Читать книгу Ржевская мясорубка. Выжить в аду - Борис Горбачевский - Страница 16

Часть первая. Мои первые военные университеты. Январь – май 1942
Глава первая. Курсанты и командиры. Январь-март 1942 года
Комиссар

Оглавление

Комиссар батальона посещал нас чаще, чем иные командиры. Например, своего комбата за время учебы мы видели всего два раза: во время приема и в день принятия присяги. Встреч с комиссаром мы всегда ждали, и они нас не обманывали. Он приходил в казарму то с радостным, то с мрачным лицом, – как мы понимали, это зависело от событий на фронте. А вскоре «солдатский телеграф» донес весть о трагической судьбе двух его сыновей, кадровых командиров, – оба погибли в первые дни войны. Однако этот человек всегда вел себя ровно, старался быть приветливым, искренним. Сколько воли и мужества нужно было иметь, чтобы так владеть собой.

Комиссар никогда не уходил от острых вопросов, не лавировал; он пытался отвечать нам правдиво, хотя все чувствовали, как трудно это ему дается. Говорил он просто и ясно, разъяснял логично и аргументированно. Правдивость его, по тем временам, граничила с личной храбростью.

– На учениях один из «красных» пленил «синего» и отвел к командиру для допроса, – однажды рассказал комиссар. – Тот рассердился: «Зачем ты взял его в плен? Если начнется война, солдаты противника сразу же станут переходить на нашу сторону, появится много «языков». Вот такими мы были наивными. Не знали, насколько страшен враг, ослепленный гитлеровской пропагандой.

В Тюмени открыли тыловые госпитали для тяжелораненых, комиссар их навещал, беседовал с ранеными и часто рассказывал нам об их драматичных судьбах. Впервые не из газет, а после личных встреч комиссара с ранеными-очевидцами, мы услышали о красноармейцах, чудом вырвавшихся из плена, о жутких массированных бомбежках поездов и пароходов с гражданским населением, о бессмысленной гибели детей, женщин, бежавших от оккупации и расстреливаемых с самолетов на дорогах, о бомбежках в прифронтовой полосе санитарных составов и госпиталей…

Своей открытостью он внушал доверие, притягивал к себе. Встречаясь или беседуя с ним, каждый знал, что он никого не унизит, не обидит, не обругает, а поддержит, поможет. Комиссар умел слушать и пытался понять – бесценные качества, которые, увы, имеет не всякий. Естественная простота ощущалась не только в его речи, но и в умении себя держать, в теплом, искреннем отношении к людям.

Встречи с комиссаром окрыляли, давали пищу для размышлений; я понял тогда, что владеть массами – это большое искусство. Казалось, этот человек весь соткан из доброты; в то же время он страстно ненавидел фашистов и, встречаясь с нами, всякий раз подчеркивал это, старался внушить нам ненависть к врагу, подкрепляя свои мысли примерами из знаменитых в то время фронтовых очерков и военной публицистики Эренбурга, Шолохова, Алексея Толстого, Константина Симонова. Он поступал так потому, что понимал, насколько мы еще зеленые, плохо знаем страшного противника, с которым совсем скоро нам придется воевать.

Стоит рассказать и о дискуссии по «еврейскому вопросу», случившейся на политзанятии. Помимо политрука – заместителя комиссара, который вел занятие, в кабинете присутствовал и сам комиссар. Один из казаков вдруг спросил:

– Почему фашисты ненавидят евреев и всех их убивают?

Политрук задал встречный вопрос:

– Откуда у вас такие сведения?

Курсант покраснел, заерзал на табуретке, ответил уклончиво:

– Все так говорят.

Вот тут-то и прозвучал грозный комиссарский глас:

– Так отвечать командир Красной Армии не имеет права!

Далее, уже спокойнее, комиссар рассказал о расовой политике Гитлера, о роли антисемитизма в фашистских планах завоевания мирового господства.

– Гитлеровцы убивают не одних евреев, – подвел итог комиссар. – Русских, белорусов, украинцев они тоже убивают. А в первую очередь убивают коммунистов, комсомольцев, комиссаров и военнопленных. Вы должны уметь разбираться в политике, чтобы уметь разъяснять ее своим солдатам.

Из всех встреч с комиссаром особенно запомнилась одна – состоялась она под самый конец учебы в училище – он поделился с нами своим пониманием роли командира на войне. Все, сказанное им, относилось к нам – будущим командирам взводов, и рота буквально замерла, курсанты прислушивались к каждому сказанному слову.

– Для солдата его командир – это постоянный и единственный главный представитель Родины, – сказал комиссар. – Самый близкий для него человек во фронтовой жизни – в дни успеха, поражений и, возможно, в час его гибели. Командир обязан на собственном примере научить солдата любви к Отечеству, а это главный залог нашей победы. В свою очередь командир ответственен перед Отечеством за судьбы вверенных ему людей, за их воспитание и обучение, за обеспечение их физических и духовных нужд. Достигнуть желаемого можно только на основе солдатского братства – внутренней связи между командиром и подчиненным. На фронте основная забота командира – солдат! Фельдмаршал Суворов, обходя ночью спящий лагерь и встретившись с караульными, попросил их петь и разговаривать потише: «Пусть спокойно поспят русские витязи». Разумеется, песни караульных никак не могли потревожить спящее войско. Но на следующий день весь лагерь уже знал, что сам полководец говорил шепотом, чтоб не помешать спящим солдатам. Так рождается братство. К этому вы должны стремиться.

Кто-то спросил:

– Что вы считаете самым важным в личности командира?

– Честь! – отрубил комиссар. – Во все времена в русской армии главной святыней для командира считалась честь!

Мы с Юркой ахнули! А где вера в партию? в коммунизм? Где верность присяге? На тебе: честь! Как не вязались со сказанным бульдожьи повадки нашего лейтенанта, его отношение к нам, курсантам, – завтрашним командирам. Впрочем, где-то таилась и другая мысль: а может быть, то, что проделывает с нами Артур, – это и есть проведение в жизнь знаменитого суворовского принципа: «Тяжело в учении – легко в бою»? Но нет! Не в такой же форме!

А комиссар продолжал:

– Честь командира – это его высокие нравственные качества и его верность присяге. Воля, характер, честь закаляют мужество, облагораживают храбрость – без них нет командира.

Только позднее мы поняли: то было последнее напутствие комиссара, – видимо, он уже знал о нашей досрочной отправке на фронт.

Ржевская мясорубка. Выжить в аду

Подняться наверх