Читать книгу Инквизитор. Башмаки на флагах. Том второй. Агнес - Борис Конофальский - Страница 8

Глава 8

Оглавление

На вид монах был из тех, кто не от сладкой жизни подался в монастырь. К тому же был крив. Правый глаз его был навеки зажмурен.

– Ну? Говори, – начал Волов, оглядывая монаха.

– Его Высокопреосвященство занедужил, просит вас быть, – взволновано отвечал монах.

– Высокопреосвященство? Это архиепископ. Что, в Ланн меня просят быть? – удивился кавалер.

– Ой, нет. Не в Ланн, не в Ланн. Я перепутал. К нашему епископу, к отцу Теодору, – поправлялся монах.

– А что случилось? Что за хворь с ним приключилась?

– Не знаю, господин, – отвечал монах как-то натужно.

«Убогий какой-то, среди монахов таких немало».

– Мне велено было вас сыскать да позвать в дом епископа, – бубнил монах.

Будь кавалер трезвее, так обязательно спросил бы, как монах его нашёл. Но им было уже изрядно выпито, и поэтому он сказал только:

– Беги к епископу, скажи, что сейчас буду.

Он вернулся в обеденную залу, где продолжались пир и веселье, и сказал:

– Господа, нас спросят быть у епископа.

Молодые люди стали подниматься, а господин Кёршнер спросил взволновано:

– Что случилось, кавалер?

– Епископ захворал, просит быть, – отвечал Волов коротко.

– Очень надеемся, что с епископом всё будет в порядке, – сказала госпожа Кёршнер.

– Надеемся, что вы вернётесь, – улыбнулся купец.

Волков обещал им, что если хворь епископа отпустит, то они обязательно вернутся.

Отчего-то он волновался. Зачем зовёт его епископ так спешно, в час, когда уже приближаются сумерки и все нормальные люди сидят за столом? Что могло случиться? Даже если епископ и захворал, зачем он зовёт его, а не лекаря? Почему не написал письмо, уж два слова мог чиркнуть или совсем плох епископ?

Может, что-то граф затеял?

На дворе, когда уже он садился в седло, а Увалень держал ему стремя, он окликнул Максимилиана:

– Максимилиан, пистолет при вас?

– Да, кавалер.

– Зарядите. Господа, прошу всех вас быть настороже.

Выехали со двора купца, на улицах ещё было людно. Волков ехал первым, за ним Максимилиан. Он на ходу заряжал оружие. Зарядил и передал кавалеру. Тот засунул его за пояс сзади слева. Под левую руку.

От дома купца, сразу направо за угол от ворот, была улица Святого Антония, которая как раз вела к кафедральному собору. А от него было уже рукой подать до резиденции епископа.

Так и поехали. Горожане уже заканчивали дела. Лавки запирались. Ставни затворялись. Последние рассыльные с пустыми тачками спешили домой. Кто-то стоял на пороге своего дома, болтал с соседом, кто-то уже зажигал лампу перед домом – солнце-то уже садилось.

У одного проулка кавалер увидал трёх людей, что на старой пустой бочке играли в кости. Люди были при оружии, непростые люди. А у стены прислонены были протазан и крепкая алебарда.

На городскую стражу людишки не похожи.

«Отчего на промозглом сыром ветру играют, а не в тёплом кабаке? Охрана чья-то? А чья, дома тут не богатые?»

Он ехал и внимательно смотрел на них, проезжая мимо.

«Все в бригантинах, они из добрых людей или… разбойников?»

И тут он увидал человека, что уже сегодня видел. Это был тот человек, с которым он встретился взглядом, и тот глаза свои отвел.

На этот раз господин был пешим. И опять он, едва взглянув на кавалера, глаза отвёл и стал говорить со своими спутниками. А спутников с ним было двое, и оба при оружии. И как наитие снизошло на Волкова, как открылось ему. Он вспомнил, что до того ещё видел этого господина у церкви, когда прощался кавалер с епископом, и там, у церкви, он был тоже пеший. Это уже было странно. Уж слишком много было встреч с этим господином и уж слишком много было с ним опасных людей.

