Читать книгу Замуж за турка. Книга первая - Ботакоз Копбаева - Страница 6

Чай был безвкусным. Такими же безвкусными и блёклыми ей показались все предметы на кухне. Занавески, которые ещё вчера радовали взор роскошной палитрой цветущего луга, в то утро обмякли и свесились с карнизов жалкой мешковиной. Абажур, обычно казавшийся солнечно-оранжевым, неожиданно выцвел и стал бледно-жёлтым. Всегда энергичный в своём пурпурно-красном сиянии гибискус, утратил былую силу и виновато рассматривал своё потускневшее одеяние. Яркое померкло, бледное обесцветилось.

Наташин мир утратил не только краски. Скоропостижно скончались все часы в её доме, а вместе с ними умерло и время. Уход времени оказался слишком тяжелой утратой и, не выдержав такого горя, Наташа заплакала.

– Дура, дура, дура, я дура, какая же я дура… – подвывая, сморкаясь и икая, повторяла Наташа.

Она долго плакала, поочередно вспоминая каждую из своих не выживших любовей, как мать вспоминает и оплакивает всех своих, умерших в младенчестве, детей. Извлекая из дальних углов памяти старые обиды, она подолгу всматривалась в них. Ей хотелось разглядеть причины своих несчастий.

На первый взгляд её обиды были разными. Однако было у них и общее качество: Наташе было страшно смотреть им в глаза.

Уловив её неуверенность, обиды осмелели, они ехидно прищуривались, словно намекая на что-то неприличное.

Наташа отводила свой взгляд, гнала из памяти воспоминания, но кто-то внутри неё не позволял ей уклониться от этого душераздирающего созерцания.

– Смотри, это всё ты, – шептал незнакомый голос, – Ты прекрасна!

– Я? – недоверчиво переспросила Наташа.

– Конечно! – ответил голос.

– Но я… но мне… я тогда…

– Ты любила, – подсказал ей голос.

– Да, – ответила Наташа.

– Ты чудо!

– Я?

– Ты!

Невероятное тепло разлилось по телу. Наташе стало уютно и благостно, будто кто-то заботливо накинул на её плечи теплый плед.

– Да, я их любила. Всех. Но разве может быть столько любовей?

– Любви не бывает много, – ответил голос.

– Но ведь это стыдно?

– Любить стыдно?

– Любить многих.

– Любви не бывает много! Помни об этом!..

Чай остыл. Наташа не знала, как долго длилось её оцепенение. Час? Два? Три?

– Вечность, – промелькнуло в ее сознании.

– Мне так легко! Спасибо! – ответила она пространству.

Словно что-то тяжелое ушло из сердца. Было спокойно и безмятежно, как бывает после исповеди.

– В душ! – приказала она себе.

Душевая комната была всё такой же ослепительно белой, но эта белизна уже не резала глаз.

– Ты здесь? – обратилась она к синей щетке.

Вальяжно развалившаяся в стакане щетка, открыла глаза и, зевая, ответила:

– Канэшна!

– Спасибо, – поблагодарила её Наташа и вошла в душевую кабину.

Плотные струи воды приласкали её. Намылив вехотку, Наташа начала медленно и методично смывать с себя следы прошлого. Каждое движение отзывалось в ней новыми, незнакомыми ранее ощущениями.

Воспоминания прошлой ночи впились в губы жгучим поцелуем, зазвучали в ней грустной песней, зашептали знакомым баритоном: «Наташа, Наташа, Наташа…»

– Эмрэ… – отдавая своё тело на растерзание бесстыжим струям воды, шептала она, – Эмрэ…

В ту секунду, когда Наташа почти растворилась в грешном экстазе, раздался телефонный звонок…

Она слушала Светин голос, но не слышала его. Обрывками ничего не значащих фраз, слова подруги доносились откуда-то из другого мира.

– Ты знаешь, Свет, Софья Ковалевская сказала, что блядь и самка это не одно и то же, а я ей верю, – медленно проговорила Наташа и бросила трубку.

Высоко подняв голову, она вышла в центр гостиной, встала перед портретом Ковалевской и сбросила с себя халат. Оставшись обнаженной, Наташа взглянула в глаза всех своих выпускников, легла на пол и раздвинула ноги.

– Самка, – шёпотом сказала она и в её голове оглушающим все земные звуки оркестром, зазвучала музыка. Сладостный зов потянул её за собой и, осторожно ступая, она вошла в пещеру уже не сдерживаемых желаний. Вибрация звучащей повсюду мелодии ввела её тело в блаженный трепет, свет померк и во мраке своего нетерпения она позвала возлюбленного: «Эмрэ!..» Судорожно хватая ртом воздух, она извивалась во всё ускоряющемся ритме страсти и молила: «Еще! Еще! Еще!»

Её тело растворилось в сладострастных звуках, уже не было рук, ног, живота, не было головы и сердца. Распластавшись на полу гостиной, она стонала и кричала. Взяв, наконец, самую верхнюю ноту, Наташа вздрогнула, затрепетала и, успокоено, стихла. Естество и разум вошли в равновесие…

Наташа открыла глаза. Смеркалось. Откуда-то издали раздавалось тикание будильника. Ощущение блаженства не покинуло её, оно было здесь, в изгибах её тела, в её руках, в её мыслях.

– Как это прекрасно! Почему я не знала, что это прекрасно! – удивилась она.

Перевернувшись на живот, Наташа встала на четвереньки и направилась в прихожую. Там, распластавшись перед входной дверью, она стала жадно втягивать доносящиеся извне запахи. Её ноздри подрагивали, она ловила каждое дуновение, каждый звук.

– Ты придёшь? – спросила женщина.

– Приду… – далёким эхом отозвался мужчина.

– Я знаю, ты придешь… – сказала женщина и забылась сном…

Когда в дверь постучали, было уже темно. Бледным отражением в зеркале освещал прихожую крохотный луч света уличного фонаря. Она встала на колени и открыла входную дверь. На пороге стоял Эмрэ.

– Входи, – сказала ему Наташа и он, изумлённо глядя на неё сверху вниз, вошёл.

Дверь захлопнулась. Грянула музыка. С первобытной жадностью обхватив его ноги, Наташа целовала их.

– Ашкым7, – простонал Эмрэ и отдался во власть посвященной ему мелодии.

– Мой! Мой! Мой! – шептала Наташа.

Словно к спасительному источнику, она прильнула к нему и сделала первый, страстный глоток.

Ничего не существовало вокруг, лишь опьяненный блаженством мужчина и страстно поглощающая солоноватую плоть его вожделения женщина. Божественным нектаром излил мужчина свою благодарность женщине, и она приняла её.

– Наташа… – прошептал Эмрэ, поднял её на руки и внёс во мрак спальни.

Как страждущий путник, преклонив колени, по капле слизывает росу с распустившейся на рассвете розы, он трепетно испил её влаги.

Знак равенства между мужчиной и женщиной был поставлен.

Все звуки стихли, мир погрузился в безмолвие и лишь голоса шепчущихся мужчины и женщины звучали в ту ночь во всей Вселенной.