Читать книгу И верить, и любить - Борис Гучков - Страница 34

Дождь затихал, и над лесом закат затухал.

Вымок и весь потускнел хвост-разлетай петуха.

Утром погудки не пел, не вызванивал голосом высь.

С курами вместе петух мой решил занестись.

Плачь, сокрушайся и более не веселись!

Словно бы вновь появился на свет василиск.

Чёрный петух —

                    так считал славянин в старину —

Миру явить его мог на седьмую весну.

Выродок места, где чёрный назём и зола,

Змей-искуситель, само порождение зла,

Взгляд твой —

                 убийствен, его никому не снести!..

Никли все травы, ещё не успев подрасти.

Ссорились люди. За смутою шли мятежи,

И сыновья на отцов подымали ножи.

Прямо в сыновний висок метил отцовский топор.

И кровенела заря, и свирепствовал голод и мор…

Слезы утри! Нам ведь больше улыбка к лицу!

Нет, не снестись, моя радость, чумному яйцу,

И василиска – поверь, дорогая! – не явит оно!..

Ходит подворьем петух и клюет золотое зерно.

Хвост его стал некрасив,

                                  гребешок опустился на бок.

Но средь хохлатых несушек он ходит,

                                                   суровый как бог.

Нет, мы не тронем его, никакой не поверим молве!

Не затухает огонь на бедовой его голове!

Лучше по-детски мы сказке поверим иной:

В курицу-рябу и в свет скорлупы золотой,

В доброго молодца, что за морями, во мгле

Ищет яйцо, где бессмертье Кащея – в игле!