Читать книгу Зеркало Кассандры - Бернар Вербер - Страница 17

Бородатый викинг прихлопывает комара, достает из патронташа одну из своих сигар и раскуривает ее. Он подходит к огню, подливает в костер немного бензина, и его лицо озаряется светом пламени. Потом указывает девушке на большое продавленное кресло с торчащими пружинами и приглашает сесть. От пропитанного дождем кресла у Кассандры немедленно промокает одежда на спине.

– Ладно, девчушка, ты хочешь знать, и ты узнаешь. Этого места нет ни на одной карте, ни в одном путеводителе. Это нигде.

– Даже в «Google Earth» оно выглядит как обыкновенный пустырь, – добавляет молодой азиат.

– Это место не должно существовать, о нем никто не хочет знать. Официально оно называется «МГС», «Муниципальная Городская Свалка».

Мухи, пользуясь тем, что дождь прекратился, начинают выписывать восьмерки в воздухе, цепляясь друг за друга, словно воздушные акробаты.

– Семь лет назад, когда в столице произошел очередной демографический взрыв, в мэрии Парижа заметили, что большая городская свалка, более сорока лет находившаяся в черте города, уже не справляется с горой ежедневных отходов пяти миллионов жителей. Было решено выделить под свалку новый участок земли несколькими километрами севернее Парижа.

– На юге они создали рот, через который целый город принимает пищу: Рюнжис[7]. А на севере сделали дыру в заднице, для эвакуации отходов, МГС, – добавляет молодой азиат.

– Так устроены многие большие города, – подтверждает викинг. – На юге – снабжение, на севере – отходы.

Старый африканец пожимает плечами:

– И можно добавить: на западе – богачи, на востоке – бедняки. Утром рабочие с востока едут трудиться в богатые западные кварталы.

– К вечеру провизия, приехавшая с юга, переваривается в центре и оказывается на севере, – продолжает викинг, выпуская облако сигарного дыма, которое пахнет горелым сеном. – Поэтому власти создали «Мусорленд», роскошную свалку, сверхсовременную, чрезвычайно дорогостоящую, с печью, способной быстро сжигать ежедневные тонны мусора.

– Они даже назвали эту суперсовременную печь «Молохом». По имени карфагенского бога-исполина, сжигавшего детей в своем полыхающем огнем животе, – объясняет молодой азиат.

Старый африканец медленно покачивает головой:

– Люди не хотят знать, что происходит с их отходами. Когда они спускают воду в туалете, им неинтересно, куда девается содержимое унитаза.

– «Молох»… Вообрази, девчушка, большой, очень чистый завод, переваривающий всю грязь, которую производит город. Внутри повсюду электроника, сталь, жидкокристаллические панели, мир без шума и запаха. Будто ты на атомной электростанции или в компьютерном центре. Это безумно дорого обошлось налогоплательщикам, но им объяснили, что это оптимальный способ ликвидации отходов в большом городе.

Викинг сплевывает.

– Затея имела такой успех, что мэры всех европейских столиц приезжали посмотреть, как работает наш маленький чудесный…

– …задний проход класса люкс, – вставляет молодой азиат, довольный своим метким словцом.

– М-да… и, кстати, лет десять он работал нормально.

Кассандра внимательно слушает.

– А потом появилось «коричневое облако». Труба мусорной печи выбрасывала столб темного дыма, который стлался по небу, образуя над кварталом коричневую завесу. Местные жители начали кашлять, участились случаи заболевания раком и астмой. Дождь шел красноватого цвета.

– Такова цена цивилизации, – обреченно вздыхает африканец.

– Район был бедный, и все это абсолютно никого не волновало до тех пор, пока одному журналисту не пришла в голову отличная мысль написать статью, название которой вынесли на обложку его еженедельника, – продолжает викинг. – Все вышло совершенно случайно, просто на той неделе не оказалось более интересной новости.

