Читать книгу Крамола. Рассказы - Brat Murat - Страница 4

Всем народом отправляли сироту Васеньку в горы на учёбу к орлам. Он осмотрел понурых, неприветливых людей и, сожалея, что у него нет девушки, которая бы ждала его, и, не оборачиваясь, начал подниматься в гору. Безмолвный народ стоял и глазел, пока тот не потерялся в, нависших на гору, словно брови нахмурившегося старика, облаках.

– Ни хрена там ничего интересного нет! – сказал один из толпы с глазами цвета сопель, громко шмыгая носом, и первым поплёлся домой.

– Злой ты, Пафнутий, – вслед ему крикнул Федот, но тот даже не обернулся.

– Может чему-нибудь научится и нас научит, – добавил Кондратий с надеждой в голосе и тоже ушёл.

– Ага, научится высиживать яйца, – не удержался балагур Иннокентий, друг Васеньки, но никто не рассмеялся и хмурые люди тоже стали разбредаться по домам. Только конопатая Клава, до этого прятавшаяся под елью, вышла из укрытия, высморкалась и помахала вослед Васеньки красным платочком, который она приготовила заранее.

Долго не появлялся Васенька и его стали уж забывать. Но однажды в позднее зимнее утро, пышущее от распирающей его примерной свежести, Васенька прилетел. Прилетел на своих крыльях. Все подумали сначала, что это ангел спускается с небес. Но когда белое существо, наконец, приземлилось перед толпой у продмага, Иннокентий завопил:

– Неужто Васька!

Толпа, опешив, разглядывала ангела в лице Васеньки. А Вася улыбался безбрежной улыбкой вполне счастливого человека.

– Что за хрень? – спросил Федот.

– Да Васька же! – крикнул и бросился обнимать его Иннокентий. Затем отстранившись, спросил его:

– Что это ты нацепил на спину?

– Это крылья! – ответил вполне серьёзно Вася.

– Настоящие, что ли? – опять спросил Иннокентий, от растерянности запамятовав, что тот, только что, спустился с неба.

– Конечно, – не без гордости ответил Вася. Иннокентий, ещё больше отодвинувшись, разглядывал его безупречно белые штаны и носки.

– А почему без обуви? – спросил он.

– Так я же летаю, а не хожу.

– Всё равно, они ж белые – сказал сердобольный Иннокентий. Он стянул с себя, обнажив свои дырявые носки, солдатские сапоги и протянул их Васе.

– А ты же, как? – озадачено, спросил Вася.

– А сейчас мне Людка, что-нибудь принесёт, – ответил Иннокентий, увидев, как Богдан побежал в сторону его двора.

Вася, чтобы не обидеть друга взял сапоги и обулся.

– Прикрой голое пузо, срамец, – вылетел звонкий голос Пафнутия из толпы.

– Да подожди ты, – прикрикнул на него Кондратий, ожидавший, что будет большая пьянка. Подошедший сзади, Пафнутий вырвал у Васи из крыла пёрышко.

– Ой! – вскрикнул Вася.

– И в правду! – изумлёно разглядывал, выхваченное из рук Пафнутия перо, Федот.

– Ну, конечно, он же только, что спустился с неба, – вставил Иннокентий.

– А как же ты сумел их отрастить? – спросил, самый любопытный из окружившей его толпы.

– А они у меня сами выросли.

– Во, даёт! – воскликнул Иннокентий.

По улице бежала с развевающимся красным платком Клава. Всё, молча, смотрели в её сторону.

– Она тебя ждала! – тихо прошептал Васе Иннокентий.

– Ждала, – подтвердил, жадно ухмыляясь, Пафнутий.

– Ждала? – удивился Вася.

Клава остановилась перед расступившейся толпой.

– Здравствуй, Клава! – произнёс стушевавшийся Вася. Иннокентий подтолкнул его и он, подойдя к ней, неуклюже, обнял.

– Я знала, что ты вернёшься, – тихо произнесла она.

– Ну, что ребята? – в азарте закричал Кондратий, – У нас сегодня праздник, али как?

– Это надо отметить, – радостно и единогласно согласилась толпа.

Появилась жена Иннокентия Людмила с парой сапог для мужа.

– Здравствуй, Вася, сказала она, – как будто они только, что вчера расстались и протянула мужу сапоги.

– Простудишься, – сказала она.

