Читать книгу Исповедь дурака. Как я ушёл от «нормальной» жизни и стал счастливым - Борис Жук - Страница 7
Минская история: нормальная жизнь
Дача
ОглавлениеТворческие эксперименты
Летом нас с братом отвозили на дачу к бабушке, где мы вдоволь отъедались овощами и ягодами со своего огорода, деревенскими продуктами и прочей вкуснятиной. Типичный завтрак: пышные блины с маслом и сметаной, жирное жареное мясо с вяленым луком, ароматный чай и домашнее варенье. И всё это на залитой утренним солнцем веранде. Бабушка хорошо готовила, имела грубоватое деревенское чувство юмора, была не слишком внимательной и изрядной пофигисткой – при ней можно было позволить себе многое.
Дача радовала велосипедами, на которых мы много катались, правда в основном не дальше двух-трёх километров от дома, а то и вовсе «до канавы». Можно было ходить в лес за грибами и ягодами, или просто поиграть. Но только вместе с бабушкой, а она передвигалась очень медленно, и для нас каждый поход превращался в настоящее испытание. Мы предпочитали сидеть дома или загорать на своём участке; вместе взятых а также выгуливать нашу сухопутную черепашку Соню и играть в игры, которые мы в изобилии придумывали для себя сами.
Было весело набирать воду в велосипедные насосы и брызгаться струями, бегая по участку, устраивая друг-другу засады возле пунктов перезарядки – бочек с дождевой водой. А проигравшего ожидал «расстрел» из поливочного шланга на максимальном напоре.
Но чаще всего мы имитировали виртуальные миры: играли в войнушку на бумаге, делали макеты всяких космических кораблей, танков, машинок, а порой и вовсе использовали только наше воображение – садились на диван и озвучивали сценарий, как мы, герои, агенты разведки, мчимся на задание в машинах-трансформерах, сражая полчища врагов на суше, в воздухе и под водой. Для меня это сопровождалось почти полным, очень реалистичным погружением в мир игры.
Я мечтал, чтобы все люди в мире стали счастливы. Придумывал идеальные модели общественного устройства, проекты по освоению космоса, вечные двигатели, решения глобальных проблем: парникового эффекта, перенаселения, голода, катастроф, войн.
Однажды принёс отцу схему построения идеального мира на Земле, первым пунктом которой был «коммунизм». А после короткой беседы с родителем тут же зачеркнул его, заменив на «анархию», – никаких других перемен в схеме не потребовалось.
Почему-то влюбился с первого взгляда в плакат с ядерным взрывом из кабинета гражданской обороны. Грибовидные облака виделись красивыми и родными, атомная война – вполне приемлемым способом решения многих проблем человечества, а радиация – двигателем эволюции.
Главной своей миссией я видел творчество – внедрение в мир нового, Иного, обеспечивающего его эволюционное развитие. Это, как мне казалось, получается у меня лучше всего. Больше всего я рисовал монстров и оружие.
«Что ты рисуешь всякую ерунду, написал бы лучше что-нибудь», – сделала мне однажды замечание мама. В ответ я написал короткий рассказ, в котором описывалось, как я вхожу в страшную тёмную комнату с шестиствольным пулемётом наготове, на меня нападает монстр, и я высаживаю в него всю обойму. Примерно половину произведения занимало детальное описание разлетающихся по комнате внутренностей существа.
Мама списывала мою склонность к жестокости на влияние фильмов и компьютерных игр. Поговорить со мной на эту тему и выяснить реальные причины почему-то никому даже не приходило в голову.
Тем не менее, писать мне понравилось. «Жемчужиной» моей детской философской мысли стала иллюстрированная книга о земных и космических приключениях в будущем, написанная за одно лето и занявшая целую общую тетрадку.
По сюжету я терплю кораблекрушение в 2031 году и оказываюсь на необитаемом острове, где отстраиваю из останков корабля полноценную военную базу. Затем помогаю освободить Беларусь и Европу от космических пришельцев, собираю армию и захватываю США. Поднимаю со дна Атлантиду и превращаю её в самое передовое государство. Осваиваю Марс. Становлюсь президентом Земли, галактики, а затем и всей Вселенной, методично уничтожая всех несогласных (да и просто непонятных) существ целыми планетами. А когда в пространстве Вселенной становится не с кем сражаться, я отправляюсь в прошлое на машине времени, чтобы бороться с врагами своей Империи там.
