Читать книгу Тернистая дорога в рай - Борис Петрович Саприн - Страница 4

Василий помог Глебу устроиться на работу в магазин электроники. И отныне Глеб без устали работал не покладая рук, чтобы помимо вынужденной платы за квартиру, скопить денег и продвинуться вверх по карьерной лестнице. Надо отдать должное его самоотверженному трудолюбивому подходу к своей работе. Задавшись вожделенной целью, он неуклонно следовал к ней, не обращая внимания на трудности.

Впервые со школьной поры он чётко знал, ради чего, освобождаясь от пленительных оков роскошных, дивных сновидений, вставал с кровати по утрам. Однако в этой однообразной веренице постоянно сменяющихся суматошных дней, складывающихся в месяц, он постоянно думал о ней, о девушке, чьё имя он неизменно произносил с благоговейным придыханием, и от звуков которого его сердце трепетало на протяжении многих лет, о девушке, которой он тайно отдал всё своё сердце без остатка.

Гуляя упоительными вечерами в благоуханном парке, Глеб в своём воображении рисовал цветистые картины будущей умиротворённой жизни, вернее, своего желаемого будущего. Он не знал наверняка, как она сложится, зато в его многодумной голове сложился некий живописный образ будущности. И там, за позади оставленным десятилетием, его жизнь была невообразимо превосходной. Там он в неомрачаемом счастье жил со своей супругой и двумя невероятно смышлёными сыновьями. Неумолимые горести всегда обходили их удалённой стороной, чтобы случайно не столкнуться с ними. Но всё это – лишь прекрасная эфемерная мечта, возможно, даже и несбыточная.

После нескольких часов зачарованных блужданий по своим обольстительно-приятным грёзам, Глеб всегда возвращался к серой томительной действительности, окутанной пепельным туманом приевшейся обыденности. Ибо невозможно реальную жизнь подменить своими мечтами, сколь прекрасными бы они ни были. Зато можно попробовать перенести их из иллюзорного мира несбыточных, но благодатных грёз в мир реальный, полный как сладости идиллического счастья, так и горечи безнадёжных разочарований, стоит лишь приложить вдохновенное упорство. Что под силу не каждому, по крайней мере, до тех пор, пока он не попробует.

Чудесный облик зеленолиственного парка всегда был приятен взору Глеба. В этой благотворной зелени он находил какую-то чудодейственную силу утешения, смиряющую все неистовые бури его пламенной души и разгоняющую все сгрудившиеся над нею тучи треволнений. Природа – вот то сказочное место, которое необходимо человеку, болезненно уставшему от беспрерывной череды забот и несносимых тягот от совершённых им ошибок. Только в ней возможно скрыться от угнетающей суетной повседневности. Лишь она способна целебно одарить современного человека тем, что порой бывает недосягаемо для него – девственным покоем.

Глеб сам не понял, как обнаружил для себя эти райские кущи, озарённые божественным сиянием. Его к ним манила какая-то неведомая сила, таинственно сокрытая в нём самом. Он не понимал – он с упоеньем ощущал эту притягательную силу, манящую его к природе. И ему этого было достаточно. Ведь человек не старается понять, почему в счастливые моменты он счастлив, он лишь бездумно упивается этим сладостным и тёплым чувством. Лучше насладиться живительной водой в часы губительного алкания, чем словоблудно рассуждать о её происхождении.

Возвращаясь домой в один из подобных унылых вечеров, Глеб и представить себе не мог, что сегодня своим отходом ко сну откроет дверь знаменательным событиям, которые вольются в его серую, однообразную жизнь, подобно солнечному свету, согревающему сердце и воспламеняющему давно остывшие в нём чувства.

На следующий день на работе во время обеденного перерыва, Глеб, как всегда, прежде чем приступить к трапезе, подошёл к стоявшему на кухне телевизору и включил его. Появившаяся нечаянно телевизионная картинка ошеломила его. На экране он увидел её, оказавшуюся гимнасткой соседку по автобусному креслу, укравшую его сердце и подчинившую своей усладительно приятной воле его не противящийся этому пленённый разум. В самозабвенном созерцании её Глеб совершенно забыл про свой остывающий обед, про спешный ход неумолимого времени, отведённого ему на трапезу. В столь счастливый момент ему было безразлично всё это. Единственное, чего ему хотелось – лицезреть Веру.