Иннокентий обулся и спросил окружающих:

– Ну, что?

– Скидывайтесь, у кого сколько, – предложил Кондратий и пошёл по кругу, протягивая свою шапку.

– Кто не добавляет, тот не пьёт – во всеуслышание выкрикнул Пафнутий и, демонстративно порывшись за пазухой, кинул в шапку несколько купюр.

Вскоре толпа разделилась на две части, те у которых нашлись деньги, и те, у кого их не было. Неимущая группа встала в стороне, и угрюмо следило за счастливцами. Наконец, Кондратий пересчитал наличность и они двинулись к продмагу. На пороге магазина толпу встретила продавщица Люська, которую выгнало на улицу собственное любопытство, всё ещё держащая её в напряжении. Когда люди приблизились, она, вглядываясь в полуголого мужика, спросила:

– А это, что за клоунада?

– Присоединяйся, будешь клоунихой, – пошутил Иннокентий. Но Люська, занятая пристальным разглядыванием торса Васьки, пропустила шутку мимо ушей.

– Васька, боже мой, это ты что ли? – театрально всплеснула она руками, узнав своего одноклассника.

– Здравствуй, Люся, – ответил Вася, явно смущаясь её. В это время Клава подобралась к Васе и взяла его под руку.

– Давай, давай, что держишь людей на пороге? – подталкивая вперёд себя Люську, прошел в магазин Кондратий.

Отоварившиеся покупатели уже собирались уходить, как Люська, которая всё время растеряно улыбалась Ваське, всплеснула руками, стянула с себя телогрейку, оббежала прилавок и накинула его на Васю и проводила до крыльца магазина. Клава, немного шокированная несвойственным для Люськи душевным порывом, ненавязчиво, проскользнув, встала между Люськой и Васей.

Когда компания вышла из продмага, Иннокентий предложил:

– Пожалуйте к нам в избу.

– Я долгое время жил среди людей-орлов, они ещё называют себя детьми солнца. Орлы меня многому научили, – рассказывал Вася, разглядывая ещё не оправившиеся от растерянности лица земляков.

– А пить ты не разучился? – перебил его Кондратий, и предложил тост: – Давайте выпьем за возвращение!

Выпили и закусили. Только Васька не торопился пить. Он держал в руках стакан с водкой и заглядывал в него, будто выискивая в глубокой пропасти упавшую туда маленькую золотую монетку, в виде давно забытого удовольствия.

– А ты чего? – спросил Кондратий. Васька пожал плечами.

– Давай! Пей! – раздалось с разных сторон. Васька зажмурился и выпил залпом и ему быстро протянули закуску.

Когда Васька отдышался, Пафнутий нетерпеливо спросил его:

– И чему же они тебя научили?

– А ты можешь, например, из простой воды сделать водку? – уповая на чудеса, перебил их снова Кондратий.

– Нет, он может из водки сделать простую воду! – вставил балагур Иннокентий. Раздался смех.

– И чему они тебя научили? – повторил свой вопрос Пафнутий.

– Они дали мне знания о совести, – перестав жевать, ответил Вася. Наступила тишина.

– Так они, эти люди, орлы или ангелы? – вставил свой вопрос Федот.

– Есть белые и чёрные орлы. Белые люди-орлы является ангелами, а чёрные – агелами.

– И чему они тебя всё-таки научили? – упрямо повторил Пафнутий.

– Что такое мораль. Или что такое нравственность.

– Ну, просвети нас тёмных, что же такое мораль? – не без ехидства попросил Пафнутий.

– Очень просто – Мораль приходит снаружи, а нравственность изнутри. Поэтому, Мораль – это договор между людьми, а нравственность – между человеком и Богом. Мораль имеет основу – стыд, а нравственность – совесть. Но стыд не связан с душой, это скорее обязанность, для некоторых – ноша. Если коротко, человек, который руководствуется стыдом, может зайти за угол, где его не увидят те, с которыми он заключил договор, и сотворить нечто такое, что не вписывается в этот договор. Ибо они руководствуются чужим мнением о себе, это в лучшем случае. То есть, он может и не обладать стыдом, а только делать вид. Совесть же всегда с тобой, даже если ты заходишь за угол, ибо совесть есть стыд перед самим собой и Богом. Но это врождённое чувство. Белые орлы – это существа с совестью. Чёрные у них всё время что-то крадут, перенимают и присваивают, но это не идёт впрок, так как они остаются чёрными. Человек без совести – это не человек, а только подобие его – так считают белые орлы.

