Читать книгу Замужем за психопатом. История любви, ненависти, стыда и страха - Безумная Муза - Страница 6

По мере изучения своего же собственного давно прожитого опыта, приходят в голову вот какие мысли. Недавно прочитала, что в процессе обсуждения целесообразности принятия «закона о домашнем насилии» кто-то как аргумент «против» привел отсутствие в полиции заявлений от жертв. Нет заявлений – значит, нет насилия. Логично же, да?

Однако, насилие-таки есть. А вот заявлений и вправду немного. Почему так?

Во-первых, быть жертвой насилия невообразимо стыдно. Настолько стыдно, что проще покончить с собой, чем кому-то обо всем этом рассказать. Серьезно, я не шучу. Стыд не уходит даже спустя годы, а становится даже сильней – ведь «задним умом» становятся видны все ошибки. То есть спустя время рассказать ещё трудней, чем «по горячим следам». Это – тяжкая тайна, которая уничтожает жертву изнутри, и которую нет возможности выпустить наружу.

Во-вторых, семейное насилие – это насилие со стороны близкого и любимого человека, и неизменно включается внутренний конфликт. Потому что помимо всего прочего тут задействована эмоциональная привязанность.

Чтобы было понятнее, например, про детей давайте. Вот идёт ваш детёныш по улице и совершенно посторонний человек вдруг его бьёт. Очевидно, что в такой ситуации вы поставите на уши всех, чтобы защитить детёныша от урода. А если его бьёт не случайный прохожий, а, скажем, собственный отец? О, тут уже включаются совсем другие чувства! Он же не «бьёт», а «воспитывает», типа даже благо причиняет. Ну и это опять же не какой-то посторонний чувак, а вроде как любимый муж.

Действие – абсолютно то же самое! Но в первом случае толпа кричит «Ату злодея!», а во-втором – выходит на митинги, требуя отмены «закона о шлепках» и рассказывая об исторически сложившихся в нашей культуре семейных традициях воспитания детей, в кои никоим образом нельзя встревать посторонним!

Чуете разницу?

В-третьих, даже если жертва набирается смелости обо всем рассказать, ее слушают те, кто в подобных ситуациях никогда не был, кто даже близко не может себе представить всего сложного букета ее амбивалентных чувств. Они рассуждают с позиции очевидной (для них) логики. Потому что для них это «ситуация номер один» – со случайным прохожим, а для нее – «ситуация номер два», в которую вовлечены близкие люди. Слушающие со своей колокольни начинают задавать разные вопросы, в которых явственно сквозит недоумение, граничащее с осуждением «как ты могла подобное допустить?»

То есть жертва приходит с запросом «помогите мне», а ей отвечают «сама дура, раз такое почему-то с тобой произошло, а ты это допустила». Да кто ж спорит, дура конечно. И тут мы возвращаемся к пункту один: к вспоглощающему стыду, когда проще умереть, чем продолжать как-то с этим жить.

Стыд – состояние нулевой энергии, предельно нересурсное. Оно не то состояние, в котором можно выйти из ситуации – на действие нужен ресурс. А его нет, он заблокирован стыдом.

В-четвёртых, домашнее насилие совершается близким человеком – то есть тем, кто знает жертву «наизусть», все ее слабые места, зоны уязвимости и наиболее эффективные способы манипулирования ее чувствами и сознанием. Тем, кому в той или иной мере доверяешь.

В-пятых, любое насилие подразумевает страх. Причем, вовсе не на пустом месте. Если вы не знаете случаев, когда жена уходит от мужа, совершающего насилие, а он спустя какое-то время приходит (подкарауливает) и убивает ее и/или детей – полюбопытствуйте у Гугла, таких историй множество.

Но и это ещё не всё! Жертву, решившуюся на развод, потом нередко просто «добивают», забирая у нее детей в пользу совершающего насилие! Почему? А вы просто представьте обоих! Жертва – психически истощенная, разбалансированная, дезориентированная, в состоянии социальной депривации, говорит и ведёт себя неуверенно, дёргается, мечется, прячет глаза, охотно берет на себя всю вину вообще за всё. Вторая же сторона – выглядит куда приятнее, демонстрируя абсолютную внешнюю уверенность в себе и стабильность. Особенно, если, например, это психопат – со встроенным от природы обаянием, данным только ему уникальным даром убеждения, способностью подстраиваться под эмоции собеседника. Выслушав обе стороны, второму безоговорочно верят, а слова «этой психической» подвергают сомнению, к тому же ей в ее состоянии нельзя доверять воспитание детей. А кому можно? Верно, вот этому обаятельному джентльмену! Шах и мат, жертва добита окончательно!

Мне в свое время сохранить ребенка помогло исключительно то, что один и работников опеки был мужчина. Он оказался невосприимчив к этому обаянию и сумел сохранить трезвый взгляд и объективное восприятие ситуации. Все же женщины, от полиции до моего адвоката с первого момента влетали под это убедительное влияние, верили каждому его слову (а моим – нет), сочувствовали и сопереживали ему, а не мне. По местам мне всё немного расставила психолог (работавшая с восстановлением состояния моего ребёнка), встретившаяся с ним и потом доходчиво объяснившая мне, что он – классический психопат с абсолютно мёртвым сердцем, атрофированными чувствами и чудовищной жестокостью.

И да, мне ведь так и не удалось доказать факт избиения ребенка, не смотря на документы из больницы, заключения психологов и врачей и рассказ сына о том, как это было, представителям опеки под видеозапись.

В-шестых, подавляющее большинство из нас не имеют ни малейшего представления о признаках насилия вообще! В первую очередь – психологического. Потому что оно – привычная норма жизни у подавляющего большинства. Многие из нас сами совершают его по отношению друг к другу на каждом шагу, и даже не подозревают об этом!

И, главное, даже ответа на то, «как в это не вляпаться» нет. По крайней мере, у меня пока нет.