Читать книгу Воскресшие и мстящие. Третья книга трилогии «Наследники Рима». Издаётся впервые! - Борис Толчинский - Страница 10

* * *

148-й Год Симплициссимуса (1787),

вечер 22 апреля, Киферополь, дворец архонта

Несмотря на поздний час, резиденция наместника напоминала растревоженный улей: мимо проносились слуги и курьеры, бегали чиновники, стражи, казалось, было втрое больше, чем обычно, наконец, у главного подъезда резиденции собирались богатые экипажи. Неопытному зрителю могло почудиться, что в самом деле намечается важный прием, а то и бал патрисианской знати, – однако опытный заметит, что ни на одном из экипажей нет патрисианского герба, что из карет выходят не гордые господа в роскошных калазирисах, с женами и прислугой, а люди в длинных плащах, и женщин среди этих людей немного, и женщины одеты так же, как мужчины; разглядев всё это, опытный наблюдатель заключит, что не патрисы-нобили, а плебеи, вернее, плебеи-магнаты, зачем-то собираются во дворце архонта.

Как только карета с Софией и Марсием подъехала, дворцовые слуги и милисы оттеснили магнатов в стороны, чтобы открыть свободную дорогу «высокородным». Магнаты, привыкшие к такому обхождению, покорно очистили путь, а когда княгиня София и князь Марсий вышли, огласили воздух приветственными криками. Марсий, у которого великокняжеская спесь была второй натурой, лишь сухо кивнул простолюдинам и проследовал мимо. София же, напротив, успела красиво улыбнуться, тем самым поздоровавшись со всеми магнатами сразу и с каждым в отдельности; она так поступила не столько потому, что эти важные люди могли ей пригодиться в будущем, сколько по привычке искушенного политика.

Как и подозревала София, приглашение на ужин было не более чем предлогом. Дворецкий провел их в личный кабинет архонта.

Проконсул Домиций Беотин приветствовал Софию и Марсия у дверей. А в кресле наместника Кифереи сидел другой человек, его лицо было закрыто газетой, которую этот человек читал. Или делал вид, что читает.

– Добрый вечер, дядя, – сказала, войдя, София.

– Вас не проведешь, дражайшая племянница, – усмехнулся Корнелий, откладывая газету.

Кивком головы он дал понять архонту, что желает остаться наедине с гостями.

София с видимым разочарованием проводила глазами Беотина и произнесла:

– Нам обещали ужин!

– После, после, – поморщился Корнелий.

Выглядел он уставшим, даже изможденным. И София, и Марсий знали об умении Корнелия владеть собой, стойко преодолевать превратности судьбы, а все переживания удерживать в себе. Но темные круги под глазами и бледные губы вступали в резкий контраст с великолепным консульским одеянием, идеально сидящем на стройной фигуре нового правителя Империи.

Корнелий вышел из-за стола, галантно поцеловал кисть Софии и пожал руку Марсию.

Они ждали объяснений.

– Официальная цель моего визита в Киферополь – подготовка к приему Божественного Виктора: наш бог и повелитель намерен отдохнуть в горах предстоящей осенью, со всей семьей, – произнес Корнелий.

София и Марсий переглянулись: ещё не кончилась весна, и готовить прием Фортунатов мог бы любой ответственный чиновник правительства!

– Я также приму участие в совещании по вопросам торговли.

– Мы это поняли, – заметил Марсий, – равно как и то, что ты мог провести совещание по видикону, не покидая свой кабинет в Квиринале.

Корнелий испытующе посмотрел на него и сказал:

– Ты прав, шурин. На самом деле я приехал исключительно затем, чтобы прояснить один вопрос, и только вы способны мне помочь.

Корнелий жестом пригласил обоих к столу, а сам вернулся в кресло архонта. София послала Марсию тревожный взгляд: будь настороже!

– Вчера я получил окончательные результаты расследования событий третьего декабря… – начал Корнелий.

Марсий побледнел. Тот день он помнил слишком хорошо. Это был день, когда мятежник Варг, взяв в заложницы свою жену, дочь Корнелия и племянницу Марсия Доротею, сумел бежать с крейсера «Мафдет», где находился в заключении.

– Тебе не о чем беспокоиться, шурин, – сказал Корнелий, – равно как и вам, племянница. Виновные уже наказаны, и вас двоих среди виновных нет.

