Читать книгу Фаталити. Цена его успеха - Брук Лин - Страница 3

Однажды мне позвонила бабушка и сообщила, что её сбила машина. Мы были с ней близки с раннего детства, а, когда родители развелись, она заменила мне и мать, и отца. Поэтому, я бросила занятия и помчалась на автовокзал, чтобы скорее оказаться рядом с ней. Я знала, что кроме меня о ней некому позаботиться. Маме было некогда ехать в деревню, ведь вечером у неё намечалась важная встреча. Я соврала бабушке и сказала, что у неё дела по работе, хоть и понимала, что под важной встречей мама имела ввиду свидание с очередным однодневным мужчиной. Я даже была рада, что она не приедет. Эта женщина скорее ухудшила бы состояние бабушки своим присутствием и грязным языком, чем была бы полезной.

Наши с мамой взаимоотношения сложно назвать семейными. Их вообще сложно назвать добрым словом. Когда папа ушёл к другой, она направила всю свою ненависть и обиду на меня. И истязала меня физически и морально. Мне было всего шесть лет, когда папа оставил нас. Я очень скучала по нему, ведь мы были с ним близки, да и с мамой тоже. Мой мир разрушился в один миг и превратился в место пыток для детской души. Я нуждалась в маме, как никогда, мне была необходима её любовь. Мне нужна была уверенность, что она всегда будет рядом со мной и не поступит так, как папа, и не оставит меня одну. Но вместо этого, изо дня в день она кричала, что это я виновата, что он нас бросил.

Она была убеждена, что это из-за меня им не удавалось проводить время наедине и наслаждаться друг другом. Это из-за меня она поправилась и перестала нравиться ему. Позже, я стала виновата и в других её ненастьях. Ведь, не появись я на свет, она доучилась бы в университете и стала той, кем всегда мечтала. Ей казалось, что не будь меня, она бы точно была счастлива с папой и жила бы насыщенной жизнью, наполненной яркими событиями.

Сейчас для меня это всё не имеет никакого значения. Я выросла, научилась анализировать и понимать, что каждый сам ответственен за события, которые происходят с ними. Но тогда, будучи подростком, я была раздавлена ненавистью собственной матери и старалась изо всех сил избегать с ней встреч.

Три часа дороги тянулись как никогда долго. И как только я оказалась на пороге палаты, где лежала бабушка, тут же бросилась в её объятия. Мы не виделись целый месяц, и я сильно скучала. А увидев её в таком виде, мне не удалось сдержать эмоций, и я расплакалась.

– Ну как ты так, ба? – негодовала я, взяв её за руку.

– Ой, ну чего ты плачешь? Смотри, как хорошо я выгляжу, – она поправила свою прическу и широко улыбнулась.

– Врач сказал, что у тебя сломана нога! – вытирая слёзы, я недовольно посмотрела на неё.

– Ну и что с того? Полежу хоть, отдохну, – продолжала задорно она. – Брось хандрить, лучше фруктов поешь, – она показала пальцем на тумбочку, где стояла тарелка с неуклюже нарезанными фруктами.

– Это тетя Света нарезала? – я подошла и взяла кусочек яблока, так как не ела с прошлого вечера.

– Боже упаси тебя так шутить, – рассмеялась она.

Тетя Света – это её соседка и лучшая подруга. Перфекционист и идеалист. Все у неё должно было быть ровненько и красиво. Она могла по часу развешивать белье сушиться и ещё дольше накрывать на стол. Поэтому, я прекрасно понимала, что фрукты принёс кто-то другой.

–

– Так кто тебя навещал? Поклонник? – впервые улыбнулась я.

Но она не успела ответить. В палату вошёл молодой парень. Брюнет с очень обаятельной улыбкой. Я сначала подумала, что это медбрат, но ошиблась в своих заключениях.

– Вот он то меня и угостил, – указала на него бабушка. – Знакомься, это Ираклий. Это он меня сбил.

Только моя бабушка могла вот так с довольной улыбкой на лице знакомить меня с человеком, который, образно говоря, сломал ей ногу. Но я не разделила её веселья и тут же поменялась в лице. Вся его привлекательность растворилась в моих глазах, и я готова была броситься на него с кулаками.

– Вам кто права выдавал? – зло бросила в него я. – Вы слепой или умственно отсталый?

– Илиана! – строго одёрнула меня бабушка. – А ну ка подбирай выражения!

– Так я и подбираю, – не сводя глаз с парня, ответила я.

Что-то в нём зацепило моё внимание, и я не могла оторвать от него взгляд.

