Читать книгу Инквизитор. Башмаки на флагах. Том второй. Агнес - Борис Конофальский - Страница 3

Глава 3

Оглавление

Думал он недолго. Здоровье его со временем лучше не становилось. Боль в ноге отпускала, лишь когда он в кресле у камина сидел. А уж за пять дней в седле ногу ему вывернет так, что он потом неё наступить целый день не сможет. Поэтому коня, он, конечно, взял, даже двух хороших коней взял, но поехал на роскошной карете Бригитт. Хотел монаха, брата Ипполита, с собой взять, да передумал. Мало ли что с младенцем приключится или с беременной женой, пусть лучше хороший лекарь при них будет. Поехал с офицерами и ближним выездом: Максимилианом, Увальнем, фон Клаузевицем и молодым Гренером. И ещё взял полдюжины проворных солдат из людей Бертье.

Даже сравнивать нельзя путешествие в карете и верхом. В карете он всё время спал, а когда высыпался, то ел да смотрел в окно через стекло. Но карета едет, что ни говори, медленнее верхового. Даже пусть в неё впряжена и четвёрка хороших коней. В общем, чтобы не опоздать к намеченному сроку и успеть на военный совет, в Ланн не заезжали, а проехали мимо него вечером, поехав дальше на северо-восток. К Нойнсбургу.

Всё бы ничего, но чувствовал он себя не очень спокойно. Конечно, из-за дел домашних. Оставил трёх женщин дома, и женщины те все были друг на друга злы. И в этой злобе даже редкая разумность госпожи Ланге меркла, застилаемая её неприязнью к графине. Графиня повадками своими была чересчур резка и требовательна. И даже, казалась бы, непримиримые в своей неприязни друг к другу Бригитт и Элеонора Августа примирились, чтобы вместе не любить Брунхильду. Уезжая, он долго говорил с Бригитт о делах поместья и особенно о том, что «племянник» ему очень дорог, и чтобы Бригитт не смела ничего делать назло графине. И, конечно же, она, склоняясь в низком реверансе, это ему обещала. Но, зная её подлый и упрямый характер, кавалер не верил ни единому её слову. И поэтому он ещё поговорил с монахиней. Просил её, чтобы в доме она хранила мир и пресекала распри. Мать Амелия его выслушала с лицом полным недовольства. И сказала:

– Уж как получится. Но я по монастырю вам скажу, господин, что даже в монастыре, где есть непререкаемый авторитет аббатисы, бабьи склоки нескончаемы. А уж тут…

– Пресекай распри, мать, и следи, чтобы у моей жены всё было в порядке.

– Молитесь, господин, – лишь отвечала монахиня.

Он и молился… Когда не забывал.

Хотел приехать в Нойнсбург за день до совета, а приехал в день совета. Крепкий то был городишко. Не Ланн, конечно, и не Вильбург. Даже меньше Малена был он. Но уж стены, глубокие рвы с водой, ворота, мосты и новомодные бастионы – всё в нём было новое и крепкое, всё говорило о том, что этот город готов увидать под своими стенами врагов. И это немудрено. Ещё день пути на северо-восток, и начинались земли князей еретических. Князей Экссонских. Князей, что были богаче императора.

Хорошо, что совет был назначен на послеобеденное время. Волков надел самую дорогую свою шубу. Дорогой колет глубокого синего цвета, берет чёрного бархата, серебряную цепь с гербом курфюрста Ребенрее, что тот ему жаловал за дело в Хоккенхайме. Перчатки чёрной замши и чёрные мягкие сапоги завершали его костюм. Так и приехал он к малому городскому замку на улицу Жестянщиков, где и должен был быть совет.

– Как прикажете доложить о вас? – спросил их сержант- привратник.

Максимилиан уже хотел кричать: «Рыцарь Божий Иероним Фолькоф…» и так далее по списку, но Волков остановил его жестом и сам сказал:

– Доложи, что приехал полковник Фолькоф.

