Читать книгу Исполнение желаний - Борис Л. Березовский - Страница 28

Жена, приехавшая вместе с сыном, после дежурных поцелуев и объятий, сразу, даже не раздевшись, предложила:

– Кирилл, поехали в тот круглый ресторанчик, пообедаем. Мы голодны, как волки.

– Ну, так приехали бы чуть пораньше. Я, черт возьми, совсем недавно пообедал, – проворчал в ответ Кирилл Аркадьевич.

– Поверь, не получилось, – Татьяна Николаевна от нетерпенья даже топнула ногой. – Работы – куча, да и пробки – ты не представляешь!

– Тоже мне, голодные с Поволжья! Небось, гостинцев привезли? Сейчас и перекусим.

– Конечно, привезли. Но только для тебя, – протягивая полиэтиленовый пакет, Сергей присоединился к матери: – Пап, ну поехали! Я правда ничего не ел с утра, лишь кофе выпил. И мама – тоже.

Кирилл Аркадьевич поморщился:

– Да ладно уж, поехали. Дурацкая у вас привычка – не завтракать. Ей-богу, – убрав пакет, Кирилл Аркадьевич не торопясь оделся, и они спустились к выходу из санатория.

Погода была зябкой и промозглой. Сердито-пасмурное небо грозно нависало над заливом, деревья гнулись на порывистом ветру, а злые острые снежинки все норовили уколоть и лоб, и щеки. Поспешно погрузившись в неостывшую еще машину сына, они выехали с территории и покатили по шоссе вдоль моря.

Знакомый двухэтажный ресторанчик встретил их теплом, уютом и пустующими залами. Разместившись наверху, за столиком, стоявшим у окна, они сделали заказ, и Татьяна Николаевна, расспросив супруга о здоровье, внезапно поинтересовалась:

– А как литературные успехи?

– Ну, вспомнила! Да упражняюсь потихоньку. Вроде получается. Посмотрим.

– Прочесть хоть дашь? – спросил Сергей серьезно, без улыбки.

– Неужто читать будешь?

– Конечно буду, мне же интересно!

– А ты? – спросил Кирилл Аркадьевич жену.

– Литературные-то экзерсисы мужа? – Татьяна Николаевна улыбнулась. – Конечно, почитаю, если дашь.

Официантка принесла приборы, хлеб и воду, а следом – два заказанных салата. Жена и сын, набросившись на них, забыли обо всем на свете, а Кирилл Аркадьевич, залюбовавшись профилем молоденькой официантки, отчего-то вспомнил свою первую любовь – соученицу Олечку Урусову.

«В каком же классе это было? – отхлебывая минералку, он прикинул: – В пятом? Да нет, скорее уж в шестом».

Негаданно-нежданная, немыслимая любовь к Оле родилась внезапно. Придя с каникул, он вдруг увидел не девчонку-одноклассницу, а маленькую женщину – с высокой грудью, лебединой шеей, тонкой талией и стройными ногами.

За лето Оля изменилась до неузнаваемости. Не будучи красавицей, но обладая миловидными чертами, русым хвостом и чистой кожей, она, сформировавшись как-то сразу, в тот самый первый школьный день заставила мальчишек открыть рот, а девочек – завистливо хихикнуть. Кирилл же просто задохнулся от восторга. Внутри него что-то тихонечко заныло, и он, не в силах оторвать от Оли глаз, вдруг понял, что влюбился.

Влюбились в Ольгу тогда многие – не только одноклассники, но и ребята из восьмых-десятых. Шалея от излишнего внимания мальчишек, Оля поначалу растерялась, но потом, освоившись, стала помыкать поклонниками, меняя кавалеров, как перчатки. Им это вскоре надоело, и коллективная влюбленность быстро рассосалась. И даже несколько самых настырных ухажеров, пару раз подравшись, отступили, решив, что столь непостоянная девчонка синяков не стоит.

