Читать книгу Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 2 - Балинт Мадьяр - Страница 13

В предыдущей части мы описали типы сосуществования незаконных элементов, включая санкционированную и несанкционированную противоправность. Для описания противоправного сообщества акторов мы предлагаем использовать термин «криминальная экосистема»[113]:

♦ Криминальная экосистема – это сообщество публичных и частных акторов вне закона, действующих как система на территории определенного географического региона.

Сегрегация, связь, установленная через соглашение, и интеграция описывают основные модели криминальных экосистем в определенном режиме. При сегрегации в криминальном государстве мы можем наблюдать экосистему сильного криминального государства с несанкционированной противоправностью малых или средних масштабов либо потому, что государство делает все возможное, чтобы устранить ее (репрессии), либо потому, что она была настолько незначительной, что криминальное государство оставило ее без внимания (толерантность). В случае связи, установленной через соглашение, криминальная экосистема может быть описана, если воспользоваться метафорой из биологии, как паразитический симбиоз: приемная политическая семья регулирует деятельность существующих незаконных сетей и вынуждает их подчиняться и платить налог. Взамен такие сети сохраняют свою независимость, а их незаконный бизнес освобождается от притеснений со стороны правоохранительных органов и других правовых институтов. Наконец, в случае интеграции криминальное государство трансформирует криминальную экосистему таким образом, что ранее несанкционированная противоправность становится санкционированной и расцветает под управлением приемной политической семьи.

Мы можем расширить наше понимание криминальной экосистемы двумя способами. Первый из них вытекает из того факта, что до этого момента мы описывали несанкционированных незаконных акторов как группы или объединения, которые связаны с другой группой, приемной политической семьей. Однако динамику криминальной экосистемы можно также проанализировать на индивидуальном уровне, сосредоточив внимание на индивидуальном пути от незаконной частной сферы к публичной. В отношении этого феномена социолог Светлана Стивенсон цитирует Жана-Франсуа Байарта и отмечает, что грамшианские понятия «молекулярного процесса» сплавки и «взаимной ассимиляции» могут использоваться, когда люди из частной сферы (1) переходят в публичную «через личные сети, обмен услугами и экономические возможности, а также членство в благотворительных организациях и политических партиях» и (2) встраиваются в высшие уровни государственной бюрократии»[114]. Так, в посткоммунистических режимах можно было наблюдать, подобно зеркальному отражению криминализации государства, декриминализацию бывших членов преступного подполья, которые стали частью публичной сферы и начали политическую карьеру. Примером тому может служить бывший молдавский верховный патрон Владимир Плахотнюк, которого Интерпол и занимающиеся расследованиями журналисты обвиняют в связях с российской мафией, а также в отмывании денег, торговле людьми, вовлечении в проституцию и причастности к «эскадронам смерти», ответственных за убийство нескольких криминальных элементов[115]. В момент вхождения в сферу политической деятельности такие акторы, как правило, перестают быть криминальными авторитетами, то есть акторами, ведущими незаконную экономическую деятельность с незаконным доступом к ней, и превращаются в олигархов или полигархов, то есть акторов, осуществляющих законную экономическую деятельность с незаконным доступом к ней. Такие индивидуальные трансформации и переход из криминального подполья в криминальное надполье характерны для политических систем, переживших смену режима, а после нее период олигархической анархии.

Второй способ расширения поля для анализа криминальных экосистем вытекает из того факта, что до этого момента мы определяли «географический регион» как определенную политическую систему, иными словами, речь шла о национальных криминальных экосистемах. Противоположностью им являются мировые криминальные экосистемы, которые включают в себя незаконные элементы по всему миру и работают как система. С одной стороны, это означает, что полигархи и олигархи из разных стран связаны друг с другом либо добровольно и для взаимной выгоды, либо в результате принудительного подчинения более могущественному верховному патрону[116]. С другой стороны, олигархи и полигархи могут быть связаны также с международными преступными организациями или сетями. Как указывает Оливер Буллоу, это необходимо, потому что, хотя члены приемных политических семей могут заниматься воровством и внутри страны, они должны скрывать эти деньги либо от властей, либо от общественности. Кроме того, они хотят их тратить[117]. Таким образом, олигархи и полигархи при содействии брокеров-коррупционеров [♦ 5.3.3.2] используют схемы для отмывания денег, в которых участвуют финансовые институты по всему миру, предлагающие услуги хранения денег без лишних вопросов к вкладчикам и не отвечая на вопросы властей (см. Текстовую вставку 5.4)[118]. По мнению Александра Кули, Джона Хизершоу и Джейсона Шармана, услуги, предлагаемые для этих целей как криминальному подполью, так и криминальному надполью, можно разделить на две группы[119]:

Текстовая вставка 5.4: Мировая криминальная экосистема

Такое количество денег [нельзя] спрятать под матрацем или передать во время рукопожатия. Управление такими большими суммами [требует] банков, готовых принять деньги, не задавая лишних вопросов ‹…› и способов, с помощью которых политики могут использовать свои незаконные средства для покупки предметов роскоши. ‹…› И это становится возможным благодаря оффшорным финансовым услугам. ‹…› Человек с грязными наличными деньгами может купить яхту, используя банковский счет в Швейцарии, который контролируется фондом в Лихтенштейне, который находится под контролем ограниченного партнерства в Великобритании, которое принадлежит компании в Белизе, которая принадлежит трасту на Маршалловых островах. Количество возможных юрисдикций практически безгранично, и каждая из них дополнительно скрывает взаимосвязь между воровством и расходами. ‹…› Бессмысленно спрашивать, является ли Россия клептократией. Более уместно рассмотреть вопрос о том, каким образом российские элиты являются частью целой клептократической системы, посредством которой их хищения из государственного бюджета через шотландские ограниченные партнерства и банки Молдовы или Латвии связаны с лондонским рынком недвижимости[120].

• оффшорные финансовые услуги, которые особенно необходимы на этапе сокрытия денег. В число таких услуг входит хранение незаконных средств в банках, а также «систематическое использование подставных компаний» состоятельными людьми, олигархами и полигархами, «которые хотят сохранить свою личность в тайне». О постсоветских странах авторы пишут, что «оффшорный аутсорсинг и построение государства были тесно связаны, а режимы и правящие семьи накапливали личные состояния, направляя на иностранные счета ренту, полученную от государственных активов, таких как предметы потребления, иностранная помощь и продажа предприятий советских времен или прибыль от них»;

• мировая бездонная бочка недвижимости, которая особенно необходима на стадии расходов. Авторы поясняют, что «как только деньги „очищены“ через сети компаний, их владельцы могут использовать их для достижения [своих] общественных или политических целей и ‹…› удовлетворения бизнес-интересов». Таким образом, они превращают мировой рынок элитной недвижимости, который авторы называют «бездонной бочкой» из-за того, что «иностранные граждане вкладывают в него миллиарды долларов ежегодно, смешивая там незаконные и законные средства, в активы, которые защищены западными законами о собственности».

Последнее предложение особенно важно, поскольку оно указывает на ироничную ситуацию, когда для нормального функционирования криминальному государству требуется наличие некриминальных государств, поскольку последние ограничены в своем доступе к частным экономическим предприятиям, либо потому что (a) государственные институты не находятся в руках одного верховного патрона, который мог бы использовать их хищническим образом, либо (b) потому что страна является либеральной демократией, где владельцы подставных компаний защищены всеми институтами и законами, разработанными для отделения рынка от политической сферы социального действия. Такое положение дел широко эксплуатировали приемные политические семьи и отдельные преступники, от Венгрии до России и Центральной Азии[121].