Не способный оторвать от неё свой умилённый взор, он простоял так весь обед, пока насмешливые работники, дивившиеся забавляющим их ступором Глеба, не сообщили ему, что настала пора возвращаться к работе. Преодолев жгучее любовное желание, он наконец выключил телевизор и убрал свой нетронутый обед в шкафчик.

Спустя три долгих месяца, прошедших для Глеба в беспрестанных душевных мучениях, она снова стремительно ворвалась в его мысли, в его жизнь. Рассеяв удушливый мрак тлетворной удручённости, сгустившийся над ним, она стала для него путеводным светом в непроглядной темноте, к которому стремятся, в надежде покинуть промозглую пещеру одиночества.

«Почему именно сейчас, – размышлял Глеб, совершенно забыв о своей работе, – спустя столько времени, когда её чарующий прелестный взгляд, её длинные мягкие волосы, чудно развевавшиеся на весеннем ветре, да и сам образ Веры начали почти изгладились из моей памяти, она снова предстала предо мной, пусть лишь на экране телевизора. Словно сама судьба не позволяет мне бросить её миловидный образ в бездонную пучину холодного забвения, не позволяет окончательно угаснуть уже поблёкшему огню воспоминаний».

В течение всего оставшегося времени опостылевшей ему работы он бездумно, словно окутанный неприветливым туманом, слонялся по безжизненному магазину. Глеб не мог внятно объяснить покупателям функции или же преимущества той или иной продукции, поскольку его разум, как заброшенный в бушующее море унынья и смятений челн, бился о незыблемые скалы воспоминаний о своей первой и пока единственной любви. Управляющий магазином, заметив это, посоветовал ему забыть обо всём, что не касается работы.

– Пока ты на работе, будь добр, думать лишь о ней, а все остальные отвлечённые мысли безвозвратно выброси из головы, – сказал управляющий.

Сделав вид, что он беспрекословно подчинился, Глеб всё равно продолжил молчаливо размышлять о своём печальном положении.

«Как же он не понимает, ведь есть вещи намного важнее работы, – рассуждал про себя Глеб. И дабы избавиться от мучительных, кручинных мыслей, он задумался о Вере: – Значит, она – видная спортсменка. И, на сколько я помню, в ней не было эгоистической заносчивости, одного из симптомов «звёздной болезни», которой людей могут заразить окутавшие их болезнетворные лучи нагрянувшей внезапно славы. Ею поведанный мне отрывок из её жизни, её непринуждённое общение со мной, не осквернённое грязью пренебрежительной надменности – лучшие свидетели её добросердечной скромности».

Вскоре Глеб узнал, что через три дня состоится этап кубка мира по спортивной гимнастике в Москве, на котором, возможно, будет выступать и Вера. Он не знал, удастся ли ему встретиться с ней, но это не стало препятствием на пути к девушке, которая могла спасти его от многолетней боли. Одурманенный медовым предвкушением столь вожделенной встречи, он ходил по магазину, всецело отданный своим радужным мечтаниям. Только в моменты безмерной эйфории никто не задумывается, что однажды его прекрасный мир может невозвратимо кануть в небытие. К тому же никому неведомо, что может произойти даже через одно скоротечное мгновение.

Вдруг в кармане Глеба зазвонил телефон, возвращая юношу с лазоревых высот блаженства на землю. Это был его отец.

– Привет, – сказал Глеб.

– Бабушка умерла, – со скорбной болью донеслось из динамика мобильного.

– Что?! – вопросил Глеб, неспособный понять смысл этих обескураживающе ужасных слов, что пронзили его душу, словно миллионочисленные раскаленные кинжалы.

– Бабушка умерла, – те же огнедышащие слова вновь пронзили замершее сердце Глеба. – Завтра состоятся её похороны.

– Я приеду, – бессознательно обронил Глеб и повесил трубку.

