Читать книгу Шамиль - Борис Брик - Страница 6

Здравствуй, барса могучего логово,

Где от века бушует гроза,

Где на версту ни склона полого,

Ни тропы не отыщут глаза.

Где Аргуна лютует и бесится,

Где, гремя, джигитует Койсу,

И, увенчан значком полумесяца,

Стяг восстанья мелькает в лесу!

Пусть и нет в тебе нежности Грузии

И приволья кубанских степей,

Но навек в нерушимом союзе я

С первобытной красою твоей.

Как чадрою, страна погорелищ,

Ты укрыта туманом седым.

Снизу дым, словно облако,

                     стелется,

Сверху облако вьётся, как дым.

И ничем перед миром не хвастая,

Ты печальна, как доля твоя,

Лишь Гуниба вершина гривастая

С высоты озирает края.

Здесь в июне проходят как посуху,

Где в апреле гремела вода,

Здесь, покорно пастушьему посоху,

На утёсы вползают стада.

Здесь дороги петляют и крутятся,

Горизонт перед взором кружа.

Здесь царят вековая распутица

И неистовый дух мятежа.

Здесь баранину жарит на вертеле

Только в джуму голодный лезгин;

И поэты тебя обессмертили,

Но не понял тебя ни один.

Для одних ты – аллаха избранница,

Для других ты – абрека жильё.

Для меня же навеки останется

Незабвенным страданье твоё.

Не величья полна сатанинского,

А исполнена скорби и слез,

Ты близка лишь для сердца

                      Марлинского,

Как угрюмый и голый утёс.

И бесплодно скупая земля твоя

Мне милей благодатнейших стран…

Так свяжи вековечною клятвою

Декабриста с собой, Дагестан.

Послав привет вершин седому вечу,

Я в тот же миг схватился за кинжал:

Из-за горы три горца шли навстречу,

И каждый шаг ко мне их приближал.

Один из них, в запыленной черкеске,

Нёс на плече ребёнка своего.

Его черты, значительны и резки,

О прямоте твердили за него.

Другие два, хоть шли за ним

                      упрямо,

Изнемогли от дальнего пути.

И я спросил: «Где видеть мне имама

И как скорей в Ахульго мне дойти?»

«Ахульго пал. Там веет ваше знамя,

И газават уходит в щели гор.

Лишь нам одним с немногими

                      друзьями

Нести Коран придётся с этих пор».

«А где имам?» – «На что имам

                       урусам,

Губящем всё в родном его краю?

К тому же знай: Шамиль не верит

                         трусам,

Своих друзей покинувшим в бою!»

Я объяснил, что был в опале

                        царской,

Что в Шамиле не вижу я врага,

Что русский я, но вольности

                        аварской

Готов служить, как преданный слуга.

«Иди за мной, – сказал лезгин

                       на это, —

И к Шамилю тебя я приведу,

Но будь готов с сынами Магомета

Делить и скорбь, и горькую нужду!

Аллах велит страдать

                     и драться вместе

Всем тем, кому живётся тяжело!»

(Как я узнал впоследствии, известье

О декабре в расселину дошло).

Я вспомнил вновь язык чужого края,

В Дербенте мной усвоенный

                         в былом;

И мы пошли, друг друга ободряя,

Тропою коз, извилистым путём.

Мы шли хребтом,

            для русских не знакомым,

Но спутник мой меня не обманул,

И, совладев с мучительным подъёмом,

На третий день входили мы в аул.

Народ шумел, готовясь к обороне,

В волнении по уличкам сновал.

На весь аул тревожно ржали кони,

Кузнец клинки сородичам ковал.

А между гор, как ни был круг

                  их тесен,

Под гик и вой джигиты вскачь

                   неслись,

И дикий звук воинственных их песен

Будил хребты и уносился ввысь.

Толпа людей теснилась у мечети,

Но нас едва ль заметил кто-нибудь.

Высокий бек в расстёгнутом

                       бешмете

Кричал и бил себя руками в грудь.

Он говорил: «Зияют наши раны,

И нам нужна не шашка, а костыль.

Иль будем ждать, как глупые бараны,

Чтобы в горах султаном стал

                        Шамиль?

Полки врагов идут на нас лавиной,

Но разрушать мечетей не хотят,

И в рай войдёт, кто явится

                    с повинной,

А кто упрям – низвергнут будет в ад.

Не лучше ль нам мириться с ними?

Я говорю. Так ли?» – «Не так!» —

                  раздался крик.

И в тот же миг на крышу

                   ближней сакли

Одним прыжком вскочил мой

                      проводник.

К груди прижал он своего ребёнка,

И уздени приветствовали их.

Пронёсся гул,

               в горах отдался звонко,

И весь аул почтительно притих.

«Его речам внимали вы без слова,

Теперь, друзья, послушайте меня!

Такой же бек оставил нас

                     без крова,

В тяжелый день низаму изменя.

Из нор ползёт предательство,

                 лезгины!

Пророк сынов испытывает вновь:

Ахульго взят, и на луга – равнины

С высоких гор стекает наша кровь.

Урус в цепях, но дерзостно и смело

Готов он жизнь в сраженьи

                положить,

А вы – вольны, но за своё же дело

Кинжал отцов страшитесь

                     обнажить.

Чтобы жилось свободней

                 вашим детям,

Отдал в залог я первенца врагу;

Настанет день – пожертвую и этим,

Но лишь с клинком расстаться

                    не смогу!

Пускай твердят неверие и злоба,

Что воля гор судьбой обречена, —

Чем ближе мать к раскрытой

                 двери гроба,

Тем для сынов прекраснее она!

Аллах велик!

      С презренным властолюбьем,

Подобно псу, подавится раздор.

Сразим врага

            иль навсегда погубим

Отцовский клад – свободу наших гор.

Так сохраним и твёрдость, и терпенье,

Не изречём предвечному хулы!

Отваги дух и с братом единенье

Нам возвратят доверие аллы.

Мы победим, заботясь друг о друге,

Нам не страшны ни беки, ни князья,

Уже царя его кидают слуги

И к детям гор приходят, как друзья!

Вот вам пример!» —

              И с этими словами

Он указал мюридам на меня

И, вольных гор приветствуя

                 сынами,

Велел привесть в подарок мне коня.

Потом, пройдя сквозь плотный

                строй лезгинов,

Он подал мне горячую ладонь:

«Служи горам, – сказал он,

              брови сдвинув, —

И верен будь, как верен этот конь!

Но если ты предатель и лазутчик,

Забудь, урус, намеренье своё:

Для злобных змей,

            коварных и ползучих,

У горцев есть стальное лезвие.

И кто ступил на горные ступени —

Навек с былой прощается судьбой!»

«Не изменю! – сказал я в нетерпенье, —

Но где ж имам?» – «Имам перед тобой».