Кирилл же, не показывая вида и не приставая к Оле, страдал тихонько, про себя. Но девочка, почувствовав его внимание, стала кокетничать, тем самым раззадоривая его все больше. И он, вмиг потеряв покой и сон, настойчиво искал тот верный ход, который бы ему позволил подружиться с Олей. Чего он только не творил, чтобы привлечь ее внимание и вызвать интерес к себе, – Кирилл Аркадьевич усмехнулся, припомнив свои хулиганские поступки, вызванные первым настоящим чувством и доведшие его, в конце концов, до исключения из школы.

Однако подружиться с Олей все никак не удавалось – не находилось общих интересов. Училась она с тройки на четверку – он же был круглым отличником, к тому же сыном учительницы. Жили они в разных концах города, и за порогом школы их дороги не пересекались. Он страстно любил музыку и книги – она же, как сказала как-то его мама, лишь танцульки. К тому же Ольга с детства занималась волейболом и играла в сборной школы, а он лишь начал постигать – и все из-за нее – азы этой любимейшей с тех пор игры.

Сложней всего Кириллу было на уроках физкультуры: в спортивных трусиках и майке фигурка Оли выглядела так, что дух захватывало, а подчас и тело. И он, не зная, что и предпринять, переживал свою влюбленность молча, неимоверно мучаясь и злясь на то, что некрасив и неспортивен.

Все кончилось – точнее, рухнули его надежды – на школьном вечере под Новый год. Когда под звуки танго «Маленький цветок», объявленного «белым танцем», Ольга Урусова прошла через весь зал и, подойдя к Кириллу, церемонно его пригласила, у того чуть не подкосились ноги. Такие выходки со стороны девчонок случались редко и уж во всяком случае что-то означали. Кирилл, не зная, что и думать, вывел Олю в центр зала, приобнял за талию и, нежно взяв своей рукой ее ладошку, поймал ритм и повел в танце. Уши у него пылали, сердце билось где-то в горле, а глаза, не видя ничего, кроме глаз Оли, безмолвно говорили все без слов.

Но все его безумные надежды, вспыхнувшие в одночасье, уже через минуту улетучились как дым. Положив свою левую руку ему на плечо и заглянув в глаза, Оля сказала:

– Я знаю, Лаврик, ты в меня влюбился. Правда? Ну так вот: не мучайся! Ничего у нас не выйдет. У меня есть мальчик, я с ним хожу. Он из другой школы, ты его не знаешь. Так уж получилось, не сердись. А ты – очень хороший! И талантливый! И на пианино здорово играешь! Только, знаешь, хватит хулиганить. Я ведь догадалась – все из-за меня. И не смотри на меня так – мне стыдно.

Оля смутилась, а у Кирилла под ногами поплыл пол. Не помня себя от стыда и досады, он довел Олю до стены зала, сказал спасибо, поднялся в гардероб, надел пальто и шапку и, никому не говоря ни слова, вышел вон из школы…

Татьяна Николаевна и Сергей, доев свои салаты, сыто потянулись и с укоризной посмотрели на Кирилла:

– Зря не взял салат, совсем недурно! – Татьяна Николаевна прикурила сигарету, затянулась и спросила:

– О чем задумался?

– Так, детство вспомнил. Ты помнишь танго «Маленький цветок»?

– Еще бы! Танго всех романов в нашей школе. Да и, наверное, не только в нашей. А что? Кстати, я помню автора – Сидней Беше, если не ошибаюсь, – и даже то, как выглядел конверт пластинки.

– Я тоже помню. Танго нашей школьной юности, – Кирилл Аркадьевич обратился к сыну: – А ты-то его знаешь?

– Если это то, которое играл когда-то старший Пресняков на саксофоне, то знаю.

– Верно, Владимир Пресняков играл его на саксофоне-сопрано. Однако в подлиннике там кларнет, – Кирилл Аркадьевич оживился. – И какой кларнет! Я много раз пытался на трубе сыграть, но на трубе – не то. Там должен быть кларнет, и тот самый гэдээровский оркестр, по-моему, под управлением Александра Вонненберга. А соло играл Бенни Мемпель – запись была потрясающая, и по звуку, и по чувству. Потом это танго не раз играл и наш Валерий Киселев, и тоже неплохо.