В воинском деле всё просто – коли видишь что-то странное, так будь готов к тому, что странность это обернётся бедой. Его чутьё спасало его не раз и не два. Товарищи его всегда ценили за наблюдательность и внимание. Именно эти его качества спасали от засад и внезапных атак. А тут вон всего сколько, одно к оному ложится: глупый монах, неожиданный вызов к епископу, добрые люди при алебардах и протазанах на улице, играющие в кости, странный господин, которого он сегодня видит уже в третий раз, и опять же он с опасными спутниками.

«Нет, всё это неспроста. Неспроста».

– Стойте! – крикнул кавалер, поднимая руку, и сам остановил коня.

Увалень и фон Клаузевиц остановились сразу, а Максимилиан проехал чуть вперёд.

Играющие в кости как по команде уставились на него, про кости забыли сразу. Один из них, как-бы между делом, взял от стены протазан в руку. Они втроём глядели на него, словно его знали.

И ведь уже не повернёшь, не поедешь назад. Беда была в том, что кавалер и его спутники уже проехали их, эти трое были уже позади. А поскачешь, так на протазан и алебарду налетишь. Волкову и его людям ну никак нельзя было вернуться, чтобы не сцепиться с этими тремя на узкой улице. А сбоку из темноты проулка уже шёл к ним господин с двумя спутниками, а у спутников-то тоже алебарды. Видно, до нужной поры к стенам были прислонены, чтобы в глаза не бросались. А тут, кажется, уже понадобились.

Увалень, фон Клаузевиц и Максимилиан ещё ничего не понимают – озираются. Дети малые, да и только. Даже Георг, и тот оглядывается по сторонам, всё ещё почти безмятежен.

Кавалер смотрит вперёд по улице – если кинуться туда, но скорее всего и там их ждут. Ну конечно, так и есть. Из ворот сгнившего дома выходят добрые люди. Их трое, тащат за собой рогатку, которой стража ночью перегораживает улицу. У них тоже копья и алебарды. У этих господ и в людях, и в оружии явный перевес. А ещё… Кавалер уверен, что у них где-то должен быть стрелок.

Больше сомнений у Волкова не было:

– К оружию, господа! – орёт кавалер, выхватывая меч. – Это засада, скачем назад, все назад, к дому купца!

Он разворачивается и, чуть не сбив с ног лошадь Увальня, со всей прыти, со шпор, кидает своего коня на тех троих, что играли в кости у бочки – если их смести, Волков и его люди смогут ускакать обратно.

И ему это почти удаётся. Со всего маха он врезается в них, они все вместе, опрокидывая бочку с костями и роняя алебарду, летят на мостовую. Загвоздка лишь в том, что тот мерзавец, что взял протазан, прежде чем упасть на камни, встретил кавалера, как положено опытному солдату – он загнал оружие в грудь коня Волкова, загнал на всё лезвие. Конь тут же валится на передние ноги, а Волков через его шею и голову, теряя меч, летит в кучу сбитых наземь и опрокинутых на стену дома разбойников.

Он больно бьётся больным коленом о брусчатку. Его кто-то пинает сапогом в бок. Сильно пинает. Конь за шестьдесят талеров хрипит, заливая всё вокруг своей кровью, валится тут же, почти сверху, на барахтающихся людей, начинает бить копытами в агонии. Кто-то копошится рядом, пытаясь схватить Волкова за горло крепкой рукой, но может только вцепиться в ворот колета и тянуть на себя.

«Свалка? Опять? Да когда же это кончится?»

Он думает о том, что всю свою взрослую жизнь мечтал о том моменте, когда ему больше не придётся драться.

«Слава Богу, что надел свой колет, а лучше бы кирасу мне надеть. И шлем».

Но это он так думает, а рука по старой привычке уже ищет за голенищем сапога стилет. Вот он, родной! Лёг в руку, как будто и не покидал её никогда.

Кавалер бьёт копошащееся рядом тело. В железо! Бьёт ещё раз, сильнее. В железо! Ещё! Опять в железо, как бы руку своим же оружием не распороть. Но он всё равно бьёт ещё раз, и лишь теперь старая сталь находит свою кровь. Его руку обожгла чужая кровь. Враг заорал резко, стал отползать от него, отбрыкиваясь, но он ещё раз удачно загнал клинок в мясо. Напоследок, так сказать.