Выразительный взгляд Корнелия объяснил им, что он-то, сам Корнелий, прекрасно осведомлен о степени их участия в том злополучном деле.

– Благодарю! – сказал Марсий. – Ты поступил, как настоящий друг… хотя ты в дружбе нам не клялся.

София промолчала; пароксизмы благородства, время от времени проявлявшиеся у дяди, смущали её, им не всегда находилось разумное объяснение.

– Забудьте ненадолго о следствии и вспомните, какова была причина.

– Под «причиной» ты подразумеваешь падение аэросферы на корабль?

– Именно. Как вам известно, эта аэросфера должна была забрать тебя в Темисию. Но, подлетев к крейсеру, она внезапно рухнула вниз, и не куда-нибудь, а на башню эфиритового излучателя, и не когда-нибудь, а в момент, когда на излучателе проводились режимные испытания. Вследствие этого произошел взрыв, из взрыва родился пожар, и в суматохе Варгу удалось бежать. Я с самого начала не верил в случайные совпадения!

Корнелий замолчал.

– Что говорят эксперты? – спросила София.

– Их заключение подтверждает мои догадки. Неполадок на аэросфере не было. Катастрофа стала следствием непостижимых ошибок первого пилота. Словно этот человек умышленно столкнул между собой воздушный и морской корабль, словно он знал заранее, где нужно упасть аэросфере, чтобы вызвать наибольшие разрушения и наибольшее смятение на крейсере…

Софию пронзила дрожь. Она внезапно поняла, на что, вернее, на кого, намекает Корнелий. Он внимательно смотрел на нее, словно надеялся забраться в душу и лично отыскать ответ. Его слова, тяжелые, как раскаты грома, обрушились на её мозг:

– Первый пилот, виновник катастрофы, погиб, его помощник, оправившись от ран, не может вспомнить ничего. В заключении экспертов причиной катастрофы названо внезапное изменение погодных условий. Этот вздор я их заставил написать, чтобы закрыть дело. Но мы-то с вами знаем, какое объяснение смотрится наиболее разумным.

– Дядя… – стараясь унять дрожь, промолвила София, – я умоляю вас поверить мне: то, о чем вы подумали, совершенно невозможно!

– Говорите открытым текстом, – сурово произнес Корнелий. – Мне доподлинно известно, что ваш любовник знал и знает, о ком идет речь. Воспринимайте нашу беседу как очную ставку, если вам так угодно. Дело слишком серьезно, чтобы таить истину!

– Не стоит пугать нас, дядя. Мы понимаем сами. И я повторяю: ваши опасения беспочвенны, – София выразительно обвела взглядом кабинет.

– Верные мне люди обследовали палату, – заявил Корнелий. – Никто нас не подслушивает, успокойтесь… на этот счет! Мне самому не хочется, чтобы о нашей общей тайне узнал кто-то ещё.

София приложила руки к груди и молвила:

– Клянусь вам кровью Фортуната, дядя, наша тайна канула в Лету вместе с проклятыми злодеями!

– Я подтверждаю все слова Софии, – сказал Марсий. – Я видел своими глазами, как злодеев заморозили, а потом сожгли. Они мертвы, в этом не может быть сомнений!

На губах Корнелия проскользнула горькая усмешка. Он медленно покачал головой и произнес:

– Тайны с людьми не умирают… Тайны становятся проклятием для тех, кто поступил цинично, глупо и самонадеянно. Вот мы сидим и рассуждаем, мы, в сущности, сами преступники: мы взяли на себя дерзость играть с нечистой силой, а нынче… нынче боимся даже назвать их имена! А говорите, тайна умерла… Operta quae feure, aperta sunt!5

– Дядя, прошлого не вернешь, но что же делать нам теперь? Могу ли я заставить вас поверить, что еретики мертвы? – чуть не взмолилась София.

– Я вам поверю, дорогая. Иначе страшно вообразить, какие бедствия нас могут ждать. Я о другом хочу сказать… Как вы могли, София? Став первым министром, я получил доступ к сверхсекретным документам касательно этих злодеев, Марка и Януса. Меня бросило в дрожь! Как вы могли, София, с ними столько нянчиться? Всё это следствие, процесс, затем позорный столб! Вы играли фарс, вы зарабатывали политические очки! Вы, что, не понимали, сколь они опасны, эти исчадия Хаоса? Злодеев нужно было сразу растерзать, как только их поймали!