– Фотографии коричневого облака над домами хватило, чтобы взволновать людей, – вспоминает рыжая женщина, которая тоже прекрасно знает историю этого места. – И заголовка, простого и броского: «ПОЗОР!»

Старый африканец снова пожимает плечами и утомленно произносит:

– Можно подумать, что проблемы существуют только благодаря журналистам: если газетчики о них не говорят, то их и нет.

Светловолосый бородач, не спеша, выпускает несколько клубов сигарного дыма.

– Отреагировали экологи, за ними местные ассоциации, потом ассоциации национальные, и завертелось: петиции, давление на депутатов, пресс-конференции и прочая шумиха. Просто шествие оскорбленных девственниц. «Уберите от меня это загрязняющее окружающую среду облако, я не могу его видеть». Да еще на региональных выборах кандидат от экологов записал первым пунктом своей программы: «Заткнуть пасть чудовищному „Молоху“, заводу по переработке мусора, с его дымящей печью, насылающей на людей болезни». Буквально за несколько дней наша образцовая печь, которой завидовала вся Европа, благодаря случайностям редакционного планирования, превратилась в национальный позор. «МГС» стала достойным преемником Чернобыля.

Викинг сплевывает, берет пластиковую бутылку вина и пьет. Затем, издав звук, похожий на рык оленя в брачный период – свою фирменную отрыжку, – пускает бутылку по кругу:

– Хочешь выпить, девчушка?

Кассандра смотрит на бутылку, на горлышке которой осталась чужая слюна, и качает головой. Викинг снова гулко рыгает и продолжает рассказ:

– Кандидат от экологов победил с подавляющим большинством голосов. Едва вступив в должность, он приказал закрыть МГС. Под аплодисменты толпы печь погасла, трубы перестали изрыгать дым, стальные двери закрылись.

– Под аплодисменты толпы налогоплательщиков, которые забыли, что сами финансировали создание этого чуда ультрасовременной технологии, – напоминает азиат.

– Но проблема в том, что город подобен живому существу. Ему нельзя заткнуть задний проход. Иначе случится заворот кишок. У людей больше не было «Молоха», но они продолжали есть, выбрасывать упаковки и прочий мусор.

– Средний парижанин производит в день один килограмм четыреста граммов мусора, – снова добавляет азиат. – Если умножить эту цифру на количество жителей, то получится полтора миллиона тонн в год.

– Они так торопились закрыть печь, что не подумали о том, что ее нужно чем-то заменить, – кивает рыжая.

– Мусорщики по-прежнему исправно ездили по своему маршруту, а затем отправлялись на север, чтобы вываливать содержимое своих грузовиков в пасть «Молоху». Никто не указал им другого места для вывоза мусора, и они начали просто оставлять свой груз на большом пустыре, как раз рядом с окончательно закрытой ультрасовременной свалкой.

– Так же, как стада гну всю жизнь ходят испражняться в одно и то же место, – замечает старый африканец, беря бутылку вина.

На лице викинга появляется выражение покорности судьбе.

– Какой-то шофер мусоровоза первым разгрузился здесь. Остальные, как стадо, последовали его примеру. Люди из мэрии, не нашедшие немедленного решения проблемы, не стали возражать.

– Да и «Молоха» закрыли в середине августа, в разгар отпускного сезона. Их никого и не было, все на каникулы разъехались, – напоминает молодой азиат.

– Вот на какой идиотизм способны политики. Делают что попало, не раздумывают, лишь бы приобрести популярность и выиграть ближайшие выборы. Потом, когда они понимают, что навлекли своими решениями новые проблемы – долговременные, еще более серьезные, – то ничего не предпринимают и пускают все на самотек, – усмехается женщина с рыжими волосами.

– Этот пустырь обычно служил зимним пристанищем для цыган, поэтому никто особо не возмущался. Даже сами цыгане, которые, естественно, не привыкли жаловаться в полицию или обращаться в административные инстанции.

