Читать книгу На роду написано - Борис Давыдов, Борис Константинович Давыдов - Страница 7

Глава 5
«Сюрприз»

Оглавление

Каждое утро Эмма шла на работу, а вместе с ней покидал квартиру и Алхан. Куда он ходил, чем занимался, она не спрашивала. Хотела поинтересоваться, говорил ли он с Джабраилом, но посчитала, что юноша сам скажет. А если молчит, значит, пока не разговаривал. Последние дни у неё на душе было неспокойно, хотя виду не показывала. «Может, душа ноет из-за того, что перед Аликом вину чувствую? Не хоронила его, поминки не делала. Да, наверное, поэтому. А как я сделаю поминки? Он мусульманин, а я не знаю, как у них поминают. Да и поздно».

Однажды утром во второй половине декабря Алхан – то ли в шутку, то ли всерьёз – сказал Эмме, что сегодня сделает ей сюрприз.

– Какой? – улыбаясь, спросила она.

– Вечером узнаешь.

Эмма в приподнятом настроении шла с работы домой. Сняла в прихожей шубку из шиншиллы (подарок Али), итальянские сапоги, затем прошла на кухню. На всякий случай разогрела ужин – Алхан сказал, что придёт в начале седьмого. Бросив в рот кусочек жареной баранины, прошла в гостиную и села в кресло. Чтобы время пролетело быстрее, включила телевизор. Она так увлеклась интересной передачей, что забыла про всё на свете. Опомнившись, взглянула на часы: семь доходит. «Где мой усатенький? И где его обещанный сюрприз?»

Время восемь, девять – Эмма места себе не находила, теряясь в догадках. «Куда звонить? Кому? Джабраилу нельзя». Далеко за полночь, раздевшись, легла на разобранную постель. Попыталась уснуть, но тревожные мысли лезли в голову. Только забылась, как зазвенел будильник – шесть утра. Через силу позавтракав, стала собираться на работу. Об Алхане старалась не думать, но мысли роились в голове, бередили душу: «Может, он в командировку уехал? А сюрприз? Нет, не мог он уехать».

После работы бежала домой в надежде, что Алхан ждёт её, но вошла в прихожую – тишина. И снова вопрос: куда, кому звонить? В милицию?! Алхан ей не муж. Вспомнила, как на одной из вечеринок ей оставил домашний телефон знакомый Али – обрусевший азербайджанец, поддерживающий отношения со своими соплеменниками. Полистав записную книжку, нашла то, что искала. Набрав номер, услышала в трубке жизнерадостный детский голос. Поздоровавшись с мальчиком и попросив к телефону папу, вскоре услышала:

– Слушаю вас.

– Фарид, – как можно спокойнее обратилась к нему Эмма, – ты не забыл меня? Я жена Али…

– Помню, как тебя можно забыть? – бодрым тоном ответил мужчина. – Я даже звонил тебе два раза, хотел в ресторан пригласить, но никто не ответил.

Когда Эмма объяснила, по какому вопросу звонит, голос азербайджанца потускнел.

– Я сегодня слышал, что племянника Али… да-да, Алхан. Так вот: вчера вечером его убили.

– За что-о?

– Подробностей не знаю. Я только слышал, что это случилось на окраине города. Он, как говорят, шёл домой, потом его нашли мёртвым…

Не чувствуя своего тела, Эмма побрела в спальню. Раздевшись, легла на кровать. Ни о чём не хотелось думать – боялась, как бы не закричать от отчаяния, не разреветься. С трудом взяв себя в руки, через какое-то время уснула. Проснувшись в восемь утра, удивлённо подумала: «Я не слышала, как будильник звенел? Странно». Встав с кровати, пошла в прихожую. Сняв телефонную трубку, позвонила на работу, сказав, что на сегодня берёт отгул.

Эмма снова легла в постель и стала размышлять о случившейся трагедии. «За что убили Алхана? – думала она. В том, что его убили намеренно, не было никаких сомнений. Поразмышляв, ужаснулась от своей догадки: – Наверное, кто-то узнал, что Алхан убил своего дядю. Но кто мог догадаться, что именно Алхан убил? Он же не такой наивный, чтобы сказать кому-то: пойду убивать Али, потому что тот отобрал у меня невесту, запятнал мою честь. А может, он не один убивал, а с кем-то? Один он вряд ли бы справился. Да, ну и порядки у них, бесчеловечные какие-то. Хорошо хоть я уцелела, а то ведь тоже могла под горячую руку кому-то попасть. О-о-й, как я рада, что осталась целёхонькой. – У Эммы, будто камень с души свалился. – Квартира теперь своя, денег завались, драгоценностей всяких и одежды – предостаточно. Чего теперь? Мужа бы хорошего».

