Читать книгу Замечательные женщины - Барбара Пим - Страница 7

На следующий день я помогала Уинифред разбирать вещи к благотворительному базару.

– Просто ужасно, по-моему, что люди отправляют на благотворительные базары своих родственников, – сказала Уинифред. – Как можно так поступать? – Она подняла повыше почерневшую серебряную рамку, из которой выглядывали голова и плечи женщины в платье эпохи короля Эдуарда. – Вот еще один, к тому же духовное лицо. – Опять совсем юный священник, кажется, только-только вылупился. Я посмотрела поверх ее плеча на чисто выбритое лицо над высоким воротничком.

– Так и чудится, что это кто-то из знакомых, – посетовала Уинифред. – Что, если бы мы взаправду его знали и кто-то увидел бы его среди других вещей? Каким это стало бы шоком! Я думаю, надо вынуть фотографию – в конце концов, покупают ведь рамки.

– Не думаю, что их принесли их родные, – утешила я ее. – Скорее всего, фотографии годами пылились в кладовке, и никто не знает, кто на них изображен.

– Пожалуй, да. Но сама мысль о ненужности… Словно на благотворительный базар послали реального человека… Понимаете? Чем старше становишься, тем острее это чувствуешь. Молодежь, конечно, только посмеялась бы.

Я прекрасно понимала, что она имеет в виду, ведь старая дева без родных и друзей вполне может стать ненужной. Я ощущала это даже острее Уинифред: кто, собственно, обо мне заплачет, когда меня не станет? Дора, брат и сестра Мэлори, пара человек из моей старой деревни, возможно, пожалеют, но ни в чьей жизни я в первых строках не значусь. Меня так легко было бы заменить… Я решила не обсуждать это с Уинифред, по натуре склонной к романтике и меланхолии и тому, чтобы воображать себя в разных ситуациях. У кровати она держала томик стихов Кристины Россетти, переплетенный в мягкую зеленую замшу, хотя, насколько я знала, не обладала опытом, к которому относились часто цитируемые ею строки. Я была совершенно уверена, что, имейся кто-нибудь, о ком она могла бы подумать, прочитав: «Ты их забудь с улыбкой в тишине. Не вспоминай и прочь гони печаль», – она непременно бы мне рассказала.

– Уж вам-то это не грозит, – весело сказала я. – Бог знает, что бы Джулиан без вас делал.

– И правда! – Она рассмеялась, словно вдруг что-то вспомнила. – Видели бы вы его сейчас! Он забрал себе в голову, что покрасит комнаты, которые мы собираемся сдавать. Даже не представляете, какой погром он учинил! Я начала помогать, но вспомнила, что надо разобрать вещи, так что мисс Стэтхем, мисс Эндерс и сестра Блэтт дают ему наверху полезные советы.

– О боже, думаю, ему нужна более практичная помощь, – отозвалась я. – Можно мне подняться посмотреть?

– Да, пожалуйста, а я останусь здесь. Наверное, куплю себе эту юбку, – услышала я ее бормотание. – Ее еще носить и носить.

Женские голоса, звучавшие на повышенных тонах, привели меня в большую комнату на верхнем этаже, где я застала Джулиана Мэлори сидящим на ступеньке стремянки с кистью в руке и в старой сутане, теперь пестревшей мазками краски. Рядом стояли мисс Стэтхем и мисс Эндерс, две маленькие, похожие на птичек женщины, которых я иногда путала, а также сестра Блэтт в сером форменном платье, кряжистая и розовощекая, деловитая и прямолинейная.

Все рассматривали стену, которую Джулиан, по всей очевидности, только что закончил красить.

– Очень надеюсь, что, когда высохнет, цвет изменится, – сказала сестра Блэтт. – А то он любого с ума сведет.

– На банке было написано «Старое золото», – несчастным голосом отозвался Джулиан. – Может, я слишком густо замешал?

– Консистенция жидкой сметаны, – прочла на банке мисс Эндерс. – Вот как должно быть.

– Трудно, конечно, вспомнить, какая она, сметана, – сказала мисс Стэтхем. – Наверное, жидкая сметана – это как пенка на молоке.

– О, Милдред! – Жестом отчаяния Джулиан махнул в мою сторону кистью, обрызгав всех каплями краски. – Спасите нас!

– Чем я могу помочь?

– Ничем, – почти удовлетворенно отозвалась сестра Блэтт. – Боюсь, отец Джулиан покрасил стену не в тот цвет. Остается только дождаться, пока высохнет, и придать ей более светлый оттенок. И вообще краска легла подтеками. – Нагнувшись, она уставилась в стену. – Боюсь, мне совсем не хотелось бы жить в комнате такого цвета.

– А я думаю, что, когда высохнет, посветлеет, – с надеждой ответила я.