– Ясное дело, – подтверждает рыжая. – Может, они даже были довольны, ведь они могли рыться в мусоре и находить что-нибудь нужное.

– Словом, здесь стали скапливаться отходы. Слой за слоем, куча мусора росла и ширилась.

Викинг снова раскуривает сигару и выпускает изо рта два больших голубоватых облака.

– Они не хотели дыма, и получили огромную кучу отходов, которая воняет и растет. Так всегда – или одно, или другое. Мусор газообразный, мусор жидкий или мусор твердый.

Молодой азиат сокрушенно вздыхает:

– «Ничто не умирает, ничто не рождается, все трансформируется» – говорил Лавуазье.

– Не нравятся мне твои вечные цитаты, Маркиз. Они меня раздражают. Ладно, продолжаю для тебя, девчушка. Естественно, все остались недовольны создавшимся положением. Мэрия тогда была социалистической, депутатом выбрали эколога, а санитарные службы, в общем, склонялись к правым. Каждое заседание превращалось в сражение, один из троих обязательно уходил, хлопнув дверью и наложив вето на решения остальных. Они ни разу не смогли договориться и принять ответственное решение по проблеме эвакуации мусора. А мусорщики тем временем продолжали привозить сюда горы дерьма. И простые граждане стали делать то же самое. Свалка стала кладбищем стиральных машин и разбитых автомобилей. У жителей квартала появилась удобная возможность не платить за вывоз мусора.

Рыжая женщина отвечает на вопрос, который задает себе Кассандра:

– Сначала ограждения не было. Но, поскольку домов вокруг мало, свалка начала расти, как раковая опухоль. Когда она достигла критических размеров, муниципалитет поспешил принять срочные меры. Свалку обнесли оградой, чтобы похоронить проблему и помешать людям выкидывать туда мусор.

– Как в Палермо, – напоминает молодой азиат. – Большая свалка, с которой неизвестно, что делать, и которая до сих пор действует.

– В Марселе то же самое, – подхватывает рыжая. – Насколько я знаю, там весь город по-прежнему сваливает мусор в Мариньяне.

– Как и можно было предположить, решетка ничего не изменила. Привычка уже устоялась. Люди стали кидать мусор через ограду. Тогда муниципалитет сделал ограду повыше. Все продолжалось как ни в чем не бывало. Тогда поверху пустили колючую проволоку.

– И посадили деревья, чтобы никто не видел всего этого ужаса, – добавляет африканец.

Викинг сплевывает на землю.

– Вместо того, чтобы остановить незаконный выброс мусора, муниципалитет решил ему попустительствовать.

– «Ситуация вышла из под контроля, сделаем вид, что мы создали ее сами» – говорил Талейран.

– Заткнись, Маркиз. Твои идиотские устаревшие цитаты меня бесят.

– Мой учитель французского их обожал. Прости, Барон, но поговорки и цитаты – это сильнее меня.

– А по-моему это просто лень. Ты не способен родить собственных мыслей, Маркиз, и берешь чужие, замороженные и готовые к употреблению.

– Я сейчас подберу «замороженную мысль» и для тебя, Барон!

Оба собеседника начали приподниматься.

– Ну-ну-ну, – вздыхает женщина с рыжими волосами. – У меня для вас тоже есть готовая цитатка: «С такими друзьями и врагов не надо».

– Если и ты туда же, Герцогиня, я вам сейчас обоим рожи поварешкой разобью! – заявляет взбешенный викинг.

Более молодой противник решает не связываться с грозной горой жира и мышц. Все вновь усаживаются по местам, и вино опять идет по кругу.

Кассандре вдруг кажется, что маленький лисенок высовывает из темноты кончик носа и наблюдает за ними. Она решает, что, скорее всего, это просто щенок.

Да нет, это точно был лисенок. На свалке водятся дикие животные.

