Читать книгу Рассуждизмы и пароксизмы - Борис Гончаров - Страница 20

Высказанная как-то гипотеза о том, что «любовь» – понятие философское и проецируется на сознание человека своими «образами» (у людей на Земле их столько, сколько их самих, кто докажет, что это не так, пусть первый бросит в меня камень), пока не опровергнута, зато не раз подтверждается «ныне, присно и во веки веков» – даже в виртуальности и на т. н. «литсайтах», а не только в реальной жизни.

Известно также, что есть писатели, которых не только печатают в типографиях, и народ читает, но и получающие за свои сочинения деньги. И есть авторы-альтруисты, которые доступны безвозмездно (в смысле денег за сочинения). Которых больше? А вы попробуйте, издайтесь… Если первых не так много и они, бывает, напишут всего одну книгу за всю жизнь, как Сервантес – «Дон Кихота», когда автору было пятьдесят, то вторым, как их ни пинают, скоро будет мало интернета (справедливости ради, надо отметить, что не все они неграмотные графоманы).

* * *

Эту сентиментальную мелодраму (хотя мелодрам без сантиментов не бывает) поведал мне «со слезами на глазах» приятель, вернувшийся из очередной командировки. Как уже было не раз в беллетристике, всё произошло в поезде, в купе, где они случайно оказалось вдвоём (возможно, такие случайности случаются – если Гегель и товарищ не врут). При этом, попутчиком моему приятелю (точнее – попутчицей, и это следует уже со всей очевидностью из логики рассказа) оказалась симпатичная блондинка…

В связи с этим, потрясающим до потери сознательности, совпадением и родился в тот вечер от приятеля (прошу понять меня правильно: время несжимаемо даже в скором поезде, поэтому для другого рождения должно было бы пройти 270 вечеров, т. е. приблизительно девять месяцев, а в командировки так долго теперь не ездят)… Родился (а может уже существовал, и теперь в предложенных обстоятельствах объявился) речитатив об одном из множества упомянутых «образов любви».

Вот малая часть этого множества изящной беллетристики (прошу пардону за тавтологию – «беллетристика» и значит: «изящная словесность» – по Ушакову и Далю,). Чтоб не забыть: фрейдовский психологический «образ сублимированной любви» (сублимация) – это отдельный разговор…

У Надежды Тэффи подробно показан «образ вечной любви» (что характерно, как у приятеля, начавшийся в вагоне поезда). У Александра Житинского – «образ элегической любви» (и тоже случайно в вагоне поезда, с гражданкой США). Алексей Толстой предложил «образ возмездной любви» (и этот – в поезде: замечательная эротика с подоплёкой военного шпионажа). От Ирины Одоевцевой – «образ могильной любви» (буквально: на кладбище, на могильном холме, а не на вагонном диване, но тоже очень, очень…). По Алексею Слаповскому – это «образ непроходящей любви». По Александру Богданову и Алексею Толстому – «марсианский образ любви». У Анри Барбюса – "нежный образ любви". О литсайтовских – далее.

Причём, ни один «образ», кроме сублимации, не обходился и не обходится без взаимопроникновения друг в друга, точнее: его в неё (что известно из литературы, в т. ч. специальной, так и из жизни реальной). А другое, кстати, Зигмунд Фрейд считал ненормальностью. Это, показатель и квинтэссенция «образа».

Читайте и убедитесь, что не вру – хотя со мной иногда случается (здесь и сейчас – отчасти тоже).

Да, так вот, приятель мой, пройдя по ковровой дорожке коридора вагона, остановился у двери купе, номер которого был указан в билете и деликатно постучал. Почти сразу в ответ девичий серебряный голосок, позвал:

– Войдите…

Начитанный в глубокой юности указанными «образами» и в надежде, что в купе к ним больше никто не постучит, он нажал на ручку двери, и… как смог спокойно поприветствовал незнакомку, попросил извинить за беспокойство, уточнил соответствие номера купе указанному в его билете, сообщил свой маршрут и представился. Сидевшая на диване с книгою в руках, девушка в свою очередь назвала себя:

– Наташа.

– А она прехорошенькая – отметил с удовольствием приятель – и очень похожая на Тэффи и Одоевцеву, но строгого вида. И книга, как он успел заметить, также имела серьёзное название: «Формальная логика».

Разместившись, приятель завёл разговор о том, о сём, как это случается в поездах дальнего следования, но не о погоде. Наташа оказалась раскрепощённой и интересной собеседницей, с пониманием и весело реагировавшей на байки собеседника, несмотря на «Формальную логику». Не жеманясь и без ханжества поучаствовала «за знакомство» в дегустации «Киндзмараули». Согласно неформальной логике вспомнили нечаянно об «образе первой любви», который приятель представил из своего прошлого.

Что возобладало в купе: «формальность» или сомнение в её логичности, девичий «комплекс инцеста»: «главное не попасть «под телегу», а потом – в мемуары «про это» (как пожаловалась некая барышня) или естественность «образа любви» – это мне неизвестно… Приятель умолчал (потому как по Тэффи: «о тех, которые были недавно, рассказывать не принято»).