Эта чудовищная новость повергла душу Глеба в безоглядную бездонную пучину неутешной скорби, которая питала яростный огонь мучительной безмерной боли. Глеб молча сидел, уставившись в пол ничего не видящим тяжелым взором. Лишь теперь к нему пришло понимание того, как жестоко он ошибся. Нужно было, он обязан был бросить все насущные дела, невзирая на их значимость для его карьеры, и навестить бабушку на прошлой неделе, когда позвонил отец и сообщил о плохом состоянии её здоровья. Он должен был понимать, что бабушка находилась в том преклонном возрасте, когда каждый день может стать последним. Глеб думал, что ничего страшного не будет, если он отложит эту поездку на неделю. Однако, неснимаемо носящая чёрную мантилью с капюшоном, вооружённая, согласно общепринятому образу, косой старуха, всегда незримо кроется во мраке непредвиденности. Поэтому никто не знает, когда эта незванная, но всё же неизбежная, безжалостная гостья придёт и пронзит его копьём невыносимой и непроходящей боли, забрав кого-нибудь из близких. Хотя для Глеба близкие были важнее денег, в этот раз он сделал чудовищно неверный выбор. Конечно, разве же он мог заранее предугадать, что произойдёт непоправимое? Одурманенный своей заветной целью, Глеб на прошлой неделе отложил поездку к бабушке ради одного рабочего мероприятия, которое должно было поднять его не на одну, а сразу на десять ступенек на пути к богатству. Ведь всё время после того, как он покинул отчий дом, Глеб неустанно трудился, чтобы заработать деньги на свой собственный бизнес. Он умудрялся продавать всё, что попадало к нему в руки и не было нужным ему. Друг Глеба постоянно продавал через него различную электронику и прочие вещи, а Глеб не только получал свой процент с продаж, но и умудрялся продавать товары друга по завышенной цене, конечно, втайне от того. Нельзя сказать, что, когда Глеб решил отложить поездку к бабушке, им завладел корыстный сребролюбец, ведь делал он это не только для себя, но и для своей семьи. Однако сути это не меняет, то, что он сделал, а вернее, чего не сделал, будет терзать его до самой смерти. Глеб целый год не навещал бабушку и знал, как сильно та ждала его этим летом. Она одухотворённо с просветлённым от радости лицом говорила сыну, отцу Глеба, и своим соседкам: «Вот приедет мой внучок, Глебушка, и мы с ним сделаем то-то и то-то». Она очень сильно любила его, а он не приехал, даже узнав о её плохом самочувствии. Естественно, ему можно было найти оправдание, только от этого Глебу не стало бы ни на каплю лучше. Он знал, что очень виноват перед бабушкой, виноват непростительно и непоправимо.

Не замечая ничего вокруг, окручиненный, почти убитый Глеб отправился на улицу, не обращая внимание на негодующе смотрящего на него начальника. Разогорчительно пасмурный день, заволочённое черногрудыми тучами безрадостное небо были под стать мучительному состоянию душевно разбитого Глеба. Он и сам не знал, зачем вышел на улицу. Просто в магазине стало невыносимо душно – Глеб не мог дышать чрезмерно спёртым магазинным воздухом. Он неприкаянно блуждал по улице, как потерянный, совершенно не обращая внимания на трезвонивший в кармане телефон.

Спустя незаметно пролетевший час бесцельного блуждания среди помертвевших с безжизненной серостью домов Глеба настигла заслуженная кара за совершенную им неисправимую ошибку: какая-то птица обильно нагадила ему на голову. В тот миг он сразу подумал: может, это бабушка так показала ему свою неостывшую обиду на него.

Когда Глеб вернулся в магазин, начальник набросился на него с унизительными поучениями.

– Простите, но я должен сейчас уехать на несколько дней, – произнёс Глеб, прервав пылкие речения начальника.

– Что? – возопил тот. – Уехать на несколько дней?! Ты спятил? Завтра приезжает генеральный директор, которому ты должен продемонстрировать…

– У меня умерла бабушка, – пояснил Глеб. – Завтра её похороны.

– Она всё равно уже мертва – ей без разницы приедешь ты или нет!

– Это нужно мне, – твёрдо возразил Глеб. – Когда она была жива, я не приехал из-за работы, но сегодня я не позволю работе помешать мне проводить бабушку в последний путь.

– Я не отпущу тебя с работы, – категорично заявил разгневанный начальник.

– Я в любом случае уеду! – отрезал Глеб.

– Тогда можешь попрощаться не только с бабушкой, но и с работой.

Не промолвив ничего в ответ, Глеб ушёл. Уже на выходе его догнал Василий и, останавливая, сказал:

– Подожди… Раз уж твой рабочий день уже закончился, ты не мог бы выручить меня?

– Как? – осведомился безрассудно безотказный Глеб.

– В холодильнике находится торт, не мог бы ты передать его моему дяде. У него сегодня годовщина свадьбы, – жалобно смотря на Глеба, умолял Василий.

