тренироваться.

– Почему?! – Ёшимура, до этого стоявший поодаль и обсуждавший то ли особенности катаканы ^[19], то ли «Драконий жемчуг» ^[20], обернулся ко мне. Поняв, что вопрос прозвучал раза в три громче положенного, он вздрогнул и поклонился на три стороны. – Простите мне мою несдержанность.

– Правда, Араши-кун, почему Кимура не будет тренироваться с нами? – ко мне подошел Хамада. Лицо его будто вписывалось в треугольник. Вздернутый нос, тонкие губы, острый подбородок, длинная шея, выпирающие ключицы добавляли в твердый образ Хамады остроту. Хамада был лишь немного ниже меня. Его густые иссиня-черные волосы были забраны в маленький конский хвостик. Мои же, собранные подобным образом, – доходили до середины шеи.

– Так сложились обстоятельства. – ребята обступили меня и, шикая друг на друга, наперебой спрашивали, куда делся мой напарник. – Я не могу рассказать сейчас. Кимура просил меня не говорить. Но он напишет вам, как только сможет.

– Как ты теперь будешь тренироваться? У тебя же нет партнера, Араши-кун! – подал голос Хашимото.

– Араши-кун может тренироваться со мной! Мы с ним почти одного роста, – заключил Хамада.

– Эй! Я вообще-то никуда не делся! – возмутился Сакаи – напарник Харады-куна.

– Что за шум?! – Сенсей подошел как обычно тихо.

– Мастер, вы знаете, что Кимура-кун?..

– Так… – крестный легко выдохнул и обвел нас внимательным взглядом. – Встаньте-ка в линию. – мы беспрекословно выполнили указание. – Ученики школы «Кайё» ^[21], представляю вам вашего нового товарища и твоего, Араши-кун, напарника – Хикари Джиро.