Не буду сочинять – Стругацкими отмечено: – Пишите либо о том, что знаете хорошо, либо о том, что не знает никто (хотя некоторые авторы рекомендуют читателю дописывать за них). Случайность ли это, как в «Элегии Маснэ» и «Вечной любви», повезло ли приятелю и преуспел ли он также? Не знаю – говорю честно, но откровенно. Но речитатив перескажу, как помню.

(Да, ремарка к жалобе барышни.

Может быть, она угодила под неправильную «телегу»? И попала в такие же «мемуары про это»?).

«Речитатив».

«Итак, о первой любви (бывает же не только «вечная», но и «первая» – не так ли?).

Дело было в поезде. (Ремарка: надо заметить, что в поездах люди хотят быть лучше, интереснее, чем они бывают в обычной, статичной жизни, и приятель – не исключение).

Случай этот – почти по Тэффи. Моя попутчица, милая и общительная, кокетливо спросила через некоторое время после знакомства:

– Как была у вас первая любовь?

– Да уж, была, и не одна – мечтательно признался приятель.

– Ну, надо же! Расскажите хоть один случай.

– Один? Их столько, что затрудняюсь.

– И все первые?

– Натурально. Любви не первой не бывает. Ну вот, например, могу вам рассказать одно маленькое, но без продолжения приключение. Дело было, конечно, давно. О тех, которые были недавно, джентльмены не рассказывают (хотя Пушкин даже написал, что у него было в стогу с "чудным мгновеньем"). Так вот, случилось это году так… в общем, случилось.

Дверь из групповой комнаты, если её открыть, а открывалась она наружу, в небольшой холл, образовывала с перпендикулярными стенами замкнутый треугольник, некое подобие алькова, где я и разместился кое-как со своей возлюбленной. Свои трусики девочка предусмотрительно сняла (возможно априори или раньше меня была наслышана о сентенции под телегой в «Петре Первом» Толстого), а может и вообще не надевала (в предчувствии моды танцплощадок семидесятых годов).

Я приподнял край платья или Мальвина это сделала сама, повернувшись ко мне спиной, – это у меня не отчётливо. Но как сейчас помню: присев, я прикусил её левую бело-розовую полусферу юго-восточной части спины (это то место, что расположено ниже т. н. «талии»). Не уверен – было ли это проявлением моего любовного пыла в настоящем или женоненавистничества – в отдалённом будущем, но то, что пушкинская болтливость моей Дульсинеи повлияла на последнее – можно предположить с некоторой долей вероятности. Дальнейшее продвижение наше по пути любви у меня как-то не запечатлелось.

Нечего говорить, что девица была счастлива вниманием к прелести нижней части её туловища, и потому не замедлила похвастаться своей радостью с воспитательницей нашей группы (забыл сказать, что «это всё происходило в городском саду», как пела Анна Герман своим ангельским голоском).

Воспитательница же в течение всего дня с изумлением посматривала на меня (ведь «в СССР секса нет») или с сожалением, или с негодованием и с завистью – на мою Лолиту, но ничего не говорила до прихода за мной моей мамы. Они пошептались тет-а-тет, после чего мне была прочитана примерно получасовая лекция – не запомнил содержания, но – с явным оттенком аморальности моего "подвига".

Дома меня не побили, что явилось случаем из ряда вон выходящим, т. к. и за меньшие преступления против нравственности мама меня регулярно воспитывала физически – в основном посредством юго-восточной части моей спины, но одним элементом организма «воспитание» не ограничивалось, доставалось и другим.

Например, будучи отправленным с бидоном под молоко в магазин, положил деньги, полученные из семейного бюджета, на дно этого бидона, чтобы не потерять. Потом что было…

А ещё моя судьба похожа – мне кажется – на сюжет в «Факультете патологии». Который грустно заканчивается: «первая любовь» там – Наташа – укатила во Францию.

К концу рассказа моего варианта «образа первой любви» заказчица уже украдкой позёвывала.

А местное радио своими четырьмя октавами напомнило об экономии энергоресурсов: – Гасите свечи.

– Пора в горизонтальное положение, но порознь? – безнадёжно подумалось мне.

Наташа, будто услышала, молча кивнула, а я вышел в коридор, чтобы дать ей возможность переодеться ко сну.

Таким образом, и в детском саду (что естественно), и в поезде (что может – не очень) мой "образ первой любви" оказался виртуальным. Если в «Факультете патологии» барышня уехала во Францию, то в моём случае она ехала со мной, в одном купе, но будто в другом от моего направлении.

Спокойной ночи, господа.

Да будет мир вам и покой. Усните с богом».

Библиография..

1. «О вечной любви».

2. «Элегия Массне».

3. «Возмездие».

4. «На берегах Сены».

5. «Пра-а-айдёт».

6. "Красная звезда", "Аэлита".

7. "Нежность".