– А ты сам видел чёрных орлов? – спросил, до сих пор молчавший, Богдан.

– Видел, – утвердительно ответил Вася.

– И как они выглядят? – спросил Кондрат, разливая водку.

– Обычно выглядят. Только чёрные и крылья у них чёрные. Просто они не умеют летать.

– Не умеют? – удивился Богдан.

– Ну, некоторые, всё-таки, летают, – успокоил его Вася.

– Значит и среди них есть хорошие? – обрадовано улыбнулся Богдан.

– Понимаете, – сказал Вася, – не всё однозначно. И среди белых, тоже, бывают делающие вид, что у них есть совесть. Но другие белые орлы не считают их ангелами. Но и среди чёрных орлов тоже есть орлы, у которых есть совесть и они умеют летать. Но таких – единицы. Белые орлы их считают ангелами, не смотря на то, что они чёрные. Они и к обычным людям относятся точно также, если у людей есть совесть, они считают их своими братьями и помогают им обрести крылья.

– Здорово! – отозвался Богдан.

– И ты вернулся, к нам, людям без стыда и совести, чтобы научить нас жить как должно? – вставил Пафнутий. Наступила неловкая тишина.

– И, всё-таки, зачем ты к нам пожаловал? – не унимаясь, допытывался Пафнутий.

– Не пожаловал, а вернулся, – поправил его Иннокентий.

– Мы же сами посылали его в гору! – вставил в защиту Васи Кондратий. Наступила тишина. Все ждали ответа Васи.

– Я хочу вас научить летать! – наконец, признался Вася.

– Правда?! – всплеснув руками, обрадовано воскликнул Богдан.

– Так у нас же нет крыльев, – удивился Федот.

– Так у него же тоже их не было, – вступился за Васю Богдан.

– А я всю жизнь хотел летать! – мечтательно вздохнул Иннокентий.

– И как скоро ты нас научишь? – спросил Богдан.

– Посмотрим, – ответил Вася.

– Только ты нас первыми научи, – попросил Иннокентий.

– Ну, конечно, – ответил, радостно ему улыбаясь, Василий.

– Я смотрю, вы не только летать, но и высиживать яйца готовы, – съязвил Пафнутий.

– Давайте за встречу! – предложил Кондратий, чтобы разрядить обстановку.

– За встречу уже пили! – огрызнулся Пафнутий.

– А давайте выпьем за любовь! – раздался женский голос.

В середине изба стояли Людмила и Клава. Они ещё не успели раздеться. Клава в руках держала большой бутыль.

– Ого, самогон притаранили! – обрадовано подбежал к ним Кандратий, взял у Клавы бутыль и, налив им из бутыля, передал стаканы.

– Ну, что: «За любовь?» – повторила свой тост Людмила в виде вопроса.

– За любовь! – поддержали её гости.

Утром Вася проснулся с похмельной головой. Тело казалось налито свинцом, в затылке висела тупая боль, сердце жалобно трепыхалось в груди, даже дышать было тяжело. Рядом лежала Клава, уткнувшись в его плечо. Он не мог ничего припомнить. Приподнял простыню – они оба были голые.

Усилия, затраченные на то, чтобы хоть что-то вспомнить, ещё больше ухудшили его состояние. Дверь скрипнула, немного отворилась и, сквозь щель, он услышал голос Иннокентия:

– Васька, ты спишь?

– Нет, – с трудом выговорил он.

– Давай выходи, – позвал его Иннокентий.

Вася высвободил руку, затем крыло, с трудом одев брюки, поплёлся к Иннокентию.

Иннокентий сидел за столом в одних полосатых, как каторжная роба, трусах. Он, сжавшись и обхватив себя руками, в нетерпении поглядывал в его сторону.

– Васька, – сказал он, показывая на наполненные до краёв стаканы, с мольбой в голосе, – я тут налил воды, сделай из них, пожалуйста, самогон.

Васька, опешив, смотрел на него.

– Как это? – спросил он.

– Ну, ты же вчера, когда водяра и самогон закончились, воду из колодца превратил в водку.

– Не знаю, – сказал Вася, – никогда не пробовал.

– Как не пробовал, вчера же делал!

