Читать книгу Иконописец. Премия им. Ф. М. Достоевского - Борис Алексеев - Страница 11

Венедикт в очередной раз разлил по единой.

– Это случилось пару лет назад. Я заканчивал роспись придела преподобного Симеона в храме на Поварской. Был тихий предрождественский вечер. Настоятель только что завершил исповедь и отъехал в Патриархию. Несмотря на приближение праздника, в храме было немноголюдно. Из служащих, пожалуй, только матушка Наталья да алтарник Геннадий Васильевич. Кстати, вскоре после случившегося оба они почили. А я вот жив и несу эту странную тайну за всех нас троих. Может, оттого и тяжко у меня на душе, Юра, ох, тяжко.

– Да что случилось-то, говори, – перебил его товарищ, доливая (по единой) «припрятанный» на дне бутылки остаток.

– А случилось вот что. Сначала все мы услышали какой-то гул. Затем я почувствовал небольшую вибрацию воздуха. Эта вибрация рождала странное беспокойство, хотелось всё бросить и бежать сломя голову куда-нибудь, всё равно куда, главное, прочь, подальше. Повинуясь неясному влечению, я оглянулся. И тотчас передо мной, будто из-под земли, «вырос» киот с иконой преподобного Симеона Столпника. Этот напольный киот уж сколько лет стоит слева от малого иконостаса в пределе преподобного Симеона. Я же находился в этот момент в главном четверике…

Это пространственное несоответствие я обнаружил в своих воспоминаниях много позже. Но тогда, припав с горячей молитвой к образу, я ни о чём не мог думать и только повторял: «Отче! Огради нас Христа ради от супротивной силы!» «Обернись», – будто ответил мне Симеон. Я обернулся. Храм был совершенно пуст. Только мать Наталья и Гена как-то странно стояли у свечного ящика. Опершись руками в верхние антресоли свечного ящика, они неловко поддерживали сползающие на пол книги и растерянно оглядывались по сторонам.

Я встал с колен и подбежал к ним.

– Что это было? – проговорила Наташа, утирая кончиком косынки брызнувшие из глаз слёзы.

– Куда люди-то делись? Глядите, храм пуст… – нахмурился Геннадий Васильевич.

Мне показалось, что причиной всему стало странное шевеление стен. Я принялся рассматривать написанные на сводах фрески и заметил едва уловимые глазом перемещения. Это были не хаотичные иллюзорные смещения пятен, но вполне осмысленные движения персонажей живописи. Движения соответствовали логике того или иного фрагмента божественной истории. Вода в источнике лилась обычным способом, птицы расхаживали по двору между затейливых храмин. Образы библейских персонажей, сбросив иконописное оцепенение, творили наяву Священную историю. Короче говоря, фрески ожили!

Позже я много раз спрашивал свидетелей этого чуда: «Что вы помните из увиденного?» Но оба они, и мать Наталья и Геннадий Васильевич, смотрели на меня удивлённо, не понимая даже сути заданного вопроса. Господь каким-то образом стёр из их памяти произошедшее событие.

– Венечка!..

– Я понимаю, Юра, первое, что приходит в голову любому нормальному человеку: моя история – обыкновенный монолог психопата. Однако дело сложнее. Слушай, что было дальше.

…Ожившая библейская история постепенно распространилась на всё пространство храма. Было такое ощущение, что объём храма заполнился прозрачной водой, чуть подкрашенной голубым тоником. Судя по колебаниям солнечных лучей, через бойницы окон в эту голубую среду проникал свет белого сирийского солнца. Это я интуитивно понял и невольно залюбовался библейским волшебством.