И минуты не прошло, как ворота замка раскрылись, и он со всеми своими офицерами въехал на небольшой двор, где уже почти не было места от осёдланных лошадей. И их тут же звали внутрь замка.

В большой приёмной зале уже было не менее двадцати человек. Одного взгляда на них кавалеру хватило, чтобы понять, что это всё люд военный. Волкова, Брюнхвальда, Роху и всех молодых господ из выезда, что были с ним, никто никому не представлял. Здесь всё было по-военному естественно, без церемоний. Просто когда они входили в залу, люди им молча кланялись. И они в ответ молча кланялись всем.

И тут раздался высокий, совсем не старый голос, который кавалер сразу узнал. По паркетам залы чуть шаркающей походкой шёл высокий, худой, совсем седой старик. Волков помнил его высокий голос, голос этот совсем не изменился, он сразу узнал его. Это и был маршал фон Бок. Старик сразу пошёл к кавалеру, остановился в паре шагов:

– Значит, вы и есть тот кавалер Фолькоф, которого мне так рекомендовали взять с собой?

Что-то было в этой фразе такое, что, хоть и не сразу, но не понравилось Волкову. Кажется, старик подчёркивал, что он мог бы обойтись и без Волкова, но раз уж ему его навязали… То ладно. Так и быть, он его возьмёт.

Кавалер низко поклонился.

– Полковник Фолькоф, к вашим услугам, господин маршал.

– Полковник? – спросил фон Бок, внимательно глядя на Волкова. – Георг? Тебе говорили, что кавалер ещё и полковник?

Георг фон Беренштайн. Ну конечно, вечный спутник и вечный заместитель фон Бока, как же без него. Он подошёл вслед за маршалом. И сказал:

– Нет, мне ничего не известно о звании кавалера.

Волков, как будто знал, что такое может произойти, он полез к себе в шубу и достал оттуда великолепный полковничий патент. Достал и с поклоном передал его Беренштайну. Тот развернул, быстро прочёл и показал его фон Боку.

– Ах вот как. Прекрасно, прекрасно… И почём же вы его купили?

– Был награждён им за заслуги, – опять поклонился и ответил кавалер.

– Ах, да… Припоминаю, припоминаю… У вас было, кажется пару драк с какими-то там горными разбойниками… – продолжал маршал. – Об этом говорили. Но неужели теперь за это император дарует такие чины?

– Не мне обсуждать решения императора, – Волков был сдержан и скромен. – Но я рад, что был удостоен такой чести.

– Конечно, конечно. И не мне тоже обсуждать решения Его Императорского Величества, – согласился быстро фон Бок. – Полковник, значит полковник.

Фон Беренштайн вернул кавалеру патент, а тот хотел было представить своих офицеров и уже начал:

– Господин маршал, это мой заместитель капитан-лейтенант…

– Потом, всё потом, – оборвал его фон Бок. – Беренштайн потом запишет ваших офицеров в приказы. А сейчас, господа, прошу всех за стол, пора начинать, раз все в сборе.

Все стали рассаживаться за длинный стол согласно указаниям фон Беренштайна.

– Отчего же вы не сказали, что командовать нами будет фон Бок? – с укором спрашивал у него Брюнхвальд.

– Не хотел всех пугать раньше времени, – ухмылялся Волков.

Нет, конечно, хоть и не хватал фон Бок звёзд с неба, но командиром он был безусловно опытным и знающим своё дело. Однако репутация бесчестного сквалыги за ним тянулась с давних-давних пор.

Все офицеры расселись, замолчали. Маршал встал и начал:

– Господа, коли угодно то будет Господу, так помолимся и возьмёмся за дело, – он остановился, осенил себя крестным знамением и прочёл быструю молитву. Офицеры все, как один, повторяли за маршалом, и тот после продолжил. – Известно вам, что два года уже беду эту разрешить никто не может. Знаете вы, что уже который год мужичьё, что забыло свой долг пред Богом и людьми, презрев обязанности свои перед своими господами, от мирного землепашества отошли и, подстрекаемые еретиками и чернокнижниками, взяли в руки оружие и возомнили себя воинами.