А кругом шум, звон железа, крики.

– Бей коней, бей коней! – истошно кричит кто-то.

Звонко и жалостливо заржал молодой конь, кажется, это конь фон Клаузевица.

Сумерки всё гуще, но на земле белеет полоса. Это его меч. Вот это радость! Он нащупывает эфес. Да, это он, его драгоценный меч.

Кавалер встаёт, оглядывается, оценивает ситуацию. Максимилиан один на один дерётся с большим и тяжёлым мерзавцем. Ему будет нелегко. Но молодой человек быстрее здоровяка и не стоит на месте, хотя тот пытается наседать на него и теснить.

Александр Гроссшвюлле – вот уж кто молодец. Один своей огромной алебардой сдерживает троих. Тех троих, что перегородили дорогу рогаткой. Александр вообще не умеет пользоваться алебардой. Размахивает как оглоблей, ничего он врагам сделать не может, и не рубит, и не колет, страх больше нагоняет, а на него сыпятся удары, он словно собирает все их выпады на себя. Но Увалень за неимением лёгкой брони надел свои основные доспехи, и теперь его не так-то легко взять в его кирасе, шлеме, стёганке и укреплённых железом сапогах. Сволочи пытаются попасть ему по рукам и в лицо, но его алебарда весьма велика, а он весьма рьян, так что у мерзавцев пока ничего не получается.

Фон Клаузевиц, сцепился с двумя, один из которых тот самый бородатый господин, а второй крепкий, весьма крепкий мужчина с алебардой. Казалось бы, нет у молодого человека шансов. Но не зря, не зря Георг вызывался быть чемпионом кавалера.

Он очень ловок, особенно хороши его ноги. Ноги сильные, движения их быстры, пружинисты, что ни шаг, то верная позиция для защиты, ещё быстрый шаг, и верный, очень опасный выпад, что едва не закончился на лице господина. Меч фон Клаузевиц держит так легко, что, кажется, вот-вот выронит. Но ничего он не выронит. Шаг назад, и алебарда, которая должна была разрубить ему ногу, пролетает мимо, рассекая лишь воздух, а Георг тут же кидается вперёд и в длинном выпаде тянется, тянется клинком… И дотягивается!

– А-а! – орёт мерзавец с алебардой, и та со звоном падет на мостовую. А сам враг хватается за бок и, покачиваясь, уходит прочь, в проулок.

Фон Клаузевиц достал его, достал, загнав клинок меча на два пальца прямо в его незащищённую доспехом часть тела, подлецу в подмышку.

Фон Клаузевиц смог избежать пары ударов и сделать свой великолепный выпад так быстро, что кавалер и до пяти не успел бы сосчитать. А Георг уже нарисовал мечом в воздухе дугу, стряхивая с клинка капли крови и как бы приглашая господина продолжить: ну, давай, мол. Начинай.

И вдруг Георг схватился за голову. За левую строну головы, что выше уха.

Схватился, покачнулся и… выронил меч. А потом ещё раз пошатнулся. Сделал шаг, переставив ноги, словно пытаясь не упасть. Тут уже бородатый господин ударил его наотмашь тесаком, слева направо. Быстро, точно, сильно.

Георг фон Клаузевиц падал на брусчатку уже, кажется, мёртвым.

Волков уже прятал стилет в сапог и левой рукой тянул из-за пояса пистолет. Он знал, отчего лучший его фехтовальщик выронил меч.

Нет, кавалер не видел за ухом молодого рыцаря торчащего оперения болта.

Просто знал, что оно должно оттуда торчать, а ещё он знал, откуда был произведён выстрел.

Локтем правой руки, которой он держал меч, он откинул крышку с пороховой полки, и сразу поднял оружие.

Он не мог ошибиться, будь он арбалетчиком в этой засаде, он бы сам там уселся. И опыт десятков лет на войне его не подвёл. Арбалетчик и вправду сидел на сарае, на одном из скатов его крутой крыши, сидел совсем рядом, прямо над схваткой. Оттуда ему всё было отлично видно. Все цели как на ладони. Но и его чёрный силуэт прекрасно был различим на розовом фоне предсумеречного неба.