Немного побродив в тернистых дебрях нерешительности, Глеб согласился.

– Спасибо огромное! – возликовал Василий и бросился обнимать Глеба. – Ты даже не представляешь, как сильно выручишь меня.

– Для того и нужны друзья, – с дежурной улыбкой заключил печальный Глеб.

– Адрес я пришлю тебе чуть позже, – обронил Василий, возвращаясь на работу.

Вернувшись в сиротливую съёмную квартиру, Глеб зашёл на кухню и, открыв дверь холодильника, окинул беглым взглядом торт, видневшийся из-под прозрачной крышки упаковки.

Получив адрес, Глеб отыскал в интернете, где это находится, уложил торт в заранее подготовленный Василием бумажный пакет и вышел.

За полчаса Глеб доехал на автобусе до нужной улицы, вышел на безлюдной остановке и по стелившейся вдоль домов асфальтовой дорожке отправился на поиски дома с номером семнадцать. Отыскав его и ознакомившись с номерами видимых ему подъездов, он понял, что нужный находится во дворе. Но едва он вознамерился завернуть за угол, как на его телефон пришло сообщение. Вынув телефон из кармана, Глеб, продолжая идти, прочёл сообщение от Василия, в котором говорилось, что получатель посылки будет дома не раньше пяти часов вечера. Беспокойная мысль о том, что из-за злосчастного полуторачасового ожидания он может опоздать на рейсовый автобус, пронзила огненной стрелой смятенный разум Глеба. И в это же досадное мгновение, как будто многострунных глухих переживаний было мало Глебу, беззаботно отвлечённая своим телефоном девушка, выходя из-за угла, ошеломительно столкнулась с ним. Ручка бумажного пакета не прошла такой каверзной проверки на прочность.

– Простите меня, пожалуйста! Я отвлеклась на телефон – и не заметила Вас, – скороговоркой изрекла обеспокоенная девушка свою извинительно-оправдательную речь.

Поскольку их неожиданное столкновение нанесло вред лишь вещам Глеба, то девушка сочла себя более виноватой. Она наклонилась, чтобы поднять упавшие вещи, но из приоткрытого порванного пакета торчала перевернувшаяся на бок прозрачная упаковка торта. Глядя на эту ужасную картину, на мгновение охваченный скоропреходящим ступором ошеломления, Глеб задался лишь одним, вполне естественным, вопросом: где найти точно такой же торт? Он угрюмо посмотрел на девушку и, не теряя самообладания, спросил:

– У Вас есть выход в интернет?

– Да, – ответила девушка, в голосе которой отчётливо выражались сожаление и досадливое чувство чудовищной вины.

– Можете найти ближайший к нам этот кондитерский магазин? – показывая упаковку, монотонно молвил Глеб с явным безразличием смирившегося со своей безотрадной участью человека.

– Конечно, – ответила девушка, торопливо достав из кармана джинсов телефон, который она успела спрятать сразу после столкновения.

Когда девушка посмотрела название магазина, Глеб выбросил уже непригодный для подарка торт в мусорный контейнер.

– Вот смотрите… Ближайший магазин не очень далеко находится, – сказала девушка, жестом подзывая Глеба. – По этой улице, домов через десять.

Подойдя к ней, Глеб взял у неё телефон и посмотрел на найденную девушкой карту.

– Ясно, – изрёк Глеб, возвращая телефон.

– Ещё раз прошу простить меня, – положив руку себе на сердце, с откровенным сожалением промолвила девушка.

– Ничего, я ведь и сам виноват: не смотрел на дорогу, – успокоил Глеб.

– Сколько торт стоил? – поинтересовалась девушка.

– Не знаю, – разводя руками, ответил Глеб. – Я просто должен был отнести его дяде друга.

– Давайте вместе пойдём в магазин и разделим плату пополам, – с улыбкой предложила девушка.

Любезно сделанное Глебу предложение поначалу немного ободрило его, но потом, когда на миг усыплённое сребролюбием мужское достоинство снова пробудилось, он наотрез отказался. После чего каждый отправился своей дорогой.

Совершив вынужденную покупку, одолеваемый зудящим беспокойством Глеб спешно вернулся обратно. Хоть он и удивился, что купленный им торт был гораздо легче, но не стал придавать этому особого значения.