Возомнили себя воинами и творят бесчинства на всём нашем северо-востоке. И многие добрые люди и благородные рыцари, позабыв Господа, встали под их подлые знамёна, на коих нарисованы богомерзкие башмаки. И не гнушаются под теми знамёнами воевать, помогая подлому люду бесчинствовать.

Говорят, что всякие богомерзкие юристы пишут им тезисы, пишут, что дескать не должен мужик выходить на барщину чаще, чем раз в неделю, что, дескать, десятина церковная тяжела, что подати велики и много их. Мол, за это они и воюют. Но на самом деле, вольная жизнь разбойников, жизнь без трудов праведных их всех прельщает. Говорят, что по многим княжествам мужиков, что встали под знамёна с башмаками, пятьдесят тысяч. Но нам все княжества, слава Богу, в усмирение приводить нет нужды. Гильдии купеческие и славные города просят нас о малом. Просят освободить от безбожного мужичья земли между Рункелем, Брехеном и Лимбрег-Линау. Посмотрите на карте, господа.

Все господа офицеры стали брать карту и рассматривать выделенные места, а фон Бок продолжал:

– Просят нас купцы освободить от мужичья весь приток Лиану, чтобы по реке можно было возить товары как до Фёренбурга, так и на северо-восток, в земли княжества Экссонгского. Для чего нам надобно перейти приток Эрзе южнее Брехена, найти тамошний отряд мужиков и, навязав ему генеральное сражение, разбить его и освободить судоходство на Линау. Мужиков там, по рассказам тех, кто уже это пытался сделать немного, тысячи четыре-пять. Но у них есть и солдаты, и офицеры, и рыцари. А руководит ими рыцарь Эрлихген. Говорят, у него железная рука удивительного свойства, которая якобы совсем как живая. Который, кстати, был в письме не по-рыцарски груб с императором. За что мы хаму должны воздать.

Четыре войска, два с нашей стороны и два со стороны еретиков, пытались этих мужиков побить. И были среди них мужи в военном деле сведущие. Но всякий раз все были биты сами. Прошлые отряды, что шли воевать на мужика, в глупой своей, самоуверенности были весьма малы. Я же побить себя не дам, и поэтому решил собрать войско в пять тысяч человек. Среди всех вас известные мне хорошо полковники фон Клейст, фон Кауниц и Эберст и неизвестный нам, господа, человек, которого очень, очень просили взять купцы, – это полковник Фолькоф. – Волков ещё раз встал и поклонился, чтобы его ещё раз увидали офицеры. – Надеюсь, также, что к нам присоединится отряд ландскнехтов капитана Зигфрида Кленка. Переговоры с ними ведутся. На этом всё, господа. Вечером прошу вас на ужин.

– Что значит всё? – Брюнхвальд наклонился к Волкову. – Как всё? А диспозиция кампании, а план похода?

– Может, после, – Волков и сам был удивлён.

– Мы пять дней ехали, чтобы узнать то, что и так знали, и посмотреть плохую карту?

Все офицеры стали вставать из-за стола, направляться к выходу из залы.

– Господа полковники, прошу вас не уходить, а подождать за дверью, вас вызовут, – вдруг сказал фон Беренштайн.

– Возможно мне скажут что-нибудь наедине, – предположил Волков.

Брюнхвальд понимающе кивнул.

Ждать ему долго не пришлось. Но перед вызовом на беседу к маршалу, к его удивлению, стали к нему сами подходить офицеры. Представляться и знакомиться с ним. Вернее, и с ним, и с Брюнхвальдом, и с Рохой. И стали говорить ему, что слышали о его победах над горцами. И сии господа не стеснялись выражать своё восхищение, никто из них не считал, что он побеждал каких-то горных разбойников, все знали, что горцы в пешем бою так же хороши, как и ландскнехты, а может ещё и лучше, и чтобы победить таковых, нужно недюжинное умение и стойкость.