– Вообще-то это я виновата. Не в положенном месте дорогу переходила, ещё и по сторонам не смотрела. Так что, извинись перед молодым человеком. Он привёз меня сюда и вот уже который час находится рядом.

– И не подумаю извиняться, – упрямо произнесла я.

– Ничего страшного, Тамара, – улыбнулся парень бабушке. – Уверен, я бы выражался куда более грубо.

– Какое благородство, – продолжала язвить я.

– Вы любите мороженное, юная леди? – улыбаясь, он достал из пакета несколько упаковок мороженного с разными вкусами.

– Обойдусь, – отказалась я и села на стул рядом с бабушкой.

– А я поем шоколадное, – с радостью ответила ба.

– Угощайтесь, – улыбнулся он ей.

А после угостил и других лежащих в палате пациентов.

– Я тогда пойду, раз ваша внучка уже здесь. Но мы с вами будем на связи, – обратился он к бабушке.

И они попрощались.

– Скажи честно, это ведь он был виноват, не так ли? – шёпотом спросила я, когда он покинул помещение.

– Мы оба были виноваты, – так же тихо ответила она. – Я пыталась перебежать дорогу в неположенном месте, а он отвлёкся на телефон. Но зачем мне портить пареньку жизнь? Уверена, для него сегодняшний день стал уроком.

– Каким уроком? – я закатила глаза, смотря на неё, как на наивного ребёнка. – Что за пакет мороженного, ему все сойдёт с рук?

– Думаю, он вынес другой урок и впредь будет более внимательным на дорогах.

– Ты наивная.

– Время покажет, моя дорогая.

Время показало, что бабушка оказалась права. Ираклий вынес правильный урок с того происшествия. И за последующие четыре года, что мы были вместе, он никогда не отвлекался за рулем на экран телефона. Он мог говорить по нему, но глаза его всегда были устремлены на дорогу. И если вдруг, ему нужно было переключить своё внимание на что-то или кого-то, он всегда парковался у обочины.

Когда бабушку выписали из больницы, я отпросилась со школы и пару недель оставалась у неё, чтобы ухаживать за ней и помогать с хозяйством. Я выходила во двор, собирала дрова, топила печь в доме, готовила и убиралась, а по вечерам неслась в город на тренировки. Ведь, как говорили мои наставники: «Единственная уважительная причина вашего отсутствия – смерть».

Только благодаря бабушке и её пенсии я продолжала все эти годы заниматься бальными танцами. Мама отказывалась давать деньги. Говорила, что ей абсолютно всё равно на мои желания, и она не будет выделять часть денег на мои занятия. Она называла меня бездарностью, кривоногой, деревянной. И я бы поняла эти гнусные слова, если бы они совпадали с реальностью. Я была высокой, как папа, с длинными ровными ногами и обладала достойной пластикой. Возможно, в ней говорили обида, зависть, непринятие реальности – мне сложно судить. Но несмотря на всё это, тогда, будучи подростком, я всё ещё надеялась, что однажды она очнётся и станет моей прежней любимой мамой.

Где-то через неделю после выписки к нам в гости наведался тот самый парень. Он привёз бабушке целый грузовик дров, чтобы хватило на всю зиму.

– Так вот какая она – стоимость твоих водительских прав, – язвительно усмехнулась я, но в глубине души, под слоем недовольства, была благодарна ему за оказанную помощь.

Он не обращал внимание на мои колкие слова. Делал вид, будто меня вовсе не существует. Весь день пробыл у нас, аккуратно сложил все дрова во дворе и пообещал бабушке, что в ближайшее время соорудит ей поленницу.

И не соврал. Он приезжал каждый день и вместе с соседскими парня работал во дворе. Помимо постройки для дров, он переделал всю мужскую работу, которая накопилась в доме после смерти дедушки. Бабушка была счастлива и безгранично благодарна ему.

Позже, через полгода, он признался мне, что моя бабушка напомнила ему о детстве, когда ещё были живы его дедушка с бабушкой. Их не стало, когда он был подростком. И их смерть он пережил тяжело, так как всё детство провёл рядом с ними. И когда он встретил мою бабушку, познакомился с ней поближе, то сам того не понимая, начал воспринимать её, как родную.

Но тогда я ещё ничего не знала и искала подвох в его поступках. Не могла поверить, что всё делается от чистого сердца, поэтому всегда с подозрением следила за ним.

Однажды, мои занятия по танцам перенесли на поздний вечер. В тот день Ираклий был у нас и вызвался отвезти меня в город, чтобы бабушка не переживала. Я злилась и противилась этому решению, которое они приняли без меня.

