Читать книгу Багряное затмение - Борис Полин - Страница 21

***

В своем кабинете Ярослав прежде всего позаботился о крепком кофе. Только когда кружка с дымящимся напитком оказалась на столе, он достал из черного пластикового футляра первый том литерного дела, несмотря на древнюю дату заведения, до сих пор не сданного в архив.

Итак. Внутренняя опись, лист учета сотрудников, знакомившихся с делом. Ого! Отдельные фамилии оказались очень даже знакомы по страницам «Книги памяти ВКР» и мемориальным фотографиям в музее Управления. Последним сотрудником, ведущим производство дела, был Классик. До него на протяжении семнадцати лет за объект отвечал Игорь Николаевич Жук. Будущий начальник второго Отдела принял «Объект С» в свое контрразведывательное обслуживание, имея на плечах капитанские звезды.

«Круто! Капитан – и уже старший по особо важным делам, – удивился Ярослав. – Это какой же подвиг нужно было в то время совершить, чтобы так подняться? Как минимум, резидентуру какую-нибудь зловредную накрыть. Или на дочке генерала жениться».

Ярослав бегло изучил пожелтевшие от времени листы, покрытые в более поздние времена спецсоставом, замедлявшим старение материала, и с облегчением обнаружил, что странная информация, доведенная ему Шефом, абсолютно правдива. То, что служебные документы были написаны сухим канцелярским языком, позволило настроиться на рабочую волну. Помимо них под общей обложкой оказались собраны вырезки из отечественных и зарубежных газетных изданий; последние сопровождались переводами. Постепенно перед Рязанцевым из разрозненной мозаики сведений начало складываться достаточно ясное понимание, что же за линию работы предстоит ему тянуть.

Началось все в конце XIX века, когда европейцы впервые открыли «амурские петроглифы» – доисторические рисунки, выбитые на скалах и отдельно лежащих под ними камнях.

Примечательно, что первыми русскими исследователями, посетившими нанайские села Нижнего и Среднего Амура, были военные. Один из них, штабс-капитан Ветлицын, с разрешения своего руководства опубликовал часть сведений о находке. Результат не заставил себя ждать. В 1896 году в дальневосточную тайгу отправилась этнологическая экспедиция, организованная Американским музеем естественной истории. Иностранцам дали возможность сделать зарисовки и фотографии древних рисунков, а также пообщаться с местным населением, немало напуганным таким вниманием к святому для нанайцев и ульчей месту. Когда довольные результатами американцы захотели увезти с собой несколько каменных глыб с особенно интересными, по их мнению, петроглифами, то получили категорический отказ. Не помогли ни бусы, ни спиртное – нанайцы стояли на своем. Следует отметить, что мнение аборигенов в этом вопросе учитывалось не всегда. Но после того как для нужд советской науки из окрестностей нанайского села Сикачи-Алян вывезли несколько десятков петроглифов, смертность среди его жителей увеличилась на двенадцать процентов.

Ярослав мельком просмотрел фотографии и рисунки петроглифов. В них, на его неискушенный взгляд, отсутствовало что-либо примечательное. Отдельные напоминали спирали, круги и другие геометрические фигуры. Также много было стилизованных изображений животных и птиц. «Ладно, потом рассмотрим подробнее», – подумал он и снова углубился в чтение.

Дальнейшие исследования показали, что первые «рисунки» на базальтовых глыбах были выбиты четырнадцать тысяч лет назад, а самые поздние петроглифы появились в IX веке нашей эры. Многие из них, как, например, изображения невиданных на Амуре зверей, представляют загадку до сих пор. Отдельное место в сикачи-алянских петроглифах занимают стилизованные антропоморфные изображения – «личины». О значении рисунков и их происхождении ученые спорили со времени открытия. Исторические аналогии уже довели отдельных из них до Южного полушария: узоры на «личинах» Сикачи-Аляна напоминали татуировки новозеландских маори.