– Ну вы, родители, даете! – засмеялся Сергей. – В детство, что ли, впали? Шлягеры столетние припомнили!

– Много ты понимаешь! – обиделась Татьяна Николаевна. – Есть такие танцевальные мелодии и песни, которые живут десятилетиями и не стареют. И «Маленький цветок» – из них.

– Да ладно тебе, мать! Ну, назови!

– Пожалуйста! – Татьяна Николаевна завелась: – «Бесаме мучо» – раз, «Колыбельная» из «Порги и Бесс» Гершвина – два, танго «Кумпарсита» – три… Давай, Кирилл, подсказывай…

Кирилл Аркадьевич сходу принял эстафету:

– «Естэдэй» Пола Маккартни – четыре, а если взять из наших, то марш «Прощание славянки» – пять, не говоря уже об очень многих мелодиях Дунаевского, Блантера и Соловьева-Седого. Пальцев на руках не хватит! Ведь ты все эти сочинения знаешь, – обратился он к Сергею.

– Знаю, конечно.

– А знаешь ли ты их историю? Знаешь ли, что «Бесаме мучо», то есть «Целуй меня крепче», написала шестнадцатилетняя девчонка-мексиканка? Нет? Так знай! Звали ее Консуэло Веласкес, и было это в 1941 году. А в 1944-м Джим Дорси спел эту песню со своим оркестром, и она пошла по миру. Кто ее только не пел – и «Битлз», и хор Рэя Кониффа, и Элвис Пресли, и Луи Армстронг, и Элла Фитцджеральд.

– Ладно, ладно, я сдаюсь! – Сергей шутливо замахал руками.

– Не ладно, а послушай, пока я добрый, – Кирилл Аркадьевич увлекся. – У каждой этой песни есть свои истории и свои загадки. Говорят, в основу своей «Колыбельной Клары» Гершвин положил народную украинскую песню «Ходит сон возле окон», которую услышал в начале 30-х в Нью-Йорке на концерте Украинского национального хора. А у «Кумпарситы», по словам историков, вообще три автора – всех имен не знаю, но помню, что один из них – уругвайский студент, второй – аргентинский пианист, а третий – сам Джузеппе Верди. Отдельные музыковеды утверждают, что в «Кумпарсите» есть кусок из «Трубадура». Я не проверял, но все быть может. Кое-что неясно и с «Прощанием славянки». Написал ее в 1912 году военный трубач Василий Агапкин. И именно он дирижировал знаменитым парадом на Красной площади в 1941-м. Так вот, до сих пор спорят, звучал ли его марш на этом параде, или не звучал, – Кирилл Аркадьевич прервал свой вдохновенный монолог, так как принесли второе: Татьяне Николаевне и Сергею – жареное мясо, а ему – блинчики в сиропе и, чуть позже, кофе. Пока жена и сын с урчанием расправлялись с мясом, он вновь вернулся в мыслях к Олечке Урусовой.

Переживал свою отставку Кирилл тяжко. Собственно, как таковой отставки не было, ибо их с Олей отношения и не начинались. И все равно он мучился ужасно. Воображение рисовало жуткие картины. То он дерется с незнакомым мальчиком и побеждает на глазах у Оли. То, наоборот, проигрывает драку, и Оля, стоя на коленях у бездыханного тела, целует его в лоб, а потом в губы. То он внезапно делает гигантские успехи в волейболе, и Оля наконец-то понимает, что он – лучший. Но самой сладкой была мысль о смерти – конечно, героической, парадной, и сцена похорон с рыдающей Урусовой была ему до невозможности приятна. Смущало лишь одно – марк-твеновский Том Сойер мечтал о том же, и повторение сюжета как-то не прельщало.