Книга стала компиляцией всех впечатливших меня игр и фантастических книг вместе взятых. Обилие батальных сцен со стрельбой и защитными полями выдавали моё ощущение непредсказуемой враждебности мира, стремление обрести средство поскорее уничтожить любую угрозу и не получить повреждений самому. А полный контроль, тотальная гегемония, достигнутая добровольно или принудительно, виделись средством достижения всеобщего блага. Примечательно, что по сюжету на руководящие должности в своей империи я назначал только родственников – чтобы все были «главными»; враги всегда оказывались слабее и глупее; новое оружие пробивало старые защиты; а все диалоги велись безэмоционально, сухо и по-деловому.
В какой-то момент я понял, что мало внимания уделяю деталям. Так эпичные сражения галактических масштабов оказались разбавлены детальным описанием мха и тараканов на вентиляционной решётке, а также того, как герои кушают, умываются и ходят в туалет.
В той же тетрадке я попытался описать свои «трансцендентные мысли» о грядущем будущем человечества:
«Конца Света, – Апокалипсиса, – не предвидится. Но из-за высокого уровня загрязнения в городах и из-за других экологических факторов люди должны будут отказаться от современного образа жизни и вернуться на век или даже на несколько веков, может быть тысячелетий, назад – к деревням, дачам и земледелию. А те, кто не примут нового образа жизни будут тяжело болеть и умирать в мучениях. Дальше есть два пути развития, если оно конечно будет. Либо люди снова разовьются до уровня вонючих городов, либо до городов, не загрязняющих атмосферу. Использование солнечной, гидро- и космической энергии, а также новых очистных сооружений позволит создать государство с коммунистическим, безденежным строем. Но это будет очень сложно из-за слабого эмпатного восприятия человечества».
Собственный внутренний мир казался мне колоссально богатым и превосходящим реальный по всем параметрам. Я хорошо рисовал, подробно продумывал целые вселенные, существ, населяющих их, биологическое устройство и смысл существования каждого; делал зарисовки из жизни этих миров в тетрадки. Компьютерные игры подливали масла в огонь – я копировал оттуда монстров, оружие, сценарии, модифицировал и дополнял их, формируя многообразие своих вселенных – более интересных и продуманных, чем любой из игровых миров.
Памятные события и взросление
С дачей связано множество радостных переживаний, но были и моменты жёсткого столкновения с реальностью.
Так однажды соседский мальчишка до крови разбил мне голову кирпичом. Взрослые поставили его передо мной и заставили извиняться – я всё сразу простил, но позже скатал огромный ком из влажной серой глины и, подкараулив обидчика в придорожных зарослях топинамбура, запустил ему прямо в лицо, когда тот проезжал мимо на велосипеде.
Долгое время я играл с соседской девочкой, которая была значительно старше. Мне она очень нравилась, и я намеревался на ней жениться, но однажды подруга перестала приходить и стала тусоваться со своими ровесниками-подростками. Подростковый мир казался мне грубым и пошлым, а поступок подруги – предательским.
Однажды меня догнала и укусила за ногу собака, от которой я не успел уехать на неповоротливом детском велосипеде – это напоминало сюрреалистический триллер.
Я впервые решился поехать по соседней дачной улице, «линии», на своём велосипеде с приставными колёсами, помогающими держать равновесие. Тяжёлый и не слишком тщательно смазанный агрегат движется медленно, педали приходится крутить с усилием.
И вдруг примерно на середине пути сзади, в начале улицы, показывается мелкая противная дворняга. Она визгливо лает и бежит в мою сторону. Я кручу педали изо всех сил. Свернуть некуда – улица с обеих сторон огорожена заборами. Остаётся двигаться только вперёд. А в конце линии ещё предстоит преодолеть водопроводную трубу под высокой насыпью. Едва ли это можно сделать быстро. Шавка стремительно приближается – я понимаю, что она меня вот-вот догонит, и что я, похоже, даже бегаю быстрее, чем едет велосипед! Но уже поздно – мелкая тварь впивается мне в ногу, оставляя две красные дырочки. Я кричу – собака убегает. Оказываю себе первую медицинскую помощь – прикладываю к ранке лист подорожника. За него мне ещё влетит от мамы – лист довольно грязный. А путешествия за пределы нашей улицы надолго останутся под запретом.
С тех пор я стал опасаться «друзей человека» и часто представлял, как перееду свою обидчицу насмерть, если мне дадут порулить автомобилем.