– Их было только двое, – промолвила в ответ София, – они были патрисами, известными людьми. Патрисов невозможно просто «растерзать», сперва необходимо доказать вину…

– Нет, они не были патрисами, – с расстановкой произнес Корнелий, – они вообще уже не были людьми! Вы совершили страшную ошибку, не убив их сразу. Я чувствую, нам долго ещё предстоит расплачиваться. Одним бы только нам, мы это заслужили!

Тут Марсий грянул кулаком по столу и воскликнул:

– Зачем ты рану бередишь? Разве не видишь, как она сама страдает, помимо твоих злых попреков? Если б кто знал, как дело повернётся. А всё проклятый варвар, который их освободил! Клянусь, он от расплаты не уйдет! Я сам…

– Прошу вас, дядя, – быстро сказала София, – давайте завершать этот гнетущий разговор. Вы получили, что хотели: я вас заверила, и Марсий подтвердил: злодеев больше нет! Мы можем удалиться? Я голодна…

– Потерпите, – сумрачно молвил Корнелий и, обращаясь к Марсию, добавил: – Оставь нас ненадолго, шурин.

– И не подумаю! Что ты намерен сделать с ней?

– Странные вы люди, – вздохнул Корнелий. – Вам кажется, что я с вами играю. Увы! Хотел бы поиграть – грехи мешают, ваши и мои… Оставь нас, Марсий. Иначе тебя выведут под руки.

Марсий побагровел, и София увидела, как его кисти сжались в кулаки.

– Прошу тебя, выйди! Он не причинит мне зла.

Когда Марсий их покинул, она сказала:

– Вы злоупотребляете вашей властью, дядя.

– Кто бы говорил! – усмехнулся Корнелий и вдруг сказал: – Минувшей ночью я побывал в Мемноне, в Храме Фатума.

Это известие столь изумило София, что она застыла, забыв обо всем.

– В Храме Фатума?

– Да. Там я получил подтверждение своей догадки, что вы, бесценная моя, замаскированный ментат. Иначе говоря, волшебница таится под маской дипломата и политика!

– О, нет!.. – простонала София. – Это ложь, тысячу раз ложь!

– Ладно, забудем. Я вас не выдам, дорогая, ведь я люблю вас! Что стоит моя жизнь без этой любви? Мой вам совет: будьте предельно осторожны, а лучше не используйте свой обоюдоострый дар. Кроме меня, о вашем даре могут дознаться и другие; я не уверен, что они станут держать язык за зубами – врагов у вас не счесть! Я был в Мемноне по другому поводу. Надеялся узнать побольше об Ульпинах. Спросить у самих риши, ведь риши знают всё… – Корнелий издал тягостный вздох и сумрачно промолвил: – Риши не приняли меня, София. Меня, первого министра Империи, самого могущественного человека Ойкумены! Как вы думаете, что это может значить?

«Это может значить, что они желают оставить нас, зазнавшихся смертных, с нашими мирскими проблемами и посмотреть, как мы управимся без указаний свыше», – подумала София, но вслух ничего не сказала.

– Вы молчите? Я не мог уехать из Мемнона ни с чем. Мне удалось преодолеть свой страх и добиться встречи с одним из членов синклита. Его имя…

– Постойте, дядя! Или вы не знаете, что имена высочайших посвящённых запрещается писать и произносить под страхом ужасной смерти? Нужно ли вам объяснять, что служители Фатума, если захотят, услышат вас и здесь? Скажите лучше, что он вам ответил.

– «Еретики живы постольку, поскольку вы страшитесь их», – таков был мне ответ; я больше ничего не смог добиться. Из Мемнона сразу отправился к вам. У меня сложилось впечатление, София, что мудрецы-затворники из Храма Фатума играют с нами в какую-то неясную игру. И сами же диктуют правила. Я не могу понять, зачем!

«Затем, чтобы подвергнуть Державу Фортуната испытаниям и так проверить её крепость», – подумала София, но опять ничего не сказала. Она не была уверена, что дядя готов узнать правду и что она вправе выдать эту жестокую правду именно ему.