В пятницу вечером Эмма услышала продолжительный звонок в дверь. Посмотрев в дверной глазок, увидела двоих усатых мужчин, явно не славянской внешности. Удивилась: на улице конец декабря, жуткий холод, а они в осенних пальто и больших чёрных кепках. «Это, кажется, азербайджанцы. Что им надо?»

Спросила через дверь:

– Вы к кому?

В ответ мужской голос с сильным кавказским акцентом:

– Откройте, я отец Алхана, Муса. А со мной мой брат.

Эмма испугалась нежелательных визитёров, не зная, что делать. Секунду подумав, решила пустить: всё же отец её бывшего возлюбленного. Впустив незваных гостей, сказала, поправляя короткий халатик:

– Извините, я неважно себя чувствую, болею. А вы раздевайтесь и проходите в зал.

Пока мужчины раздевались, Эмма незаметно разглядывала их. Назвавшийся Мусой, отец Алхана, смотрелся лет на сорок с небольшим. Среднего роста, поджарый, с ястребиным носом и франтоватыми усами. Его брат с такими же усами и похожим носом выглядел лет на десять моложе. Снимая пальто, он представился Ильхамом. Поговорив о чём-то между собой на родном языке, гости вошли в гостиную и сели на диван – Эмма опустилась в кресло. Глядя на неё пронизывающим взглядом, Муса спросил, сколько ей лет и кто её родители. Услышав, что отец у Эммы директор винзавода, а мать директор городского общепита, Муса довольно прищёлкнул языком. После этого, холодно улыбнувшись, вновь кинул на любовницу покойного сына пронизывающий взгляд.

– А теперь, женчина, – гортанным голосом произнёс он, – признавайся, как ты познакомилась с моим сыном. И если я почувствую в твоих словах ложь, пеняй на себя.

Эмма стала рассказывать, где и когда Алхан влюбился в неё. Дошла до того дня, когда она вступила в близкие отношения с Алханом. Во всех подробностях рассказала о муже и о том, каким искушённым не по годам оказался юноша. Не забыла сказать, что была от него беременна.

Муса с Ильхамом, слушая Эмму, обменивались короткими репликами, а иногда по ходу рассказа довольно цокали языками. Затем она сделала неожиданное для них признание:

– Али увёл меня у Алхана, объяснив мне, что его племянник молод для меня. А узнав, что я беременна, заставил меня сделать аборт.

Здесь Эмма сказала откровенную ложь, которую никто уже не мог опровергнуть. Мужчины, услышав, что Али заставил женщину сделать аборт, возмущёнными голосами залопотали что-то на своём языке.

Задав молодой женщине ещё кое-какие вопросы и получив на них подробные ответы, Муса надменно произнёс:

– Живи, женчина. Хотя я думал тебя с собой увезти. Днём бы работала, а вечерами мужчин услаждала. Но я посмотрел на тебя, послушал и решил: ради памяти сына дарую тебе свободу.

Всё время, пока шёл разговор, Эмма сидела в кресле, то кладя ногу на ногу, то ставя их на пол (она заметно волновалась). Ильхам, бегающими глазами разглядывая её обнаженные ноги, видимо, догадался, что на ней всего-навсего один халат. Муса приметил, как ёрзает на диване младший брат, и сделал ему замечание на родном языке. Хотя и сам поглядывал на женскую красоту не глазами евнуха.

Посчитав, что все точки над «и» расставлены, мужчины встали с дивана и пошли в прихожую.

Перед уходом Муса сказал:

– Благодари Аллаха, что мы оставляем тебя целой и невредимой. И с этого дня никого не бойся, здесь тебя никто не тронет. На диване я оставил листочек со своим телефоном и адресом, позвони, если будет необходимость.

Проводив гостей, Эмма вернулась в гостиную и, усевшись в кресло, принялась анализировать состоявшийся разговор. Вспомнив слова Мусы, удивилась, что Али был двоюродным дядей Алхану, а не родным. Из этого сделала вывод: «Если бы Али был родным, он не стал бы на мне жениться. И между Алханом и Али не было бы никаких разногласий. А так война, в итоге две смерти. Могла я что-то изменить? Нет, не могла. Мне бабушка, помню, говорила: “Каждому человеку на роду написано, сколько он проживёт и как – напополам со счастьем или напополам с горестями и нуждой”. Значит, и у Алхана было написано, сколько он проживёт и как. А как он прожил?..»