Викинг тоже садится и продолжает рассказ:

– Мэрия решила оставить северный вход открытым. Машины приезжают туда разгружаться. Вот так это место стало огромной свалкой под открытым небом. Количество мусора растет, но, поскольку участок достаточно большой, растет оно медленно. Почти незаметно. Мэрия просто посдадила вдоль ограды еще один ряд деревьев, выше и гуще прежних, чтобы спрятать то, что навалено за ними.

Рыжая женщина пожимает плечами:

– Так все и происходит с незапамятных времен: никто ничего не делает, ошибки маскируют, и в конце концов, все привыкают и забывают.

– Ну тебе виднее, Герцогиня, уж в чем в чем, а в декоративной косметике ты разбираешься, – усмехается молодой азиат.

Рыжая делает вид, что ничего не слышала, а викинг продолжает рассказ:

– Итак, коричневого облака больше нет. Статей в газетах тоже. И этот участок земли вроде бы как не существует. Остается лишь запах, который порой просачивается сквозь деревья, но жилые дома далеко. А цена за квадратный метр такая низкая, что никто и не думает жаловаться.

Старый африканец обреченно машет рукой:

– Все зависит от того, куда дует ветер. Иногда вонь несется к дешевым кварталам в той стороне. Иногда – в другой. Но поскольку запах никогда не дойдет до Парижа, всем наплевать.

Задумчивое молчание объединяет всех на несколько минут. Кассандра пользуется этим и задает свой второй вопрос:

– А вы кто?

Они хитро переглядываются.

– Мы – человеческие отбросы, обитающие среди отбросов всех прочих сортов. Рыбак рыбака видит издалека, – отвечает азиат.

– Общество обращалось с нами как с мусором, вот мы и живем в мусоре, – отвечает африканец.

– И нам тут хорошо, – заявляет рыжая. – Так ведь, ребята?

– Да, мы отверженные.

– Бежавшие.

– Изгнанные.

– Выброшенные.

Викинг тушит сигару.

– Скажем ей? – спрашивает он разрешения у своих товарищей. – Мы – неудачники. И, как раненые звери, прячемся здесь, потому что тут никто не догадается нас искать.

Это просто бомжи, укрывшиеся на свалке.

– Мы решили не бежать в Бразилию или в Австралию, а создать дальнюю страну… совсем рядом.

– Мы живем в заднице, и нас можно назвать геморроем! – веселится азиат.

Смелая метафора всех приводит в восторг. Они кивают.

– А еще мы похожи на хорьков, потому что вонь спасает нас от дураков.

– Да, вонь нас спасает.

Рыжая спокойно отгоняет рукой облако мух, кружащих над их головами.

– Вот почему мы хотим сохранить свою тайну и не хотим связываться с буржуйской девчонкой, которую скоро начнут искать, – заявляет она, убирая прядь волос со лба. – Чем дольше я думаю, тем больше убеждаюсь, что тебе надо побыстрее отсюда сваливать, иначе мы хлопот не оберемся.

Кассандра делает вид, что не слышит этих слов. Взошедшая луна освещает окрестности, и девушка осматривается кругом. Теперь она видит пять хижин среди мусорных куч.

Над одной из них торчит ржавый перископ с подводной лодки времен Второй мировой войны. На крыше другой выстроились разноцветные цветочные горшки. На третьей хижине, рядом с солнечными батареями, вращается, поскрипывая, маленький ветряной генератор. На крыше четвертой стоит шезлонг под пляжным зонтом. Высокая стена из покрышек скрывает хижины от посторонних взглядов. Широкая улица, прорытая в мусоре с северной стороны, ведет прямо к костру.

Викинг продолжает:

– Я здесь уже три года. Меня зовут Орландо. Но поскольку мы все тут дали друг другу аристократические титулы, можешь звать меня Бароном. В нашем племени я – охотник.

Он тоже похож на американского актера. А… вспомнила! Род Стайгер в фильме «За пригоршню динамита» Серджио Леоне. Только Орландо блондин, с длинными волосами, и живот у него больше.