Колёсико со свистом завертелось, высекая маленький снопик белых искр. Шипение!

Пах!!!

По крутой крыше сарая рассыпались и покатились вниз болты, один за другим, а потом пополз вниз и арбалет. Арбалетчик схватился за правый бок и стал на седалище съезжать по крыше, пока не спрыгнул вниз за забор.

С ним было кончено.

И тут каким-то чудом, наитием, краем глаза Волков увидал движение слева от себя. Не иначе то было провидение Господне. В общем, он отпрянул, а пистолетом словно закрылся от чего-то того, чего не смог разглядеть. И этим спасся.

Удар алебарды пришёлся ему не на голову, а на пистолет и на левое плечо. Он уже и забыл, как болело это плечо; хорошо его тогда монах из Деррингхофского монастыря вылечил. Но теперь он вспомнил эту боль. Пистолет отлетел в сторону к мёртвому его коню, а перед ним уже опять человек с алебардой – видно, из тех, что был у бочки, да ещё тот господин бородатый, будь он проклят.

В левом плече острая боль, да никто ждать не станет, пока она пройдёт. Снова бандит размахивает алебардой, а за ним и бородатый с окровавленным тесаком, вот они, тут. Уворачиваясь от алебарды, кавалер делает выпад. Да нет же, до фон Клаузевица ему далеко. Бородатый легко отводит его меч и сам рубит его под правую руку, в бок.

Господи, благослови того ламбрийца, что пришил кольчугу под его колет! Слава Богу, кольчуга выдержала. Но удар у бородатого такой, что дыхание у кавалера перехватило. А тут снова, да со всего размаха, разбойник, что слева, рубит его алебардой.

«Да будь ты проклят!»

Здоровый, собака, широкий в плечах, морда перекошенная, злая. Попадёт, так никакая кольчуга не поможет. А размахивается он так, что и мысли у кавалера нет защититься, только отступать. А много он на своей больной ноге не набегает. А тут ещё и бородатый лезет со своим тесаком. Заходит сбоку, так и норовит рубануть справа.

Вечер, зеваки попрятались, смотрят из-за углов. Бабы, правда, кричат: убивают, стража, убивают! Но, кажется, то дело пустое.

Дело дрянь, тянуть нет смысла. Появится стража городская или нет, непонятно, а может, ей заплатили за то, чтобы она тут не появилась.

Сейчас Увалень упадёт, ему уже тяжко, даже отсюда видно, что он устаёт, да и бурые пятна на полах стёганки не сами по себе появились. Максимилиан всё скачет, он ещё бодр, но ничего со своим противником он сделать не может. А эти двое всё наседают на кавалера, и не устают, и говорить с ним не собираются. Всё, что им нужно, так это убить его.

И опять, опять его выручает солдатский опыт. Казалось бы, всё, уже и надежды нет, но драться нужно всегда до конца. Так он и раньше выходил живой изо всякой безнадёги.

Волков, отбив очередной удар алебарды – на сей раз бандит его пытался заколоть – сделал выпад на бородатого. Тот отпрянул, а кавалер, пока появилась пара мгновений, развернулся и, стиснув зубы от боли в ноге, кинулся прочь, побежал, хромая, к Максимилиану и его здоровяку. Пока бородатый и бандит с алебардой поняли, что происходит, пока кинулись следом, Волков был уже в пяти шагах от здоровяка.

– Шульц, сзади! – кричал бандит с алебардой, топая сапожищами за кавалером.

– Сзади, сзади Шульц! – надрывно орал бородатый, тоже торопясь за ним.

Но не докричались они, не успели немного. Шульц уже повернулся к Волкову, изобразил удивление и попытался поднять свой большой фальшион. Но Волков рубанул его по руке. Дотянулся.

Шульц заорал, роняя оружие, и тут же получил колющий удар в горло. Это Максимилиан постарался. Убил его одним ударом.

– Под левую руку! – кричал кавалер, оборачиваясь к догоняющим его разбойникам.

Но Максимилиан полез не туда.

– Под левую мою руку, болван! – продолжал кричать Волков.