– Попробую, – сказал Вася и взял стаканы в руки. Затем понюхал содержимое и, поморщившись, поставил на стол. Иннокентий взял стакан, тоже принюхался и обрадовано приподнял стакан:

– Ну, давай!

– Нет, я не хочу, – с дрожью в голосе ответил Вася.

– С неба упал что ли? – протянул ему стакан Иннокентий.– Ты, что позабыл, как надо лечиться? Сразу же полегчает.

Вася взял стакан. Иннокентий, даже не поморщившись, выпил содержимое стакана залпом.

– Не могу, – сказал Вася.

– А ты через «не могу» – с трудом выговаривая слова, настаивал Иннокентий.

Вася зажмурился и выпил. Действительно, Василий почувствовал, что через минуту душевное и телесные недомогания отпустили его.

– Между первой и второй перерывчик небольшой! – сказал Иннокентий и снова налил в стаканы воду из чайника. Не успел Вася превратить воду в самогон, как дверь отворилась и на пороге появились Кондратий с Пафнутием. Увидев их, Иннокентий налил ещё два стакана воды. Василий прикоснулся по очереди ко всем стаканам.

– Ну, что стоите? – пригласил Иннокентий, наблюдавших за Василием, Пафнутия и Кондратия.

– Ну, что – точно водка? – спросил Кондратий.

– Нет, – ответил Иннокентий, – самогон!

– Слава Богу, – обрадовался Кондратий, – а то показалось с похмелья, что мне всё это вчера почудилось.

Первым подошёл Пафнутий. Он понюхал и выпил содержимое стакана. Остальные последовали примеру Пафнутия.

Вскоре появились Людмила и Клава. Их тоже усадили за стол. Клава сияла и смотрела на Васю с обожанием. Она всё время шушукалась с Людмилой, которая тоже изредка с любопытством поглядывала на него.

Выпили всё, что было в чайнике. Когда появились Федот с Богданом, Иннокентий принёс ведро с колодезной водой.

Веселие было в разгаре. Клава и Люда спели весёлую деревенскую песню, в котором упоминались жители соседней деревни. Все смеялись. Один только Пафнутий всё более мрачнел. Вскоре его потянуло на философские беседы. Уличив паузу во всеобщем веселье, он спросил:

– А, что, по-вашему, есть человек?

– Человек – есть наполненное время, – задорно ответил ему, изрядно повеселевший, Вася. – Человек рождается, чтобы стать человеком. Всё накапливается в этом мире, крупинку к крупинке: и богатство, и знание, и духовность, только жизнь расходуется. Потерянное время невозвратимо.

– Давайте выпьем за это! – предложил Кондрат.

– За что? – спросил Пафнутий.

– Как за что? За Человека! – поднял свой стакан Кондратий.

Пафнутий подождал пока выпьют все и сказал:

– А я знаю, что такое человек!

– И что же такое человек? – полюбопытствовал Богдан

– Человек есть живой механизм для производства дерьма! – сказал Пафнутий, выдохнул и опорожнил содержимое стакана себе в широко разинутый рот.

– Ну да, потом и сам же превращается в удобрение! – пошутил Кондратий, привыкший смазывать неприятные ситуации, которые создавал Пафнутий.

– Злой ты! – вставил Федот.

– Правда всегда неприглядна! – огрызнулся Пафнутий.

– В духовном мире одно тянется к другому в силу одинаковости. Что позовёшь то и придёт, – адресуя слова Пафнутию, ответил Вася. – Испытывая злость, вы приглашаете в свою жизнь зло.

– Болван ты! – разозлился Пафнутий.

– Он пришёл и сказал: «Выбирайте на чьей вы стороне. И они ответили хулой. Вы выбрали, – сказал Он», – как бы про себя тихо произнёс Вася и добавил:

– Я тебя ни в чём не неволю. Выбираешь ты и ты отвечаешь за свой выбор.

– Я выбираю самогон! – вставил Кондратий.

Выпили и закусили.

Богдан зашевелился, барабаня пальцами по столу, произнёс не то вопрос, не то утверждение:

– Если они ангелы, они же должны напрямую общаться с Богом.