Несмотря на все эти тленно-мелочные хлопоты, до назначенного времени оставался целый час. Поплутав немного в тернистых дебрях гнетущей душу нерешительности, он пришёл к неминуемому выводу, что ему следует позвонить в квартиру дяди Василия. Вдруг удастся освободиться раньше, ведь он никак не может опоздать на свой автобус.

Стоило Глебу подступить к подъезду, как прозвучал предупреждающий сигнал, и металлическая дверь беззвучно отворилась. Зайдя внутрь и отыскав нужную квартиру, он нажал на кнопку звонка – и помещение за дверью огласилось слышной Глебу благозвучной трелью соловья. Где-то через полминуты дверной замок зашевелился и перед Глебом предстал невзрачный человек исполинского размера, от которого исходила какая-то необъяснимо ужасающая сила. Поэтому Глеб поспешил объясниться, дабы поскорее распрощаться с ним.

– Да, Евгений Леонидович предупреждал меня о твоём приходе. Только он говорил, что ты должен был прийти к пяти часам вечера, – недоверчиво оглядев Глеба, сказал не вселяющий доверия субъект.

– Просто у меня есть ещё одно безотлагательное дело, поэтому пришлось прийти пораньше, – оправдался Глеб, протягивая подарок.

Взяв в руки торт, мужчина оглядел его со всех сторон, а после испытующе-недобрым взором уставился на Глеба.

– Ладно, я пойду, – неуверенно проговорил Глеб.

– Иди, – небрежно ответил здоровяк, пытливо смотря на Глеба.

Когда скрывающееся за пустынным горизонтом солнце стало уступать место задумчивому сумраку, Глеб сел в автобус и с безнадёжной болью в защемлённом сердце поехал на похороны.

Преодолев пятьсот километров безотрадного пути, он наконец переступил порог бабушкиного дома. Поздоровавшись и обнявшись со скорбящими отцом, матерью и братом, Глеб сразу же подошёл к гробу, в котором лежала почившая бабушка. Он безотрывно смотрел на её бестревожное лицо, укрытое неснимаемым покровом смертного покоя. Стоявший в доме жуткий холод был внешним безобманным отражением его внутреннего состояния. Будто всё неразменное, пленительное счастье невозвратно ушло из этого подсолнечного мира вместе с добрейшей бабушкиной душой.

Обремённый тяжким грузом несносимой скорби Глеб долго стоял неподвижно, словно его слабеющее тело тоже утратило жизненную силу. Как же он был несносно виноват перед бабушкой, которая неостываемо любила его. Словами невозможно передать всесозидающую силу её безмерной заботливой любви. Только теперь не у кого слёзно вымаливать прощения. Не раз сказанные бабушкой слова: «Вот Глеб приедет, и мы вместе сделаем…» (а дальше шло перечисление различных дел) несмолкаемо звучали в голове Глеба ещё очень долгое время. Они были своего рода неотвратимым вразумительным бичом для него, что должен был заставить Глеба переосмыслить его жизненную позицию, его коснеющие, ошибочные взгляды на те или иные вещи.

Часто мы самообманно полагаем, что у нас впереди ещё уйма времени, что мы когда-нибудь потом непременно навестим близкого человека, навестим, но в следующий раз. Только мы преступно забываем, что следующего раза может и не быть.

То и дело отходя от бабушки по различным делам, а их в связи с подготовкой к похоронам было предостаточно, Глеб снова и снова неизбежно возвращался к ней. Он смотрел на неё и ясно видел своими страдальчески-кручинными глазами, что она мертва, только безгранично любящее сердце всё равно отказывалось верить в это. Глеб смотрел на бабушку, и ему казалось, что она всего лишь спит, что она сейчас встанет и приветственно обнимет его, как бывало раньше. Но этого не происходило и не могло произойти: бабушка мертва, и этого не изменить, как и не изменить того, что Глеб в своё время трагически не изыскал возможности лишний раз увидеться с ней.

Охлаждённый безутешной скорбью дом постепенно наполнялся людьми, пришедшими проститься с бабушкой Глеба. Раздавленный гранитною плитой горестной кручины Глеб ходил по некогда принадлежащим бабушке владениям и вспоминал многорадостные дни, проведённые с горячо любимой бабушкой. Он вспоминал, как с великой радостью охотно помогал ей по хозяйству, как она была счастлива рядом с ним и другими любимыми внучатами.

