Читать книгу Ум-мир-рай! - Блез Анжелюс - Страница 2

Я сразу узнал тебя, несмотря на то, что кануло столько веков в невидимые пучины не иссыхающей реки Леты: ты, обнаженная сидела под алым балдахином и какие-то похотливые клирики, возглавляемые хитрой и коварной лисой-епископом, предлагали тебе заняться всякими гнусными непристойностями, соблазняя сомнительным дуализмом спорного уравнения «полусвятая-полушлюха».

Ты слушала их равнодушно, совершенно не стыдясь своей наготы и, позволяя всему совершаться так, как это происходит. Лао Цзе был бы тобой безусловно доволен.

В противоположенной части центрального фрагмента триптиха какая-то гигантских размеров агрессивная мидия пыталась заглотить палача, казнящего свою жертву, которая скользит голым телом по окровавленному ножу, который, в свою очередь, сам разрывает раковину моллюска на две части. Грех, порождающий грех.

Честно говоря, после двух огромных бокалов темного Leffe и кастрюльки мидий по-провански с вкуснейшим картофелем фри, не так-то и просто разделить эстетические воззрения господина Босха, живописующего без стеснения все прелести райских кущ и, погруженного в вечное пламя, inferno.

Ты улыбаешься, потому что считаешь, что я снова погружаюсь в темные и бесприютные глубины своих бесконечных фантазмов. Я понимаю твою иронию, но в уголке твоих соблазнительных губ снова появляется тень той самой усмешки, по которой я тебя минуту назад узнал на заалтарном триптихе Босха, несмотря на столетия, миновавшие с того момента, когда горизонт пылал зловещими языками беспощадного пламени, превращающего, казалось бы, вечный город в пепел и безжизненные руины. Мне все еще кажется, что я чувствую эту непреходящую гарь и крики людей, заживо сгорающих в адском пламени босхова полотна. Но ты меня опять не слушаешь, ты как ребенок увлечена огромным рубиновым гранатом, выросшем в нашем саду, в центре небольшого Эдемского сада. Ты разрываешь спелый плод и сочные маленькие рубины разлетаются вокруг, падая на молодую зелень травы и в фонтаны белой мраморной башни, напоминающей мне стометровую Белфор, с которой мы сейчас с тобой смотрим на живописный пейзаж старинного Брюгге, укрытого периной густых фламандских облаков. Ты любишь облака, тебе кажется, что они лишены жестокости, столь присущей людям и, в особенности, детям. Еще тебе нравятся гранаты и их густой, как венозная кровь, сок, дарующий тебе ощущение бессмертия. Ты воспылала странной любовью к гранатам после того, как выяснила, что любимые тобой яблоки кельты считали символом смерти, поместив свой остров мертвых среди мифического сада Гесперид в океане. Весьма странно ощущать, что обнаженная женщина с триптиха Босха, столь презрительно отвергающая церковную индульгенцию в обмен на плотские утехи, и ты – нынешняя, которая сейчас утоляет жажду красным вином из бокала – это один и тот же персонаж. Я дотрагиваюсь до твоей руки, потом целую тебя в уголки губ, пахнущие вином и ванилью, твое тепло проникает в мое сердце, и оно замирает в покое, понимая, что все нарисованное Босхом пятьсот лет назад – лишь его безумные фантазии, порожденные бессонницей и одиночеством. И ада просто не существует. Ты играешь с гранатом, снимаешь с него корку и под пурпуром шагреневой кожи появляется рубиновый блеск полупрозрачных ягод, наполненных райским соком и вином бессмертия. Ты угощаешь меня гранатом, пряный сок течет по моим губам, и ты слизываешь его своим горячим, словно свечной воск, языком. Мы обнажаемся и падаем на белоснежные простыни, как в душистые высокие травы Эдема. Ладонью ты закрываешь мне глаза и прикасаешься своими живыми и теплыми губами к моим, и в абсолютной темноте своей привычной человеческой слепоты я впервые, как и прежде, вижу, как зарождается большой и пестрый мир, создаваемый нашей с тобой любовью, хранящей свою вечную тайну внутри одного из рубиновых зернышек спелого граната.

– Ты – мой рай, – едва слышно ты шепчешь мне на ухо, нежно покусывая мочку.

– А как же мое увлечение инфернальными пейзажами и странными образами Иеронима Босха?

– Да, точно также, как для приготовления самого изысканного вина необходим полусгнивший виноград, точно так же, как ценнейший шелк делают с помощью отвратительных гусениц. Точно так же, мой милый, точно так же!

И я не могу с тобой не согласиться. Я закрываю внешние створки босхова триптиха, свет гаснет и, повинуясь тайному желанию своего сердца, я накрываю своими губами твои пурпурные от страсти соски.

ТТ@31.01.2017