– Они по-другому воспринимают Бога. Они считают, что Бог есть то, что соединяет этот мир и предохраняет от распада. То есть – Бог во всём! Они говорят: «Мир живое существо, ибо это тоже есть часть Бога и сам Бог. Но не обожествляй его, ибо он не есть весь Бог, а только часть его, а старайся жить с ним в мире и согласии». Ещё они говорят: «Бог есть совесть. Не имеющий её – только подобие человеческое»

– По каким заповедям они живут? – снова спросил Богдан.

– Главная заповедь: «Возлюби в себе Бога и себя в Боге. Возлюби ближнего своего как самого себя в боге твоем, тогда и дальний приблизится к тебе, чтобы узреть твоего Бога».

– Существовать может только один реальный Бог. Этот Бог есть – Смерть. – вставил Пафнутий, который смотрел на свою руку, держащий пустой стакан, будто сомневался в том, что это действительно его рука.

Когда к вечеру оказалось, что весь самогон в ведре уже выпит, они вышли всей толпой и Вася превратил дождевую воду в железном баке под сливом – в самогон…

Утром Вася проснулся опять с похмельной головой. Казалось, что душа трепыхается на тоненькой ниточке. Жажда сковала горло. Откуда-то со стороны вполне здоровый дух наблюдал за страданиями измученного тела. Но временами его сковывала тяжелая мучительная борьба тела за свою жизнь и принимал на себя удар боли. Но он вдруг почувствовал прикосновение чужого горячего тела. «Клава» – подумал он, но на своём плече он увидел не рыжие Клавины волосы, а волосы цвета спелой ржи. Он закрыл глаза и начал вспоминать – у кого же волосы такого цвета. У Люды – осенило его. Он открыл глаза и посмотрел на женщину, которая лежала рядом. Сомнений не было – это была Людмила – жена Иннокентия. Кровь прилила к лицу. Он перестал дышать и снова закрыл глаза. Он услышал, как открывается дверь. Зашёл Иннокентий.

– Сука, что ты здесь делаешь? – пошатываясь и по—гусиному шипя, спросил он.

– Не кричи, – вполне спокойно произнесла Люда.

– А ну, выползай оттуда, сука, а то прибью!

– Ты полегче, – села Люда, – я, думаешь, не знаю, что ты кувыркаешься с Клавой. Она ведь мне всё рассказывала.

– Да кому ты, дура, веришь? – начал оправдываться Иннокентий.

– Значит я – дура, а ты – умник! – с иронией спросила Люда, затем, приходя в ярость, тоже зашипела: – А хочешь, я тебе повторю слова, которые ей шептал на ушко?

– Да она ж сама на всех кидается. Она, между прочим, сейчас, наверное, с Пафнутием, – сказал он, затем примирительно позвал, – Ладно, давай выходи. Люда повиновалась и они вышли из комнаты.

Минут через пять в комнату забежал Иннокентий и, негодуя, произнёс:

– Сволочи, за ночь всю бочку вылакали! – и затем позвал за собой Васю: – Давай, вставай, Вася, надо опохмелиться, пока не издохли.

Пока Вася оделся и вышел из спальни, Иннокентий уже принёс ведро колодезной воды. Иннокентий налил воду в стаканы и Вася к ним прикоснулся. Они, молча, выпили. Иннокентий заметив, что Вася прячет взгляд, произнёс:

– Она сказала, что у вас ничего не было.

– Не было, – ответил, смущаясь, Вася.

– Да я тебя не виню, это она решила мне таким образом отомстить.

– А с Клавой как же? – спросил, не поднимая головы, Вася. – Ты же сказал, что она меня ждала?

– Она и в правду тебя ждала. Она ведь всех с кем спит, забывается и называет Васей или Васенькой. – ответил виновато Иннокентий.

Наступила тишина. Иннокентий хотел зачерпнуть из ведра, потом махнул рукой и сказал:

– Давай уж сразу всё ведро превращай!

Не успел Вася прикоснуться к ведру, как они услышала рёв трактора. Иннокентий выглянул в окно и возбуждённо вскрикнул:

– Вот черти!

На улице стоял трактор с цистерной. Трактор заглох и из него выползли Богдан, Федот и Кондратий.

Вася проснулся от жажды, открыл глаза и не смог понять, где находится. Подслеповатая засиженная мухами лампа на чёрном изогнутом проводе одиноко висела на потолке. Вокруг стояли какие-то картонные коробки разных размеров. Спиной к нему, свернувшись калачиком, лежало тело. Голова Иннокентия упиралась об потёртый и засаленный подлокотник раздвижного дивана. Пахло пылью. Когда он попробовал принять нормальное положение, рядом лежащее женское тело повернулось к нему и положило руку на его грудь. Это была продавщица Люська. Вася даже не удивился, ибо был слишком занят собой – его подташнивало. Он обозвал себя идиотом и начал медленно приподниматься. Люська проснулась и спросила:

– Что с тобой?