И Максимилиан услышал, стал чуть сзади его левого плеча. Все остановились – и Волков с Максимилианом, и разбойники. Стояли, переводя дыхание. Не будь у врагов алебарды, им было бы легче, но этот длинный топор в сильных руках бандита всё портил.

Волков это понимал, чего уж тут непонятного. А ещё три разбойника уже загнали Увальня к воротам и просто рубили его, он почти не отбивается, отталкивает своих противников древком, и всё.

Бабы на улице всё орут и орут, зовут стражу, но стражи нет.

Волков чуть поворотил голову к Максимилиану и говорит так, негромко, чтобы слышал лишь он:

– Около моего коня, вот там, пистолет, как они начнут, делайте вид, что бежите. Зарядите его, слышите?

– Да, кавалер, – так же шёпотом отвечает молодой знаменосец.

Ждать долго не пришлось. Едва Максимилиан договорил, бородатый, видно отдышавшись, махнул тесаком: вперёд. И разбойники кинулись на Волкова. А Максимилиан кинулся прочь. Словно убегал в проулок.

Сразу пришлось уворачиваться от алебарды. Опять этот здоровый мужик наседал, передохнуть не давал.

«Продержаться бы, пока он зарядит пистолет!»

Волков всё ждал, пока он это мерзавец «просядет», хоть чуть замешкается при выпаде, даст ему хоть один шанс, чтобы скользнуть мечом по древку и разрубить разбойнику руку, да какой там… Бандит опытен. Да и бородатый не дает и движения лишнего сделать. Волков только отходил, только отбивался.

«Да где же этот Максимилиан с пистолетом!?»

И чудом, чудом он сильным ударом меча отвёл алебарду, когда бандит хотел проткнуть ему левую ногу, и тут же, опять же чудом, отвел рубящий удар бородатого, который решил ему раскроить голову ударом справа. Когда тебя пытаются убить, а ты ждёшь помощи, время тянется на редкость неторопливо, словно выжимая из тебя все силы и последние надежды.

«Ну, где же Максимилиан, чёрт его задери!?»

Ему уже не хватало воздуха, хотя и враги его заметно притомились, но всё равно были ещё рьяны.

И тут он увидал Максимилиана. Тот шёл быстрым шагом, подходил со спины к его врагам. В одной руке меч, в другой… Пистолет!

Спокойно подойдя к алебардщику сзади, он поднял пистолет.

– Бородатого! – крикнул Волков, так как именно он был у разбойников главным.

Но колёсико уже высекало искры. Ретивый разбойник и тут успел обернуться, но, кажется, даже удивиться ему не пришлось; порох выплеснул ему прямо в лицо дым, пламя и железную пулю, которая, разнеся ему лицо, вырвала кусок затылка, забрызгав кровью и Волкова, и бородатого.

Бородатый на то взглянул раздосадовано, и тут же получил хороший укол от Волкова. Кавалер дотянулся в длинном выпаде и воткнул меч ему в левую руку, чуть выше локтя.

Бородатый отскочил, схватился за рану. Огляделся. Нет, дураком не был, ещё дым не рассеялся, а он уже быстро уходил в проулок, на ходу наотмашь рубанув Максимилиана своим тесаком. Бил в голову, но юноша успел закрыться, и удар пришёлся на руки, в которых он держал пистолет и меч. А там, спасибо сеньору за подарок, рукава ламбрийской кольчуги, удар они выдержали, кости тоже. Ну а боль с синяками пройдёт.

Волков хотел пойти догнать бородатого и обязательно, обязательно убить его, причём убивать его болезненно и долго, но сил у него не было совсем. Рёбра болели справа, левое плечо ныло, нога опять же, куда же без неё, и, главное, ему не хватало воздуха. Кажется, он стар становился. Как старику ему не хватало дыхания.

– Лекаря, – неслось на улицей, – лекаря зовите!

– Лекаря и стражу! – доносилось из сумерек с другого конца улицы.

А он стоял, опираясь на меч, тяжело дышал и больше ничего сделать не мог. Даже говорить сейчас не мог.

Инквизитор. Башмаки на флагах. Том второй. Агнес

Подняться наверх