К полудню в опустелом доме возле гроба бабушки Глеба собралось много народа. Местные бабушки, укрывшись чернотканным пологом печали, стали отпевать усопшую. Заунывные мотивы болезненно накладывались на огненную скорбь Глеба, из-за чего терявшему самообладанье юноше приходилось часто отлучаться. Уединяясь в промозглом надподвальном помещении, он, не способный сдерживать прорывавшийся жгучий фонтан душевных мук, плакал горестно навзрыд. Ему было не под силу сдерживать свои беспомощные, мучительные слёзы. К тому же масла в душевный яростный огонь его неисходной горести добавляло шипованное осознание того, что он непростительно променял бабушку на «грязные зелёные бумажки», которые в действительности не приносят счастья. Не даром говорится: «с милым рай и в шалаше». Лучше быть бедным, но жить в окружении родных людей, чем мелочно погрязнуть в непролазной пучине одиночества вместе со своими залежными деньгами. Конечно, будет хорошо если удастся заработать деньги, не пренебрегая встречами с родными.

После заупокойной службы в церкви бездыханному телу бабушки предстояло безвольно преодолеть свой последний путь в этом, уже оставленном её душою, мире. Лишь выходя из церкви, раздавленный тяжеловесным камнем скорби Глеб увидел своих двоюродных сестёр. Поздоровавшись, он обнялся с ними, после чего все расселись по машинам и поехали к месту предстоящего захоронения.

Уже на кладбище Глеб подошёл к гробу, поцеловал покойную бабушку в лоб и отошёл в сторону, безотрывно смотря на родное личико, которое ещё год назад, при их последней встрече, впрочем, как и всегда, неизменно украшалось радостной улыбкой, а глаза светились неподдельным счастьем. Но отныне Глебу не дано ни видеть счастливых бабушкиных глаз и радостных улыбок, ни слышать её ласковый приятный голос. Всё, что ему осталось – лишь воспоминания, наиценнейшие воспоминания о тех мгновениях, когда она была рядом.

Внезапно в голове Глеба всплыло тёплое и вместе с тем ранящее его воспоминание о том, как он, попрощавшись с бабушкой, в их последнюю встречу уходил от неё по полуденным зноем раскалённой асфальтовой дороге, а она сидела на придомовой скамейке и, не отрывая взгляда, с провидческой грустью смотрела ему вслед. На протяжении всего пути Глеб миллион раз оборачивался и видел бабушку, неподвижно наблюдавшую за ним. В конце концов, он развернулся и пошёл спиной вперёд, чтобы подольше посмотреть на неё. Как будто где-то в потаённых глубинах своих душ они оба, с горечью смотревшие друг на друга, знали, что это была их последняя встреча, поэтому и желали получше запечатлеть друг друга в своих любящих сердцах.

Глеб всегда знал, что важно, очень важно как можно чаще видеться с родными и близкими, но только теперь, стоя у бездыханного тела бабушки, он ясно осознал эту простую, не требующую доказательств истину.

После того как все подошли и поцеловали бабушку в лоб, Глеб сквозь дрожащую жидкостную пелену бессильно наблюдал, как крышка гроба навечно заколачивалась остроконечными гвоздями. Затем гроб осторожно опустили в разверзнутое холодное чрево земли, и все члены семьи по старинному обычаю бросили на гроб по горсти вырытой земли, перед тем как рабочие окончательно погребли родного Глебу человека.

Всё это время Глеб с трудом сдерживался, чтобы не зарыдать, однако несколько горючих слезинок всё же прорвали его стоическую оборону.

После похорон все поехали в дом бабушки, посидели за столом, предаваясь счастливым и незабываемым воспоминаниям, сопровождаемым скорбными стенаньями, потом Глеб с сёстрами немного прогулялись, вспоминая радостные дни беззаботного детства, совместно проведённые рядом с бабушкой, а вечером все разъехались.

Теперь, когда у Глеба больше не было работы, а душа была наполнена невыразимо сколь мучительной печалью, ему оставалось лишь отправиться вслед за своей спасительной мечтой, совершенно не заботясь о насущных проблемах. Тогда Глеб, исполнившись незыблемым, граничащим с маниакальным безрассудством влечением своей израненной души, нисколько не колеблясь, решил вернуться в Москву в след за Верой.

Глеб чувствовал непреодолимую необходимость в поездке, чувствовал, что непременно следует всегда быть более решительным. Потому как сомнения – всего лишь густой дым, который не даёт окинуть скрывающуюся за ним даль будущности. Но он и понятия не имел, что с ним произойдёт в Москве.