А ещё меня очень вдохновляли двоюродные братья, которые часто гостили на даче, ездили на рыбалку, играли в карты и танцевали под техно. Особенно Ш. – творческий и энергичный, он долгое время был тем, на кого я мечтал быть похожим. Ш. всё время что-нибудь рисовал и придумывал: украшал велосипеды разноцветной проволокой и катафотами, создавал настольные игры, писал стихи, сшил костюм ниндзя, мастерил стальные мечи и сюрикены из алюминия. Его кумиром был Брюс Ли. Однажды он вместе с приятелями даже украл ружьё у лесника. Как только мне дали его подержать, я сразу навёл прицел на деревенских мальчишек, и меня вовремя перенацелили в небо.
Когда Ш. уходил в армию, всё его «хозяйство» досталось нам с братом – радости моей не было предела!
Именно на даче я впервые, наивно и по-детски, заинтересовался метафизикой. Когда бабушка потрошила рыбу, она всегда доставала плавательные пузыри отдельно и говорила, что это рыбья «душа». Я с радостью лопал их ногой, окончательно освобождая таким образом «душу» от «земных оков».
Однажды в мышеловку попала мышь. Я заметил её первым, достал из ловушки и понёс в огород чтобы вскрыть и посмотреть на мышиную «душу». За день до этого бабушка в шутку сказала, что у мышей она находится под хвостом. Кое-как расковыряв трупик в указанном месте, я долго вытягивал наружу кишечник. Мне показалось, что кроме него внутри ничего нет, из чего был сделал вывод, что мышь – животное бездушное.
Бывали и совсем странные поступки. Один раз я привязал верёвку к шпингалету на внутренней стороне банной двери. А потом закрыл её, просунув конец верёвки в щель, дёрнул за него и таким образом защёлкнул засов изнутри. Баня оказалась замурованной «вещью в себе». Тогда дед кое-как вскрыл окно и просунул меня внутрь, а я открыл дверь.
В этой же бане дедушка однажды рискнул «полечить» мой фимоз. Ему удалось болезненно закатать узкую крайнюю плоть наверх и оголить головку, а вернуть её в обычное положение он предоставил мне самостоятельно и ушёл. Однако это не удалось.
Сперва мне подумалось, что можно жить и так. Вернувшись из бани, я соврал, что всё хорошо, но сутки невыносимого трения разбухшей сверхчувствительной части тела об одежду убедили меня во что бы то ни стало вернуть прежнее положение вещей. Превозмогая острую боль в течение нескольких минут, я всё-таки сделал это, испытав колоссальное облегчение.
Несмотря на то, что в садоводческом товариществе, где располагалась наша дача, открылся магазин, а деревенское молоко привозили прямо на дом, мама продолжала таскать тяжёлые сумки продуктов из города. С экономией для бюджета и вредом для здоровья. Отчасти на этой почве она разругалась с бабушкой и забрала нас с братом в город. Мы были не против, так как нас к тому времени уже неумолимо влекло к компьютеру, а ежегодные каникулы на даче изрядно наскучили.
«Ты пазнАеш жЫзню», – сказала мне напоследок заплаканная бабушка на своём белорусско-русском наречии.
Годы, проведённые на даче в обществе бабушки, дедушки, их друзей и подруг – престарелых соседей-садоводов, сделали в моих глазах пенсионный возраст самой прекрасной и желанной порой человеческой жизни. Я мечтал поскорее стать пенсионером. Избавиться от всех обязанностей перед семьёй и обществом, заниматься своими делами и получать деньги просто так. Конечно казалось несправедливым то, что это чудесное время наступает лишь в старости, когда тело начинает серьёзно болеть, теряет юношескую подвижность, а ум лишается смекалки и полёта фантазии. Но всё равно пенсия виделась мне царством свободы и блаженства по сравнению со школьной диктатурой и утомительным циклом «дом-работа», в котором ежедневно вращались родители.
Я и сам стал во многом похож на старика в свои юные годы. Был домоседом, предпочитая телевизор и чтение любым активным формам отдыха. Кряхтел, шутил и ругался, как бабушка. Любил укутаться потеплее и сидеть на лавочке вечером, провожая закат и вслушиваясь в далёкий гул электричек. А потом, когда надоест кормить собой комаров, – возвращаться домой, включать радиоприёмник, пить чай и играть с братом в «дурака».