– Жаль, что не поручил это ребятам из молодежного клуба, – сказал Джулиан. – Боюсь, по части практических дел я не мастер. Мне всегда думалось: какое, наверное, испытываешь удовлетворение, сделав что-то хорошее своими руками. Уверен, я достаточно часто это проповедовал.

– Ну, в земной юдоли удовлетворение нам не положено, – отрезала сестра Блэтт. – В этом, вероятно, все дело.

Джулиан улыбнулся.

– Жестоко, конечно, что мне не позволительна даже столь малая радость, но сегодня я определенно научился смирению, так что вся эта затея не пропала даром. А ведь казалось-то так просто, – печально добавил он.

– М-да, ничто не бывает так просто, как кажется, – самодовольно отозвалась мисс Стэтхем.

– Определенно не бывает, – согласилась мисс Эндерс, которая была портнихой. – Мои клиентки часто говорят, что хотят сами сшить себе хлопчатое платье или прямую юбку, а потом обнаруживают, что это далеко не так просто, и бегут ко мне, чтобы я поправила.

– Жаль, что вы не можете поправить это, мисс Эндерс. – Джулиан сгорбился на своей стремянке.

– Смотрите, – вмешалась я, – действительно становится светлее, и высыхает довольно ровно. Наверное, естественно, что жидкая краска гораздо более темная.

– И правда, – согласилась сестра Блэтт. – Теперь цвет уже довольно приятный.

– Какая вы умная, Милдред, – благодарно сказал Джулиан. – Я знал, что вы поможете.

– Ну, теперь, когда мы наставили вас на нужный путь, пора нам и своим пойти, – добродушно произнесла сестра Блэтт.

– Спасибо за помощь и советы, – с толикой иронии отозвался Джулиан.

– А потолок отец Мэлори покрасить попытается? – вполголоса спросила мисс Стэтхем.

– Это самое сложное, – объяснила мисс Эндерс.

– Будучи пастырем, он непременно должен совершить подвиг, – жизнерадостно рассмеялась сестра Блэтт. – Возможно, мисс Лэтбери ему поспособствует. Боюсь, моего веса стремянка не выдержит, – довольно добавила она, опуская взгляд на свои обтянутые серым телеса. – И вообще, я считаю, что сначала надо было красить потолок, а только потом стены. Если будете красить потолок теперь, отец, стены белым забрызгаете.

– Наверное, да, – терпеливо отозвался Джулиан. – Замечательные женщины, – вздохнул он, когда они ушли. – Может, прервемся на чай?

– Вы могли бы поискать добровольцев из хора или молодежного клуба, пусть они закончат, – предложила я. – Уверена, Тедди Лимон с этим прекрасно справится. Мужчины любят возиться с красками и побелкой.

– Полагаю, меня нормальным мужчиной считать нельзя, – сказал Джулиан, снимая заляпанную желтым сутану и вешая ее на стремянку, – но у меня тоже есть тяга к подвигам.

Уинифред мы нашли в коридоре с ящиком чучел птиц.

– Смотрите, это, как обычно, от миссис Ноуд, – сказала она.

– В ее доме, наверное, совсем не осталось птиц, учитывая, что она на каждый базар присылает по несколько штук, – заметила я.

– Нет, там еще уйма, – возразил Джулиан. – Эти, кажется, из чулана. В холле экземпляры получше – кое-какие довольно угрожающие, с распростертыми крыльями. А эти совсем маленькие, почти как воробышки.

– Эти разойдутся как горячие пирожки, – сказала Уинифред. – За них всегда идет драка. Пойдем выпьем чаю.

Чаепитие в этом доме всегда было наиболее безопасным приемом пищи, а сегодня даже подали невзрачный с виду пирог.

– Надо спросить Нейпиров, нет ли у них чего-нибудь для базара, – предложила я. – У него, вероятно, найдется какой-нибудь старый костюм, который ему больше не нужен, или, возможно, форма без петлиц и нашивок.

– То и дело слышишь, как муж вернулся домой и обнаружил, что его гражданскую одежду сожрала моль, – серьезно откликнулась Уинифред. – Ужасный, наверное, шок.

– За этим надо бы приглядывать женщинам, – заметил Джулиан. – Шарики от моли, камфара и так далее, – неопределенно добавил он. – Я полагаю, вполне возможно держать моль в узде. Как по-вашему, миссис Нейпир в этом отношении исполнила свой долг?

– Не знаю, – протянула я, так как мне пришло в голову, что скорее всего нет. Я не могла представить, чтобы она методично занималась такими хозяйственными мелочами.

– А с ним самим вы познакомились? – спросила Уинифред.

– О да, он совершенно очарователен. Недурен собой, мил, и с ним так легко разговаривать. Мне он очень по душе.