В первые дни после странной смерти Алхана Эмма задавала себе вопросы, на которые не находила ответов. Разговор с Мусой вернул женщине душевное спокойствие. В выходные дни она теперь стала ходить по гостям. Но больше всего ей хотелось пообщаться с Лукьяном, послушать его мысли о человеке, о его месте в жизни. Порассуждав, приняла решение: «Попрошу, чтобы Лука в институт меня готовил, когда-то он обещал со мной позаниматься».

За четыре дня до Нового года Эмма позвонила Лукьяну и, объяснив, какие в её жизни произошли изменения, как бы в шутку спросила:

– Лукьян, может, познакомишь меня с интересным мужчиной?

Благодушно хохотнув, он спросил:

– Интереснее меня?

Эмма помолчала немного, потом заговорила медовым голосом:

– Лука, у меня давно не было мужчины. И я мечтаю, представляю тебя… Лука, ты был и остался моим первым мужчиной… Только с тобой, мой любимый, я получаю… Ты помнишь нашу первую близость? А помнишь?.. И сейчас я лежу в постели и чувствую, как… Ты представь… О-о, Лучано, я поднимаю свои красивейшие ножки…

Молодая женщина намеренно делала паузы, давая возможность собеседнику представить всё то, о чём она говорила. А говорила Эмма о том, от чего не может устоять ни один здоровый мужчина. Спустя две-три минуты она услышала на том конце провода прерывистое дыхание. Елейный голосок между тем продолжал литься.

– Эмуля, – послышался наконец возбуждённый голос, – за этот урок я ставлю тебе пять с плюсом. И хотел бы лично поздравить отличницу.

– Лучано, жду тебя, мой любимый. Сегодня я предстану перед тобой и неопытной девочкой, и грациозной львицей. Лучано…

– Жди, скоро приеду.

Эмма подумала: «А я-то боялась, что Лука устоит. Значит, фигу теперь моя подружка получит. И Новый год Луканя со мной встретит, а не с ней, со Снежаной-Снегурочкой…»

Такой эмоциональной, а порой и беззастенчивой сверх всякой меры Эмма ещё ни разу не была. И даже не предполагала, что способна на такое. В этот вечер она как никогда упивалась любовными фантазиями, даря «учителю» то, от чего он временами восторженно вскрикивал.


Новый год Эмма встречала у Лукьяна, а днём они бродили по городу. Первого января вечером она вернулась домой, разделась. После морозца не отказала себе в удовольствии принять тёплый душ. Из ванной прошла на кухню, выпила стакан молока. Со спокойной душой, босая, направилась в спальню. Неожиданно услышала, как мяукнула кошка, причём где-то рядом. «Неужели вместе со мной в квартиру соседская кошка забежала? Вот блудня. Как это я её не заметила?» Из спальни, со стороны платяного шкафа, послышалось царапанье. Включив свет, пошла на звук. «Кис-кис-кис», – позвала кошку, спрятавшуюся, по-видимому, в шифоньер. Подошла к шкафу, с опаской приоткрыла дверь. И от страха так округлила глаза, что они готовы были выскочить из орбит. В шкафу вместо блудливой соседской кошки полусидел Джабраил. Его глаза в эту минуту горели, словно у дьявола. И сам Джабраил казался сущим дьяволом – страшный, волосатый. Страшным он казался, может, как раз потому, что был нагим. Проговорив что-то на своём языке, незваный гость вылез из шкафа, выпрямился, сделал несколько махов руками.

У Эммы за те несколько секунд, что смотрела на «дьявола», бледность сошла с лица, оно стало покрываться возбуждённым румянцем.

Закончив махать руками, Джабраил спокойно сказал:

– А я ждал тебя, девочка.

– Джабраил, ты как здесь… оказался?

Он ответил на вопрос расплывчато:

– Для меня нет замков, для меня все двери открыты.

Эмма тем временем окончательно пришла в себя. И нисколько не смущаясь своей наготы, невинно спросила:

– А если бы я с мужчиной пришла?

– Значит, выпили бы в честь праздника, потом стали решать: кто из нас тебя достоин? Я уверен, что оказался бы более достойным.