– Напрасно вы закрылись от меня, София, – негромко вымолвил Корнелий. – Неужели вы не видите, что я ваш друг, verus amicus,6 что цели у нас общие, хотите вы того или не хотите?

– Я поняла вас, дядя. Могу теперь идти? Я вправду голодна.

– Идите, – разочарованно бросил он. – Нет, подождите! Я приглашаю вас вернуться в Квиринал.

София не смогла сдержать улыбки.

– Вы невозможны, дядя! Я же сказала вам, что не желаю быть министром вашего правительства.

Он поднялся с кресла.

– Вы могли передумать, дорогая.

– Я не передумала. Мне хорошо здесь, с Марсом.

Она сказала это и тут же пожалела: проницательный Корнелий послал ей понимающе-сочувственную улыбку и заметил:

– Вижу, как вам хорошо. Вы и лицом другая стали. Но душу не обманешь, милая Софи, – вы слишком яркая фигура для этой провинциальной суеты! Вы даже для столицы слишком яркая фигура, однако же столица к вам привыкла, и отвыкать никак не хочет! Представить Афродиту, Геру и Афину, в одном прекраснейшем создании дарованную нам богами, вне нашего Олимпа – да ни за что и никогда! Вы рождены блистать, вы созданы красавицам на зависть, на радость благородным кавалерам; мы все готовы возмущаться вашими фривольными нарядами, мы на словах пеняем вам за дерзость, мы тщетно размышляем, как бы заставить это чудо играть по нашим правилам, – но горе нам, оставшимся без вас! Уехали вы из столицы – и кажется, что потускнел наш мир! Теперь я понимаю греков, отважившихся напасть на могучую Трою ради одной Елены; о, если бы вместо Елены были вы, горячие данайцы ради вас снесли бы свой Олимп, со всеми олимпийскими богами! А вы, на что вы променяли великую столицу, лежавшую у ваших ног? Неужели мертвый блеск льдов Киферона сравнится с сиянием ваших глаз? Я не поверю, что вам нравится царить среди плебеев-толстосумов, среди слепцов, которым красота монет и ассигнаций милее красоты телес и мыслей. Эти ничтожные людишки, я полагаю, суетятся вокруг вас, строят свои смешные планы, на случай, когда вы ухитритесь прогнать меня из Квиринала. Мне их жаль! Слепцы глядят, не видят счастья – они не видят вас! Прошу, София, возвращайтесь, верните жизнь в наши сердца. И если вам не жаль высокородных, подумайте хотя бы о простом народе. Клянусь вам, третьего дня один не самый худший репортер заметил мне: «Когда эта женщина в городе, тираж моей газеты возрастает в три-четыре раза».

– Ах вы, плут! – рассмеялась София. – А не боитесь вы, что я, вернувшись в космополис, сразу же начну сражаться с вами?

– Это моя заветная мечта, – проникновенно вымолвил Корнелий. – Вы сами посудите: избранники народа у меня в руках, Сенат всецело за моё правительство, чиновный люд мечтает угадать мои желания… я изнываю без борьбы, теряю форму: вы разве не заметили, как скверно я смотрюсь? Если бы знал, сколь власть ужасна, я ни за что бы сам её не домогался.

– Дядя, вы самый искусный совратитель из всех, кого я знаю. Вы без труда уговорили бы весталку. Но не меня! Вашу заботу я ценю – и вы меня поймите. Я влюблена, и мне любовь важнее власти.

– Вы дарите свою любовь тому, кто вас не стоит.

– Довольно! Ваш труд напрасен, вам не разбить нашу любовь, и не пытайтесь даже! А попытаетесь – я страшно отомщу вам, дядя!

Корнелий пожал плечами.

