Читать книгу Замуж за турка. Книга первая - Ботакоз Копбаева - Страница 4

Сидя на полу прихожей, Наташа ещё долго всхлипывала.

– Мама, мамочка, где ты… – жалобно повторяла она.

Никто не отозвался на её призыв. Никто не бросился утешать рыдающую женщину. Отражения, предметы, внутренний голос и телефон равнодушно молчали.

Охрипнув от стенаний и выплакав все слёзы, отличница системы образования России госпожа Н. М. Новикова, опустилась на четвереньки и поползла в спальню. Она двигалась медленно, интуитивно растягивая и смакуя минуты первобытного состояния.

– Раз-два-три-четыре, раз-два-три-четыре, раз-два-три-четыре – отсчитывала Наташа.

Остановившись в дверях кухни и привалившись к косяку, она обратилась к висевшему на стене прихожей портрету Чарльза Дарвина:

– Дорогой Дарвин, прошу тебя, сжалься надо мной! Ну что тебе стоит превратить меня обратно в обезьяну?

Дарвин остался глух к её мольбам и Наташа, снова опустившись на четвереньки, медленно поползла дальше. Следующий привал она сделала у порога ванной комнаты.

– Или преврати меня в рыбку, в безмозглую, беззаботную макрель. Я уплыву подальше от этого места и буду плавать по морям, пока меня не выловят рыбаки. Старуха-мексиканка с выцветшими от времени глазами положит моё тельце на жаркую сковороду и я растворюсь в раскалённом масле. Ах, какое это должно быть наслаждение! – продолжила свой диалог с Дарвином Наташа.

Она зажмурила глаза. Чуда не произошло.

– Падшая женщина, это – блядь! – тяжело вздохнув, объявила Наташа, снова встала на четвереньки и продолжила свой путь. Дорога в спальню лежала через гостиную. Нужно было набраться сил перед объяснениями: со стен гостиной на неё строго глядели Софья Ковалевская, Лобачевский и около трёхсот юношей и девушек, её выпускников. Присев на пороге комнаты, Наташа спросила у Софьи Ковалевской:

– Вы знали, что позвоночник уравнивает разум и естество?

Софья Васильевна промолчала.

– Между прочим, горизонтальное положение для женщины гораздо полезнее вертикального, – авторитетно сообщила Наташа, – Вот я ползу-ползу и мне хорошо, а как сяду, так задумаюсь, а как задумаюсь, так чувствую себя блядью. А блядью быть нехорошо. Это стыдно, правда? – перешла на шепот Наташа.

– Не блядью, а самкой, – также вполголоса поправила Наташу Софья Ковалевская.

– А разве есть разница?

– Разумеется, – уверенно ответила Софья Васильевна, – К тому же тот факт, что позвоночник – это математический знак равенства между разумом и инстинктами, давно известен.

– Правда? – удивилась Наташа и медленно вползла в гостиную.

В центре комнаты она остановилась.

– Пожалуйста, не смотрите на меня так, – жалобно попросила Наташа Лобачевского, – Вам не понять, вы мужчина…

Обычно вежливый Лобачевский проигнорировал Наташино обращение.

– Эх вы, а ещё математик! Хотя, математикам даже Нобелевская премия не полагается. А всё почему? А всё из-за любви! – и она тихонько захихикала.

Тремя сотнями пар удивлённо округлившихся глаз уставились на свихнувшуюся «классную» восемь Наташиных выпусков. Мальчики пожимали плечами и осторожно крутили пальцами у висков, девочки, сдерживая приступы смеха, зажимали рты ладошками.

Через минуту в гостиной стоял разноголосый хохот, и громче всех в этом хоре смеялась кандидат педагогических наук Наталья Михайловна Новикова.

Когда серьёзный Лобачевский, не выдержав, разразился густым, басистым смехом, когда Софья Васильевна, согнувшись и держась за живот, начала слабо всхлипывать, когда Наташа была близка к спасительной смерти от надрыва кишок, раздался металлический стук.

– Хватит ржать, весь дом перебудили!

– Это соседка, – шепотом сообщила Лобачевскому Наташа, – Сейчас снова будет стучать по батарее.

Стук повторился.

– Вот видите! —пожаловалась Наташа, – Нервная она женщина, от неё недавно муж ушёл.

Лобачевский сочувственно глядел на Наташу.

– А что мне теперь делать? – спросила она.

– Немедленно ползи спать! – велел Лобачевский.

– Спасибо! – прошептала Наташа.

В спальне было темно. Приблизившись к кровати, она попыталась взобраться на неё, но не смогла.

– Немедленно спать, – сказала себе Наташа и, свернувшись калачиком у подножья непокорившейся высоты, уснула.

Она крепко спала. Изредка, заставляя её веки подрагивать, приходили обрывки чьих-то образов, мелькали смутные тени и неузнанные Наташей голоса звучали в её голове странным эхом. Под утро она увидела сон. Ей приснился Президент Соединенных штатов Америки Барак Обама, который, заглянув в её глаза, нежно сказал: «Гюн айдын, ашкым6!»