– Можно подумать, вы влюбились, – подтрунивая, сказал Джулиан, – раз уж он произвел столь благоприятное первое впечатление.

– Глупости! – запротестовала я. – Мы с ним встречались только однажды, и он скорее всего моложе меня. К тому же женат.

– Очень рад это слышать, Милдред, – уже серьезнее сказал Джулиан. – Многие сегодня забывают, что это должно быть преградой.

– Ну же, Джулиан, не надо проповедей, – попросила Уинифред. – Ты сам знаешь, Милдред никогда не сделает ничего дурного или глупого.

Я с легкой грустью подумала, что это слишком уж верно, и понадеялась, вдруг остальные видят меня в чуточку ином свете. Добродетель – прекрасное свойство, и нам всем следует к ней стремиться, но иногда она немного угнетает.

– Передай Милдред что-нибудь поесть, – попросила брата Уинифред.

– Надеюсь, она достаточно хорошо нас знает, чтобы взять самой, не спрашивая разрешения, – отозвался Джулиан. – Иначе, боюсь, ей очень немного достанется.

В разговоре возникла короткая пауза, и я, взяв еще кусок пирога, вдруг задумалась над шуткой Джулиана о том, что я влюблена в Рокингхема Нейпира. Разумеется, это было совершенно невозможно, но я явно испытала на себе силу его обаяния, и мне следовало бы почаще напоминать себе о неловких военнослужащих из женского вспомогательного и о том, как он очаровывал их на адмиральской вилле. Но я никогда не была склонна влюбляться и часто жалела, что меня обошел стороной опыт не только брака, но и, возможно, более великий и более возвышающий душу шанс любить и потерять любовь. Конечно, в юности у меня был младший священник, а после банковский клерк, читавший после службы отрывки из Священного Писания, но ни одну из этих влюбленностей великой не назовешь.

– А теперь, – воспользовался тишиной Джулиан, – у меня есть для вас новости.

– И какие же? – воскликнули мы хором.

– Кажется, я нашел жилицу для нашей квартиры!

– Как интересно, Джулиан! – Уинифред импульсивно всплеснула руками и опрокинула чайник с горячей водой. – Рассказывай скорей!

– Кто-то действительно подходящий? – спросила я.

– Исключительно подходящий, на мой взгляд, – ответил Джулиан. – Некая миссис Грей, вдова.

– Звучит превосходно. Некая миссис Грей, вдова, – повторила я. – Так ее себе и представляю.

– И я тоже! – с энтузиазмом воскликнула Уинифред. – Опрятная маленькая женщина лет шестидесяти, довольно мило одетая.

– Боюсь, ты далека от правды. Я бы сказал, она совсем немногим старше Милдред. К тому же высокая, но, рискну сказать, очень мило одетая. Впрочем, сама знаешь, я мало обращаю внимания на такие детали.

– Но как вы ее нашли? – поинтересовалась я. – Вы давали объявление в «Церковные ведомости»?

– Нет, не понадобилось. Она даже живет в нашем приходе – пока в меблированных комнатах. Вы, возможно, видели ее в церкви, хотя она мне сказала, что всегда сидит в задних рядах.

– Вот как? Интересно…

Уинифред начала перебирать все незнакомые лица, какие заметила в последнее время, но нам никак не удавалось опознать миссис Грей. Описание Джулиана было настолько расплывчатым, что подходило к любой из двух или трех новых женщин, которых мы смогли припомнить.

– Откуда она узнала про квартиру? – спросила я.

– Она зашла к мисс Эндерс перешить платье, и, надо полагать, они разговорились. Потом она упомянула об этом отцу Грейторексу, а тот рассказал мне. Она решила, что ей не следует обращаться ко мне напрямую. Она ведь вдова священника, понимаете, – добавил Джулиан, точно это объясняло деликатность, которую редко проявляют люди, занятые таким безнадежным делом, как поиски квартиры.

– Ну надо же! – невольно воскликнула я, поскольку инстинктивно не доверяю вдовам, которые бывают двух разновидностей, причем одна может быть опасной. Правда, я сочла, что по описанию миссис Грей явно относилась к сравнительно безвредной.

– Полагаю, у нее не слишком много денег, – задумчиво продолжал Джулиан, – поэтому даже не знаю, какую плату было бы справедливо попросить. Я понял, что не могу про это заговорить, и, по всей очевидности, она тоже не сумела.

– А я считаю, что это должен быть ее первый вопрос, – сказала я, удивившись про себя, какой, наверное, деликатный у них вышел разговор. – Не ждет же она, что получит три комнаты даром? Вам надо быть осторожным, как бы она не попыталась сбить цену.

