Читать книгу Память лета - Борис Екимов - Страница 14

Вроде и пожил, мир повидал; и в том миру – далеком и очень далеком – не только по усам текло, но попадало и в рот. Знаменитый французский суп – буйанес или, там же, луковый; рюмка кактусовой водки под обжигающую мексиканскую закуску; гроздь фиников прямо с пальмы. Ловко взбежит по стволу черный мальчонка, и – вот он… Кокосовый орех, прохладное терпкое его молочко. Слава богу, и пожито, и попито.

Но раздумаюсь: самая сладкая еда, какую помню, – буханка свежего голубинского хлеба. Бывало, находишься ли, наездишься, прибьешься к малой пекарне в станице Голубинской и, еще не ступив на порог ее, почуешь сладкий дух печеного хлеба. Он ударит взадох, голова – кругом. Отрежешь ли, а то и отломишь от буханки. Хрустит поджаристая корочка. Вот она в руках, теплая горбушка – радость детства. Отделил ее, словно отворил, выпуская из буханки наружу кисловатый дух хмелины, сладимую терпкость живой ноздреватой мякушки, которая дышит еще, и сразу живеешь, кровь бодрее по жилам идет. Радуешься и ешь. Ешь и никак не наешься. За пахучим ломтем – ломоть. Похрустываешь корочкой, сладко почмокиваешь и чуешь, как прибывает бодрости, силы. Хорошая еда – хлеб, лучше не сыщешь, сколь ни ищи.

И потому хлебное поле всегда как-то по-особому волнует меня, трогает душу.

Красив и ярок майский цветущий луг; полынная ли, ковыльная степь торжественна и строга; даже пустыня, ее желтые пески, барханы чем-то завораживают. Но хлебное поле греет душу.

Когда пишу эти строки, рядом лежат пшеничные колосья. Будто злак и злак… Но – ведь чудо! Как красив этот граненый колос, словно литой. Эти тяжелые зерна, которые отдает он, когда шелушишь, каждое – словно малый пудовик, на ладони чуешь его. И словно малое солнышко, янтарное, зерно светит и греет.

Хлебное поле. Вот еще пшеница молодая: темная зелень, тугой, твердый стебель силен. Цветенья пшеницы сторонний глаз не заметит. Это – не гречишное поле, которое молочно пенится, розовеет и пахнет так сладко, что подойдешь – и уходить не хочется: сидишь, слушаешь пчелиный звон. Для них – пир горой, а ты дышишь полуденным, горячим медовым настоем. И думаешь – рай земной.

Пшеничное поле строже. Отцветет незаметно. И вот уже наливается хлеб. Это – хлеб уже. В добрую пору колос наливается на глазах. Сначала зерном мягким, молочным. Нажми – и брызнет сладкий белесый сок-молочко. А потом вроде неприметно пшеничное поле день ото дня светлеет, желтеет. Ячмени мягко засеребрятся.

Поспевает хлеб. Под ветром хлебное поле волнуется, зыбится из края в край.

«Гирка» да «белка», «склянка» да «белоостка» – таких сортов теперь и в помине нет. Это старые донские хлеба.

Но нынешним тоже спасибо, «саратовскому» да «донщине». Слава богу, кормят, чего зря грешить.

Месяц июль. Пора уборочная. В небе – жаркое солнце, на земле мягким золотом светит пшеничное поле, источая жар. Солнце зашло за облака, поле бронзовеет, темнея.

Вечный степной ветер. Нынче он не полынью, не чабором пахнет, а горячим хлебом. Шелест сухих стеблей и колосьев. Колос в добрую пору почти в ладонь. Тяжелый, туго набитый зернами. Майским дождям спасибо. И дождям прошлого августа, сентября. И снежной зиме, что покоила озимь, берегла от морозов. И тем рукам, что эту землю пахали, паровали, холили. Теперь пшеничное поле и под ветром не дрогнет, словно слиток золотой, не войдешь в него. Сломишь колос, пошелушишь, сдуешь полову, полюбуешься и в рот сыпанешь янтарь зерен. Долго жуешь и чуешь сытную сладость. Поле пшеничное, поле ржаное… Хлеб наш насущный.

Неделя, другая пройдет, и все кончится. В полях станет просторно. Бесконечные отары копен тянутся до края земли. Хлеба нет, но все еще пахнет хлебом, зерном. И как-то не верится, что лето прошло.

Неторопливо иду белою полевою дорогой. Одолел перевал. Вот она – пологая просторная долина. Скошенные поля, копны пахучей золотистой соломы. Хорошо в них лежать и глядеть в небо. Там просторней, чем на земле. Тянутся облака, тоже копны – высокие, белые. В небесных полях, конечно, просторней, торжественней, краше. Там – Божье, там – праздник высокий. Зато в наших пределах, земных, пахнет спелым зерном, и это – душе отрада. Празднуй, человече… Твой час. Радуйся хлебу, остальное, поверь мне, приложится.

Скоро осень. Зябкой порою подъеду к голубинской пекарне, мне навстречу – самый сладкий на свете дух, дух печеного хлеба.