– Да, мы друг другу дали аристократические титулы, потому что нам это нравится. И потому что это бесплатно, – подтверждает рыжая.

Слово может дать власть, а может стать ловушкой.

– Эта женщина с большими сиськами и крикливым голосом – Эсмеральда, или Герцогиня, она готовит и шьет. Шитье здесь имеет большое значение. Кроме того, она вождь племени – благодаря зычной глотке и злобному характеру. А мы здесь очень любим злобные зычные глотки.

Особа, о которой идет речь, достает маникюрную пилку и громко шлифует себе ноготь на большом пальце.

Это же… Мерил Стрип, только гораздо толще и вульгарнее. И еще косая.

– Узкоглазый парень с синей прядью, который не любит буржуйских девочек с чистыми руками, – это Ким, или Маркиз, специалист по техническим вопросам. Благодаря ему у нас есть и радио, и телевидение и компьютер. Как у всех гениев, у него полно недостатков, самый худший из которых, по-моему, – это мания приводить идиотские цитаты и поговорки.

– «На воре шапка горит», – парирует мастер на все руки и смачно сплевывает.

А это молодой Джеки Чан в стиле рок.

– И наконец, высокий флегматичный сенегалец, Фетнат, прозванный Виконтом. Это наш доктор, психоаналитик, травник и грибник. В нашем племени он – колдун и шаман.

Старый африканец кивает и улыбается, обнажая зубы ослепительной белизны. Он раскуривает длинную трубку и выпускает несколько клубов ароматного дыма, пахнущего тмином.

А он мог бы сойти за Моргана Фримана, только более худого.

– Мы создали деревню посреди мусора, даже не деревню, а настоящее независимое государство посреди тоталитарной и бестолковой страны.

– Здесь мы действительно свободны, – подтверждает африканец. – Если ты понимаешь, что я хочу сказать.

– Да, можно плевать, можно пукать, можно ругаться, можно драться, можно писать, где хочешь, можно просыпаться, когда хочешь, можно не платить налоги, можно критиковать правительство, можно даже – внимание! – курить в общественных местах!

– Мы даже дали своей деревне имя.

Орландо показывает на табличку, установленную при входе в поселение. На ней от руки большими неровными буквами написано: «ИСКУПЛЕНИЕ».

– Идея Герцогини, воспитанной в строгом католическом духе. Она сказала, цитирую по памяти: «Мы оказались здесь потому, что грешили. Это не ад, а чистилище. Мы здесь для того, чтобы изменить нашу жизнь. Мы находимся в месте искупления, здесь мы попытаемся спасти наши души».

Эсмеральда кивает, запускает руку в глубокую ложбинку между грудей и и достает провалившийся туда крестик.

– А Барон тогда возразил: «Может быть, но я предлагаю другой девиз, с которым мы пойдем вперед».

Женщина берет фонарик и, под надписью «ИСКУПЛЕНИЕ», освещает другую табличку, чуть большего размера, с наклонными буквами: «КАЖДОМУ СВОЕ ДЕРЬМО».

– Это выражение стало нашим лозунгом, с которым мы сверяем все происходящее.

– Я не люблю лозунгов, но этот, мне кажется, вобрал в себя смысл всех лозунгов на свете, – признает Викинг.

– А потом появился Фетнат. Он внес свое уточнение: «34 жителя. 0 зануд».

– Три зачеркнуто потому, что потом пришел Маркиз.

– Я хотел добавить еще один лозунг: «Когда тебе нечего терять, ты можешь завоевать весь мир», но они отказались, – с сожалением произносит молодой азиат с синей прядью в волосах.

– Если тебе надо запомнить всего один девиз, девчушка, запомни вот этот: «Каждому свое дерьмо»…

Он сплевывает на землю и поворачивается к Кассандре:

– А сама-то ты кто, если по-честному?