Уважение и признание опытных, а то были офицеры несомненно опытом умудрённые, были в высшей степени приятны.

Но вскоре молодые адъютанты его позвали в залу, где только что был совет.

Маршал фон Бок сидел во главе стола, по левую руку от него сидел генерал фон Беренштайн. Адъютант собирал карту со стола. Волкову сесть не предложили.

Маршал расправил белые свои усы и сразу заговорил:

– Подлецы ландскнехты просят денег неимоверных.

– Да, – поддержал его заместитель, – дешевле доппельзольдеров нанимать, чем этих зарвавшихся забияк.

Начало разговора сразу кавалеру не понравилось. Как и то, что ему даже не предложили сесть.

– Скажу без обиняков, – продолжал фон Бок. – Вы здесь лишь потому, что за вас просили всякие ушлые купчишки. Всякие жиды. И мне не нравится, что вам выдали деньги не через казну кампании, а отвезли лично. Нам как бы намекают, что вы какой-то особенный. Говорят, что справлялись вы с делами, что должна была делать инквизиция, и что вас так и кличут за глаза – Инквизитором.

Волков лишь едва заметно поклонился.

– Вижу, что человек вы ушлый, – продолжал маршал, не выбирая ни тона, ни выражений. – Вон и герб курфюрста Ребенрее у вас на груди висит. Говорят, что вы и к курфюрсту Ланна вхожи в дом. Но меня всем этим не проймёшь. Я, знаете ли, солдат, и никакого излишнего почтения ни перед попами, ни перед имперскими жидами-банкирами не испытываю. И я не допущу какого-либо самоуправства или неповиновения в своих войсках. Даже не надейтесь, что патент имперского полковника делает вас особенным. Коли нужно будет, – фон Бок невежливо тыкал в кавалера старческим артритным пальцем, – так я отправлю вас под трибунал и не посмотрю на ваших сиятельных или богатых покровителей. Надеюсь, вам это понятно, полковник.

Волков уже и забыл, когда его вот так вот отчитывали как мальчишку. Он не стал ничего отвечать, смолчал и лишь ещё раз поклонился. Кавалер думал, что этот разговор всего лишь о субординации, и был готов принять его. Каждый офицер, а тем более генерал, должен довести до своих подчинённых пределы своей власти, чтобы всегда и всем было понятно, что от кого ждать. Волков молчаливо, но принял безоговорочное верховенство фон Бока.

Но разговор на этом, как ни странно, не завершился.

– Друг мой, понимаете ли, – заговорил тут фон Беренштайн, – кажется, с ландскнехтами, а их шестьсот шестьдесят человек, нам договорится будет непросто. Уж больно много они хотят серебра.

Волков посмотрел на него с заметной долей удивления:

«А что же вам надобно от меня?»

– А вам, – продолжал генерал, – как нам стало известно, была передана изрядная сумма денег.

– Чрезмерная сумма, – добавил фон Бок.

«Ах, вот оно, в чём дело. Чрезмерная сумма! А я-то думал, дело в установлении субординации».

– Думаю, что излишки денег понадобятся нам для найма ландскнехтов, – продолжал фон Беренштайн.

Сказав это, и он, и фон Бок стали ждать, что ответит Волков, а тот ничего не говорил, молчал и глядел на руководителей кампании. Он просто ждал, что ещё они будут говорить. Он не спешил.

– Отчего же вы молчите, – выкликнул фон Бок. – Экий вы молчун, однако!

– Или может вы думаете, что мы справимся без ландскнехтов? – поинтересовался фон Беренштайн.

«Я думаю, что вы, два старых жулика, не получите от меня ни пфеннига».