В общем, пройдя все стадии того психического состояния, которое психологи обозначают термином «фрустрация», Кирилл решил, что безответная любовь – его удел вовеки. А раз уж так, то можно смело ринуться в любую авантюру, не очень опасаясь за последствия.

И все же Олечку он помнил много лет. Причем всегда, когда он вспоминал ее, на сердце у него поскребывали кошки. Все прекратилось летом 97-го, когда они с женой и дочкой предприняли поездку на автомобиле в Белоруссию – в места, где он когда-то жил и посмотреть которые – в связи с 50-летием Кирилла – очень захотелось снова.

Варваре уж минуло восемнадцать, и она, забрав у деда новенький «москвич» и получив права, решилась, после годика водительского стажа, отправиться вместе с родителями в путешествие. Поездка в целом, правда, не без автомобильных приключений, удалась на славу. Они всё посмотрели: города, в которых жил Кирилл, посетили и могилы близких – папы, мамы, дедушки и бабушки. Сердечно пообщались с Милой Грусман и ее мужем Гришей, с которыми давно уже поддерживали дружескую связь. И даже съездили в неблизкие, но дивные края – на легендарно-сказочное, овеянное чудными преданиями озеро Свитязь; в маленький городок Мир, рядом с которым возрождался из руин роскошный средневековый замок, в сравнении с которым все виденные замки старенькой Европы стали казаться маленькими домиками; а также в город Несвиж, где побывали во дворце и замке Радзивиллов, поразивших их красотой, размахом и величием.

И вот в один то ли прекрасный, то ли печальный миг этой поездки Кирилл Аркадьевич, выходя из магазина, увидел Олю. Узнал ее он сразу – не узнать не мог. Но тут же и опешил: из девочки-мечты, в которую он был влюблен и часто видел в своих снах, Оля превратилась в женщину-развалину, фигура и лицо которой зримо отражали все невзгоды, выпавшие на ее долю. Согбенная, кое-как одетая, с ногами, изуродованными варикозом, она несла две сумки, полные продуктов, из которых нагло выпирали горлышки пивных и водочных бутылок. Оторопев, он не решился подойти, а лишь смотрел ей вслед, отчетливо осознавая: сказка кончилась!

– Эй, папа! Где ты там? Куда уплыл? – Сергей потеребил его за локоть. – Как блинчики? Ты вкус-то их заметил?

– Блины чудесны, как всегда, – Кирилл Аркадьевич очнулся от воспоминаний, – а вот зачем вы приезжали? Пообедать?

– Ну, муженек, не заводись! – Татьяна Николаевна, насытившись, была настроена миролюбиво: – Тебя увидеть, вкусненького привезти. Согласись, немало. Кто ж виноват, что ты заграфоманил?

Кирилл Аркадьевич, набычившись, собрался было сказать резкость, но не успел. Татьяна Николаевна его опередила:

– Шучу, шучу, не обижайся! Мы же тебя все любим, волнуемся и, может быть, даже гордимся. А ты – в бутылку!

– Хотя бы новый анекдотик привезли, – Кирилл Аркадьевич пошел на мировую. – Кому ни позвонишь – ни у кого нету. Что стало с нами – не пойму! Никто не сочиняет, прям беда.

Сережа рассмеялся:

– Ну, правда, папа, нету анекдотов! Ни одного толкового, к примеру, я про Путина не знаю. Да и других не слышал. Действительно, беда!

Посмеявшись, они рассчитались и не спеша отправились в обратный путь. Посидев еще с полчасика у него в палате, поговорив о том о сем и попрощавшись, жена с сыном уехали, а раздосадованный потерей времени Кирилл Аркадьевич сел к ноутбуку и задумался: «На правильном ли я пути? И интересно ли кому-то будет то, о чем пишу? Не графоманю ли, на самом деле?» Но, перечитав написанное, он решил не поддаваться неизбежным в таких случаях сомнениям, а следовать намеченному плану.