Читать книгу Жатва после смерти. Отчёт о моей жизни в будущем с картинками - Борис Сергеевич Губанов - Страница 7

Я Вас любил*, спасибо Вам за это.

Мне нравились колючие глаза,

Прокуренные пальцы, голоса

Из-за бугра и прочие приметы

     Свободной личности (и власть Советов

     Я тоже не любил), но полоса

     Моей любви, как поздняя гроза,

     Без толку глухо отгремела где-то.

Я опоздал на зов ответить страстный,

Каким дождём ни поливал – напрасно —

Не ожили засохшие цветы.

Уже давно о прошлом не горюя,

Через полвека Вас благодарю я

За перестрелку взглядов, за мечты.

За перестрелку взглядов, за мечты,

Небрежно мной разбитые, не надо

Переживать. Коробку шоколада

Тебе принёс, чтоб не болела ты.

     Ах, девочка! Любовной слепоты

     Ты жертва. Мне отдаться рада,

     В свой дом ввела и – не было преграды! —

     Как виноград, ты сбросила листы.

Но, глупые, всегда мы выбираем

Не тех, кто любит, а кого желаем.

Я прошептал, уйдя от поцелуя,

Жестокий от душевной глухоты:

«Другую девочку боготворю я

За чистоту, за милые черты».

За чистоту, за милые черты

Мне приглянулась девочка-соседка.

Так первая любовь цветёт нередко

В родном дворе, как лютики-цветы.

     Увидев, столбенел до немоты,

     Без трепета не мог руки коснуться,

     Часами ждал, чтоб только улыбнуться

     Тебе вослед, когда проходишь Ты.

Стихами сплошь исписана тетрадка,

И сорван первый поцелуй украдкой,

Но я не смог шепнуть Тебе: «Хочу!»

Я сжёг стихи, теперь припомню это

И, наконец, сонетом отплачу

За превращенье в чудака-поэта.

За превращенье в чудака-поэта

Спрос не с тебя, ведь я таким уж был,

Хоть сочинять стихи давно забыл.

Я ждал финала нашего балета.

     Мечтал: свершится в темноте, до света

     Наш брак, кончая эту канитель.

     Я приготовил свежую постель,

     Ты вышла в платье светлом, как Одетта.

Ночь белая в июне хороша,

Сияет, темнотой не дорожа,

И нету** ни заката, ни рассвета.

Но губы твои слишком далеко,

Пила ты не коньяк, а молоко.

Благодарю – за поворот сюжета.

Благодарю за поворот сюжета:

Совсем другое время и страна,

Где полная свобода всем дана

В манящих бликах розового цвета.

     В витрине ты сидишь, едва одета,

     И манишь, и смеёшься, и зовёшь,

     Меня в своё ты логово ведёшь,

     Темна, как шоколадная конфета.

Продажна ты, не то что наши дамы,

Но суть одна: ты гульдены берёшь —

Они берут натурой, не за грош.

Я чокнусь с шлюхою из Амстердама

За нравы первобытной простоты,

За мрак тоски и вспышку наготы.

За мрак тоски – и! – вспышку наготы

Слепящую, сбивающую с ног,

Тебе я отплатить ничем не смог.

Меня в мужчины посвятила ты,

     Ведь с детства были мы на «ты».

     Слыла ты девкою давно пропащей,

     Но то соитье было настоящим,

     Естественным – так сходятся скоты.

Так бык ревёт, корову покрывая,

Высоких чувств к бурёнке не питая,

Не зная наших мыслей суеты.

Но я в долгу за губки огневые,

За грудь, за зад, пощупанный впервые,

И за восторг от этой красоты.

И за восторг от этой красоты,

Когда во тьме сливалось небо с морем,

Не осуждай меня, ведь мы друг друга стоим

В сияньи звёзд и шелесте волны.

     Пусть я женат, зато свободна ты.

     Могла б при первой встрече лёгкой ножкой

     Меня не щекотать, прикидываясь кошкой,

     И нежной ручкою не лезть в мои штаны.

Здесь нет ничьей вины – есть сила притяженья,

Двух тел неодолимое сближенье

И в тёмном небе яркий знак судьбы,

Когда к светилу тянется комета.

Тебя мне никогда не позабыть

За две недели огненного лета.

За две недели огненного лета

С тобой на тёплом южном берегу

Я бабочку на память берегу.

Как и она, летел я ночью к свету.

     Дверь на замке, пути другого нету**,

     Я влез в окно, и ты в моих руках.