– Что-то нехорошо, – пролепетал Вася.

– Подожди, – сказала она и выскользнула из-под тонкого одеяла.

Вскоре она появилась с бутылкой нарзана в руке. Она подняла стакан со стоящего неподалёку журнального столика, налила нарзан и подала Васе. Вася послушно взял стакан, глотнул его содержимое и сразу же выплюнул. В стакане была водка.

– Ты с ума сошла! – сказал Иннокентий, сунул обратно Люське стакан и откинулся на спину, больно ударившись головой о подлокотник.

– Бедненький, – посочувствовала ему Люська, – Я совсем забыла, что ты вчера весь нарзан превратил в водку.

Вдруг раздался глухой удар, и послышались голоса.

– Кажется, в дверь стучатся, – сказала Люся и, на ходу одеваясь, выскочила из подсобки. Через несколько минут она возвратилась и удивлённо сказала:

– Они просят тебя!

– Кто они?

– Их много, – заговорила Люся, – может ты уйдёшь через задний выход.

Люська встала на деревянный ящик, который стоял у зарешёченного маленького окна, и выглянула.

– Они и там стоят! – с тревогой в голосе сказала она, соскакивая с ящика.

Вася с трудом встал и оделся. Он улыбнулся сквозь силу Люсе и сказал ей:

– Я хочу тебе, Люся, сказать, что ты мне всегда нравилась.

– Я знаю, – призналась она и, обняв, прижалась к нему, будто желая спрятаться в его объятиях.

Вновь послышался глухой удар в дверь.

– Почему-то мне тревожно, может быть, не открывать дверь? – спросила она.

– Я выйду к ним, – сказал он твёрдо, стараясь приободрить её, – Не бойся, ничего не будет.

Люся отворила дверь продмага и Вася шагнул навстречу толпе. Люди стояли с вёдрами полными воды.

– Слушай, тут народ страждет, только ты можешь помочь, – показывая на хмурых людей, страдающих от похмелья, сказал, стоящий впереди толпы, Кондратий.

– Я не буду больше превращать воду, – разглядывая толпу, сказал Вася. Впереди толпы стояли Иннокентий и Кондратий. За ними маячили, улыбаясь ему, Богдан и Федот, в отличие от толпы, на лице которого была злая гримаса неудовлетворенности.

Поодаль толпы стояли Люда и Клава.

– Да ты что, Вася, тебе же это ничего не стоит! – растерянно сказал Иннокентий, который был инициатором похода магазин, когда к утру к нему заявилась толпа. Он-то знал, что Вася отправился к Люське.

– Слушай ты, пророк хренов, тебя народ просит, – сказал, надвигаясь, Кондратий. Он поставил перед ним ведро с водой.

– Я уже сказал, – стоял на своём Вася.

– Ах, ты ж сука, – закричал Кондратий и размахнулся и кинулся к нему. Но Вася успел ткнуть ведро с водой ногой. Кондратий споткнулся о ведро и упал. Но он быстро вскочил и кинулся на Васю с кулаками.

– Бей его, – услышал, и почувствовал удар в спину. Толпа накинулась на Васю. Люся крикнула и полезла в толпу, но тут же выскочила из толпы и упала. И вдруг она услышала крик. На толпу с криком и вилами наперевес бежал Пафнутий. Толпа расступилась и Пафнутий очутился перед лежащим Васей.

– Петух ты Гамбургский, а не ангел! – сказал, пряча кривую пьяную ухмылку в лохмотья жидких усов Пафнутий и воткнув ему вилы в бок.

– Идиоты, – завопила Люська, – берите в магазине нарзан, он весь нарзан превратил в водку. Но люди стояли как вкопанные.

– Смотрите, – закричал Иннокентий, показывая на небо. С неба спускались двое белоснежных людей-орлов. Толпа отступила от Васи. Орлы приземлились. Они сурово оглядели толпу, взяли Васю, истекающего кровью, за предплечья и поднялись вместе с ним в небо.

Черкесск. 2010 г.