– Господа, – наконец заговорил он, – жид Наум Коэн долго уговаривал меня взяться за это дело. Сулил мне хорошие деньги и дал мне хорошие деньги. Иначе я бы занимался своей войной. И вам своим молчанием не докучал бы. И я подписал с жидом контракт. И в контракте, который я подписал, сказано: доппельзольдеров, солдат первых и задних линий, стрелков и арбалетчиков на моё усмотрение всего тысяча пятьсот человек, триста человек саперов с инструментом шанцевым и сто кавалеристов. Барабанщики, трубачи, кашевары, возницы и люди прочие тоже есть в контракте. На то мне и были выданы деньги. На ландскнехтов в моём контракте денег не было.

– В моём… В моём контракте! – закричал фон Бок раздражённо. – Нет никакого вашего контракта, дело делаем одно, и контракт у всех должен быть один. Один на всех. – Маршал сделал маленькую паузу и после стал выговаривать едко. – А вы сюда на дорогой карете приехали, прямо граф какой, весь в мехах и бархате, при гербах княжеских, да выезд весь ваш на хороших конях.

Волков покивал как бы соглашаясь с упрёками, но как только представилась ему возможность, заговорил:

– Цепь с гербом от князя Ребенрее заслужил я не на бальных паркетах и не за шутки на пиру – получил я её за дело тяжкое вместе с земельным леном. А карету мне подарили благодарные жители города Малена за победу над горцами при Холмах, а люди мои и вправду ездят на конях хороших, но коней тех я им не покупал, на дорогих коней у меня серебра нет, тех коней я брал железом в разных делах, коих в жизни моей было немало.

– Хорошо, хорошо, – примирительно заговорил генерал Беренштайн, – ваше право ездить хоть на карете, хоть на телеге, но не может такого быть, чтобы у вас денег от выданных вам не осталось. На дело сие купчишки собрали пять тысяч золота, нам дали всего три с половиной тысячи. Значит, вам дали полторы.

«Во оно как, купчишки видно ценят меня больше вашего, судя по тому, сколько мне они привезли золота».

– Сумма велика, – продолжал генерал, – у вас должно остаться много лишнего. Вам же надо собрать солдат всего полторы тысячи.

«Останется у меня больше, чем ты думаешь, но то золото не про вас».

– Господа, лишних денег у меня нет, – отрезал Волков.

Фон Бок опять что-то хотел кричать, но фон Беренштайн его урезонил явно по-дружески. Видно, хотел всё решить без ругани, и заговорил спокойно:

– Что ж у вас от ваших денег даже и трёхсот гульденов не осталось? Хоть триста золотых у вас есть?

«Хоть!? Хоть триста золотых!?»

Для этих проходимцев триста злотых монет были мелочью, для Волкова же это было «целых триста золотых». Он на четыре сотни золотых, что добыл в Хоккенхайме, жил всё последнее время, да ещё и войну вёл.

– Нет господа, у меня нет денег, я всё подсчитал, всё раздал на дело, а лишние…

– Ну? И куда же вы дели лишние? – зло спрашивал маршал, тряся белой бородой.

– У меня были долги, я их раздал, – соврал Волков.

Нет, делиться своим золотом с этими проходимцами он не собирается, это уж точно.

Фон Бок аж вскочил:

– Имейте в виду, полковник, что как приведёте свои войска к смотру, так пересчитаю все телеги и котлы, пересчитаю каждого вашего солдата, каждого сапёра. И перечту все их контракты… И сочту каждую лопату, каждый гвоздь в подкове всех купленных вами лошадей. Не дай вам Бог, если не досчитаюсь того, что должно быть в вашем контракте с жидом Коэном! – он стучал пальцем в стол. – Не дай вам Бог!

Волков смиренно молчал. Но как бы его ни пугали, как ни кричали на него, никаких денег он им обещать не собирался, ни при каких обстоятельствах он денег бы им не дал.

– Идите уже, идите, – с кислой миной на лице махал ему фон Беренштайн, желая закончить этот неприятный для всех разговор.

Кавалер в который раз поклонился.

Инквизитор. Башмаки на флагах. Том второй. Агнес

Подняться наверх