     Но не любила ты меня, и – ах! —

     Всю ночь я рисовал твои портреты.

Мучительный служебный наш роман

Тянулся долго, с множеством сюжетов.

Тебе я посвятил венок сонетов,

Тебя теряя, был от горя пьян.

Недавно снова в гости приглашала,

Но… женская краса не из металла.

Но женская краса не из металла,

Не в модных тряпках, как их ни души.

Она в особой теплоте души

И в тех руках, которыми ласкала.

     Да, этих ласк досталось мне немало,

     И сам себя я в ласках превзошёл.

     Я из семьи чуть было не ушёл,

     Страсть или долг – вот что меня ломало.

С тобой я был крутым авантюристом,

Перед женой – заслуженным артистом.

В моей судьбе ты – вечный уголёк.

Как будто жизнь вдруг началась сначала,

Омолодился резко мотылёк,

И бабочка вдруг гусеницей стала.

И бабочка вдруг гусеницей стала,

И фрукты посочней, а не нектар

Мне подавай, ведь я ещё не стар,

Но всякая любовь меня достала.

     И просто секс – ни много и ни мало —

     Ты мне дала в обмен на просто секс.

     Ты не приобрела приставки «экс»,

     Кой в чём была ты выше идеала.

Я и сейчас зайти к тебе могу

И оплести ногой твою ногу***,

Но долго раздувать огонь сношений

Нельзя, не опаляя чьих-то прав.

Я – мошка в паутине отношений,

Суд времени хоть и суров, но прав.

Суд времени хоть и суров, но прав,

И каждый получает по заслугам.

Возможно, став твоим сердечным другом,

Я гадом был бы, жизнь твою сломав.

     Ты – без всего в мерцающих волнах,

     Звёзд циферблат и сердца стук надсадный,

     Держу тебя и предвкушаю жадно

     Миг обладанья, девственность порвав.

Но не соединились стрелки в небе,

Я честный, я заботливый Онегин.

Недаром солнце за луну зашло.

Я не хотел ничем тебя печалить,

Но жаль, что счастье близко так прошло —

Так время мстит за склонность подинамить.

Так время мстит за склонность подинамить.

Без вас я стал таким, как стал.

Вас было много, кто меня желал,

Кто б мог свой след в моей судьбе оставить.

     Но провидение мешало одурманить

     Мою башку, и кто-то направлял

     Корабль подальше от сиренских скал****,

     А сам я – не любитель оболванить

Кого-то, сам при том не поглупев.

Я не охотник на прелестных дев,

Мне б только свою душу устаканить.

От вас зарылся в землю, словно крот,

И снова ваш змеиный разворот —

Ревнуя милого, рога наставить.

Ревнуя милого, рога наставить

Родному мужу в злобе ты могла,

Когда со мной на мой тулуп легла

Лишь пару раз, не захотев добавить.

     Как птичка, ты желала позабавить

     Себя, проказницу, игрой с котом,

     Финальный пир оставив на потом,

     Но кот заснул, давно устав лукавить.

«Такое поведенье против правил!

Мерзавец, ты зачем игру оставил?»

Чтоб в этой драме всё ж поставить точку,

Я пью уж не с тобой, а в одиночку

Успокоительный настой из трав —

За истерию и за птичий нрав.

За истерию и за птичий нрав

Так и не смог тебя возненавидеть,

Хоть иногда, чтоб этого не видеть,

Хотелось мне сбежать, штаны задрав.

     И безразлично, кто из нас неправ,

     В конце концов, друг друга мы прощали

     И милосердными быть снова обещали,

     Свои обиды в кулачки собрав.

Меня, юнца, когда-то пожалела,

Женою стала, многое стерпела,

Но ведь и я страдал, прощал, жалел.

Любила ль ты, не знаю я ответа,

Но под конец сказать тебе хотел:

«Я Вас любил, спасибо Вам за это».

Я вас любил, спасибо вам за это,

За перестрелку взглядов, за мечты,

За чистоту, за милые черты,

За превращенье в чудака-поэта.

     Благодарю за поворот сюжета,

     За мрак тоски и вспышку наготы

     И за восторг от этой красоты,

     За две недели огненного лета.

Но женская краса не из металла,

И бабочка вдруг гусеницей стала.

Суд времени хоть и суров, но прав.

Так время мстит за склонность подинамить,

Ревнуя милого, рога наставить,

За истерию и за птичий нрав.