– Мне незачем пытаться, дорогая. Глупец, кто жаждет лед взломать словами: придет весна, и лед растает сам. Я давно понял, что ваш обманчивый союз никто разбить не властен; вы сделаете это сами, вы и Марсий. Вы слишком разные, как астроном и звезды. Любому астроному кажется, он видит беспредельный Космос – на самом деле звезды лишь светят ему, влекут в глубины мироздания, туда, где астроном не властен побывать; самый великий астроном не в силах глазом разгадать Вселенную! Равно и Марсий: он любит крохотную часть того манящего создания, которое зоветесь вы, он не желает видеть ничего иного, его взор беден, он не в состоянии полюбить вас всю, не только красоту и страстность, но также ум, коварство, тягу к славе, влечение к игре и чувство долга… вся ваша личность попросту не может уместиться у него в сознании! Придет один печальный миг, он в вас откроет нечто, на что упрямо закрывал глаза, – и ужаснется неудержимым страхом ловца жемчуга, который опустился в неведомую глубину, нашел диковинку и вот не знает, как охватить её руками, как вытащить на свет, не захлебнувшись. Я больше вам скажу, София: когда он вас увидит, правда убьёт его. Молю богов, чтобы в миг его прозрения вы не оказались рядом!

– Я не хочу вас слушать! – воскликнула она и бросилась к двери; Корнелий не удерживал её, а лишь смотрел ей вслед; она сама остановилась, словно терзаясь размышлением.

– Ну, отчего вы молчите? – услышала она. – Я знаю, что вас гложет. Вам робость не к лицу, отвагой равная Афине, так спрашивайте же!

София задрожала, и мысль возникла у нее: а может, дядя сам замаскированный ментат, ведь он читает её мысли!

Она медленно обернулась и, пряча взгляд, произнесла:

– Три месяца, как из нарбоннского удела ушли войска Империи…

– И вас интересует, почему никто о нем не вспоминает, – закончил Корнелий. – А зачем? Вы думаете, я стану направлять легионеров, чтобы их сапогами втоптать в землю свободу вашего любимца Варга?

– Он не мой любимец, – быстро произнесла она.

– Ваш, знаю, ваш! Вы полагаете его достойным править. Ну, что ж… Пусть наслаждается мифической свободой! Зачем мне посылать войска? И без того нарбоннские дела всем надоели. Неясно даже, кто там правит: эдиктом императора герцогиней утверждена Кримхильда, рескриптом Консистории – малютка Свенельд, мой внук, а Дора, моя дочь, до сих пор числится регентшей; и в это время сам мятежник Варг называет себя правящим герцогом. Вот какой «гордиев узел» проблем вы мне оставили, София! Но я не жажду развязать его – и разрубать пока не стану. Я подожду, пока ваш бунтовщик не приползет ко мне с мольбой: «Дай хлеба, господин», – в этот миг я раздавлю его, как комара, и не останется воспоминаний! Его судьба послужит назиданием всем прочим бунтарям!

Смешанное чувство страха и радости захватило Софию. Страх был за Варга, благородного сына благородного отца, умного и достойного воина, которому злая судьба назначила родиться варваром, а не, к примеру, князем в Амории. Страх потому, что дядя не привык бросать слова на ветер. А радость родилась, поскольку дядя, очевидно, недооценивает Варга. «Он выдержит, я знаю, я надеюсь; не знаю, как, но выдержит, спасется!»

О том, что Варг может спасти и удержать свободу своей родины, она не размышляла: такое было совершенно невозможно.

– Вы, впрочем, можете на это повлиять, – добавил Корнелий, – если займетесь снова внешними делами.

«Это ловушка, – подумала София. – Дядя хочет таким образом приблизить меня к себе! Чтобы помочь Варгу на деле, нужно быть первым министром, никак не ниже. А этот пост у дяди, и дядя не отдаст его… вернее, он отдаст, но спросит цену, которую я не готова заплатить»

– Вы заблуждаетесь, дядя, – сказала она. – Дела Нарбоннии меня не беспокоят вовсе. Я знаю, вы в них разберетесь, со свойственной вам мудростью. Что я в действительности жажду, так это счастья в любви.

– И вы его достойны, – кивнул он. – Как жаль, дражайшая, что к счастью своему вы вечно избираете самый петлистый путь!

София, не сдержавшись, бросилась из кабинета. Ей казалось, что ещё одна минута общения с Корнелием, и жизнь будет испорчена раз и навсегда.

– Потом вам будет стыдно за это бегство от самой себя! – выкрикнул вдогонку ей Корнелий, но она уже не могла слышать его.

Марсий принял её в свои объятия.

– Что этот демон говорил тебе, любимая?

– Ничего… ничего нового! – отвечала на его груди София, тщетно пытаясь унять слезы.