– А ты нах-а-ал. Кстати, чего это я с тобой разговорилась? Джабраил, не обижайся, но я вынуждена выставить тебя за дверь.

– А как ты это сделаешь?

– Очень просто. Когда отец Алхана, Муса, приезжал ко мне, он сказал, что если меня кто-то обидит, то он лично с ним разберётся. У меня и телефон его есть, и домашний адрес.

– А что ты ему скажешь? Я же не буду тебя силой брать.

– Как? А зачем ты…

– Я не какой-то уголовник, сбежавший из исправительного лагеря, который только и мечтает, как бы схватить женщину. Я не силой тебя буду брать, а лаской.

– А мне не нужны твои ласки, – парировала Эмма. – Мне вообще ничего от тебя не надо, у меня всё есть.

Мужчина оглядел её с головы до ног, и в его тёмно-карих глазах вдруг вспыхнули огоньки: то ли это огоньки страсти, то ли злости. Эмма струхнула, боясь всё же, что новогодний гость захочет взять её силой. Подумала: «Если буду ему грубить, он может разозлиться и… запросто меня изнасилует. Это мне надо? Нет. Значит, не буду его из себя выводить».

Всем своим видом показывая истинное радушие, спросила:

– Ты на самом деле не будешь ко мне силу применять?

– На самом деле не буду. Мы с тобой полежим, поговорим, а перед сном расцелуемся.

– И всё? Ну-у…

Джабраил шагнул к очаровательной женщине и, взяв её на руки, уложил в постель. А затем и сам лёг рядом.

– Эмма, я любил тебя и до сих пор люблю. Неужели ты не замечала?

– Если честно, то замечала.

– А я давно хотел поближе с тобой познакомиться, но побаивался злых глаз. И благодари Всевышнего, что к тебе я пришёл, а не старый злой перекупщик из наших.

Эмма испуганно спросила:

– А кто-то ещё мог прийти?

– Мог бы, никто же не знает, что у тебя Муса защитник. Да, можешь меня звать Джабо. – Он неспокойно заворочался в постели. Эмма, как бы случайно прикоснувшись к нагому мужскому телу, почувствовала, как мурашки забегали по спине. Не осознавая того, что делает, перевернулась со спины набок – лицом к мужчине, стала мягкими пальчиками гладить его, целовать. «Лукьянушка, прости, но такой уж я уродилась…»

Уже поздно вечером, перед тем как уйти, Джабраил сказал:

– Я буду приходить к тебе, но нечасто. Не хочу, чтобы ты привыкла ко мне. – Проведя рукой по её оголённому плечу, добавил: – За два дня я буду предупреждать тебя о своём приходе.

– Это хорошо, – в ответ прозвучал слабый голос. – Джабо, если я замуж выйду…

– Значит, вместе с тобой будем думать, как быть. А подумав, я приду к такому мнению, что ты будешь изменять любому мужу. А кто будет самым достойным твоим любовником? Я, потому что лучше меня не найдёшь. Так?

Эмма, хлопая густыми ресницами, растерянно смотрела на него:

– Я не зна-а-ю, я не думала об этом.

– Думай не думай, всё равно будешь изменять. Скажи: ты сама-то веришь, что не будешь погуливать?

Она уклончиво пожала плечом.

– Вот видишь, не уверена, а всё потому, что за короткое время познала немало сильных мужчин. И я не сомневаюсь: сейчас ты будешь чувствовать физиологическую потребность. – Чмокнув любовницу в губы, «Джабо» виновато произнёс: – Мне пора, жена, наверно, заждалась.

Эмма почему-то смущённо улыбнулась и провела ладонью по его щеке, губам.

– Я буду тебя ждать, – проговорила благодушным тоном.

В её интонации можно было заметить и нежность, и любовь.

Удивительна всё-таки женская натура. Тем, по-видимому, и удивительна, что мужчина до сих пор не может понять женщину. Просто женщину: обычную, со всеми её плюсами и минусами.

Проводив Джабраила, Эмма прошла в спальню и вытянулась на кровати. Глубоко вздохнув, подумала: «Кто же меня толкает чёрт знает куда? И зудёж в теле начался, когда шестнадцати лет не было. Отчего? Да оттого, что родители всё позволяли и денег ещё давали сколько надо. А куда деньги, зачем?.. Нет, здесь не родители виноваты, а другое что-то. Что?!»

На роду написано

Подняться наверх