– Ох, Милдред! – Вид у Джулиана сделался удрученный. – Если бы вы ее видели, не говорили бы так. У нее такие грустные глаза.

– Нет-нет, извините, – пробормотала я, поскольку совершенно забыла, что она вдова священника.

– Конечно, мы не хотим на ней наживаться, – сказала Уинифред, – поэтому, уверена, достигнем дружеского соглашения. Возможно, я могла бы это с ней обсудить, вероятно, с женщиной ей будет не так неловко.

С сомнением посмотрев на сестру, Джулиан перевел взгляд на меня.

– Думаю, идеальной кандидатурой была бы Милдред.

– Потому, что привыкла находить общий язык с обедневшими женщинами из хороших семей? – спросила я. – Но, боюсь, общение с ними развило во мне подозрительность. Понимаете, иногда к нам приходят мошенницы, и каждый случай требуется тщательно изучить.

– Правда? Как печально! Я понятия не имел, что кто-то решится на мошенничество.

– Ужасно! – воскликнула Уинифред. – Мне всегда грустно слышать про такую греховность. Особенно среди женщин нашего круга.

– Да, возможно, от них ожидаешь большего, – согласилась я, – но могу вас заверить, такое иногда случается.

В обществе брата с сестрой Мэлори у меня довольно часто возникало ощущение, что о греховности сего мира я знаю больше них, особенно учитывая, сколько узнала о слабостях человеческой природы, когда работала в ведомстве по цензуре. Впрочем, столь большая часть моих познаний была из вторых рук, что я сомневалась, обладает ли житейской мудростью хоть кто-то из нас троих. Но мне вправду казалось, что по натуре они наивнее и доверчивее меня.

– Надеюсь, я более или менее справлюсь сам, – сказал Джулиан. – Было бы нечестно ожидать, что Милдред займется чем-то, совершенно ее не касающимся.

– Могу попробовать, если хотите, – с сомнением произнесла я, – но это правда не мое дело.

Тогда я еще не осознала в полной мере, что практически что угодно может быть делом незамужней, не обремененной семейными обязательствами или собственными бедами женщины, которая проявляет дружеское участие к затруднениям ближних.

– Надо будет поискать миссис Грей в церкви, – сказала Уинифред. – А ведь, сдается, я знаю, кто это. Кажется, она иногда носит горжетку из черно-бурой лисы.

– Джулиан вроде бы сказал, что у нее мало денег, – откликнулась я. – Хотя, конечно, меха могли остаться с лучших времен.

– Горжетка довольно пушистая, – добавила Уинифред. – Может, и не чернобурка вовсе. Я плохо в этом разбираюсь.

– Кажется, во время нашей встречи мехов на ней не было, – внес свою лепту Джулиан, – но одета она была очень мило.

– Надеюсь, она не будет отвлекать вас от написания проповедей, Джулиан, – сказала я в шутку. – Нас, верно, ждет сокращение речей с кафедры, едва въедет миссис Грей.

Рассмеявшись, Джулиан встал из-за стола.

– Надо возвращаться к краске, не то комнаты останутся непригодными для жилья. Работа теперь будет в радость, раз уж я знаю, что, высохнув, тон станет светлее. Сегодня я определенно кое-чему научился.

Уинифред нежно улыбнулась ему вслед.

– Мужчины совсем как дети, правда? Донельзя счастлив, когда делает что-то, с чем можно перепачкаться. А теперь, Милдред, может, проставим цены на вещи для базара?

Мы мирно провели полчаса, перебирая присланный хлам и строя домыслы насчет миссис Грей.

– Джулиан по сути ничего и не сказал о том, какая она, – пожаловалась Уинифред.

– Надо думать, женщин такого типа и возраста трудно описать, если только они не поразительные красавицы.

– Как чудесно было бы, окажись она поразительно красива! – Уинифред откинула со лба растрепанные седые волосы.

– Ну, не знаю, – протянула я. – Возможно, будь она к тому же еще и милой, однако красивые люди не всегда таковы.

– Но она же вдова священника…

– Боже ты мой! – рассмеялась я. – Об этом-то я и забыла! – Эти два слова уже казались своего рода магическим заклинанием. – Значит, она должна быть не только красивой, но и доброй. Как-то даже чересчур. Откуда нам знать, как умер ее муж? Может, это она свела его в могилу.

Вид у Уинифред сделался такой шокированный, что она отбросила глупые фантазии и вернулась к определению цен на поношенную одежду, чучела птиц, старую обувь, клюшки для гольфа, трактаты по теологии, ноты популярных танцевальных мелодий тридцатых годов, каминные решетки и рамки для фотографий – хлам во всей его красе.

– Интересно… – задумчиво произнесла вдруг Уинифред. – Интересно, а какое у нее имя?