В 1908 году те места посетил известный дальневосточный исследователь Владимир Клавдиевич Арсеньев, выполнявший, помимо прочего, и заказ имперской военной разведки. Будучи сугубым практиком, он не уделил амурским петроглифам пристального внимания, зато с группой казаков и верным проводником – гольдом Дерсу Узала – облазил все окрестные сопки. Часть его отчетов о результатах странствий по местным сопкам тут же засекретили под легендой того, что он якобы обнаружил открытые месторождения золота и платины. Потом началась смутная пора и нечто, обнаруженное Арсеньевым, какое-то время находилось вне внимания властей.

Новый виток интереса к наследию приамурских народов возник в 30-х годах ХХ века. Отдельные исследователи заявили, что огромные валуны с петроглифами могут быть останками древнего города Гальбу. Подобные высказывания наконец-то возбудили интерес Академии наук СССР. В 1935 году Институт этнографии снарядил в тайгу археологическую экспедицию, и за изучение петроглифов взялся фанатичный исследователь сибирской и дальневосточной старины академик Алексей Павлович Окладников. Его группа разбила стан на берегу Амура вблизи села Сикачи-Алян. Углубившись в тему, он стал со временем одним из самых яростных защитников амурского феномена. Неутомимый ученый, исколесивший половину Юго-Восточной Азии, Монголию и Алтай, забросал академию ходатайствами с требованиями придания этому кусочку Среднего Амура статуса особого исторического заповедника. Он даже собирался поселиться там насовсем, ограничиваясь скромной должностью директора музея петроглифов. Не разрешили. И музей, кстати, создать не позволили. Даже обширные связи среди партийного и научного истеблишмента не помогли.

Не знал неистовый академик, что в городе Великоамурске с 1928 года существует очень маленький и очень закрытый НИИ, работающий под эгидой Наркомата обороны СССР. Единственной темой, разрабатываемой его сотрудниками, являлся непонятный объект, открытый когда-то Арсеньевым в приамурской тайге. Сам Владимир Клавдиевич в делах вновь открытого НИИ участие принять отказался и через два года скоропостижно скончался. По официальной версии – от банального воспаления легких. Кураторам института было очень невыгодно расширение круга посвященных и лишнее внимание к этому участку Среднего Амура со стороны мировой научной общественности.

Ярослав машинально отхлебнул из кружки и обнаружил, что кофе уже остыл. Допил его залпом и углубился в изучение старых черно-белых фотографий. Пресловутый объект представлял собой комплекс из двух П-образных каменных образований, стоящих друг напротив друга на расстоянии около десяти метров. Чем-то это напоминало знаменитый Стоунхендж или алтайские дольмены. Огромные продолговатые, грубо отесанные глыбы, поставленные вертикально и покрытые еще одним гигантским каменюгой. Судя по измерительной планке, поставленной рядом с одним из камней, между ними не пригибаясь могли пройти плечом к плечу двое взрослых мужчин. Рязанцев сосредоточился на фотографиях. Так, снимки с разных ракурсов. Отдельно – вросшее в землю основание каждого камня. И петроглифы, куда же без них. «Очень интересно… Камни посреди тайги. Ну и что?! В чем подвох?»

Контрразведывательное обеспечение НИИ, скрывавшегося под крышей безликого «почтового ящика», и предстояло осуществлять Ярославу Рязанцеву. Официально институт изобретал очередной чудо-прибор в интересах Министерства обороны. А при чем здесь древние булыжники? Весь остаток дня направленец посвятил тому, что пытался найти ответ: чем же на самом деле занимается этот маленький засекреченный научно-исследовательский институт? Что стало причиной его образования в далеком 1928 году? И почему он не развалился до сих пор?

А документы, содержавшиеся в литерных делах, ответа не давали. Напротив, Ярослав запутывался все больше и больше. Потому что где-то в середине первого тома содержание отдельных справок стало отчетливо попахивать чертовщиной.