– Плохая затея доверять любимую внучку тому, который ещё недавно сбил человека, – вновь съязвила я, скрестив руки на груди.

– Думаю, ты единственная внучка, – прорезался голос Ираклия. – Иначе бы точно не была любимой.

Это впервые, когда он ответил мне в тон. Я хотела вступить с ним в конфликт, но вмешалась бабушка и попросила впредь не препираться друг с другом перед ней.

В итоге, она уговорила меня поехать с Ираклием для её спокойствия. И настояла на том, чтобы после занятий я поехала домой к маме и не возвращалась ночью одна в деревню. Я не стала ей перечить, спокойно собрала вещи, попрощалась с ней, и вместе с парнем вышла из дома.

– Какую музыку любишь? – поинтересовался он, когда мы выехали из двора.

– Разную. Зависит от настроения.

– Оно у тебя бывает разным? Даже хорошим? – с улыбкой спросил он.

– Знаешь, сейчас бы я с радостью послушала тишину, – высокомерно бросила ему. – Организуешь?

– Как скажешь, мисс каприз, – он сделал музыку тише и всю оставшуюся дорогу не проронил ни слова.

Мы молча доехали до студии, где проходили занятия, и я начала собираться, чтобы выйти.

– Твоего тренера зовут Алексей? – вдруг спросил Ираклий.

– Да. Вы знакомы? – удивилась я.

– Да, мы соседи. Передавай ему привет.

– Встретишь его на улице, тогда и поздороваешься, – натянуто улыбнулась я. – Незачем ему знать, что мы с тобой знакомы.

– Стыдишься знакомства со мной? – рассмеялся он, видимо не ожидая такого ответа.

– Оставлю тебя без ответа, – улыбнулась еще шире и вышла из машины. – Спасибо, что довёз.

Мы попрощались с ним, и я быстро скрылась из виду. Занятия проходили несколько часов, после чего тренер развёз нас по домам.

Мне очень не хотелось встречаться с мамой, и я надеялась тихо войти в дом и пройти в комнату. Но мы столкнулись с ней в коридоре. Она с кем-то очень эмоционально говорила по телефону, кричала и была в ярости. Я испугалась и хотела выйти на улицу, не желая попасть под горячую руку. Но было поздно, её взгляд зацепился за меня, и она сбросила вызов.

– Вернулась?! – спросила она с отвращением, схватила со стула почтовый пакет и швырнула в меня. – Тебе тут посылка пришла! Дрянь малолетняя, за моей спиной общаешься с ним, да?

Я не понимала, о чём и о ком она говорит. Подняла пакет с пола и увидела, что посылку отправил папа. Мне стало дурно. Я понимала, что это всё выльется в ужасный скандал и хотела поскорее объясниться перед ней. Но не успела и рта открыть, как она набросилась на меня с криками и начала бить. Я старалась защититься, прикрывая лицо руками и пытаясь донести, что не общаюсь с ним. Но она не слышала. Как обезумевшая верещала. Называла мразью, предательницей и сукой. Слов было больше. Когда дело касалось оскорблений, моей маме не было равных. Она осыпала ими с особым красноречием, не щадя ничьи уши и сердца.

Последней точкой моего терпения стала лампа, которую она бросила в меня. Она разбилась и рассекла мне ногу. Я с диким ужасом выбежала из дома в ночи и ещё минуты три бежала без оглядки. Я плакала и не могла успокоиться. Я не знала, куда идти, где спрятаться и переночевать. Мне было страшно и очень больно. Физически и ещё больнее – морально.

Я не хотела ехать к бабушке и расстраивать её. А тренеру и другим знакомым мне было стыдно звонить. Я думала постучаться к соседям, но на часах была полночь.

Нога кровоточила и болела всё сильнее. Я сняла с себя лёгкий кардиган и завязала им ногу. Ещё минут тридцать я выжидала у нас на улице, что в каком-нибудь из соседских домов загорится свет. Но ничего не менялось. И я боялась, что скоро мама выйдет меня искать, и мне ещё достанется за то, что убежала. Поэтому, я взяла телефон в руки и набрала единственному человеку, кто мог бы сейчас что-то сделать – Ираклию. Я не испытывала перед ним никакого стыда, наоборот, мне уже тогда казалось, что он всё правильно поймёт.

– Алло, – удивлённо принял вызов он.

– Я не отвлекаю? – спросила я, когда услышала на заднем фоне шум.

– Нет, говори, – он вышел из помещения и стало тише.

– Я могу кое о чём попросить? – с трудом сдерживалась я, чтобы вновь не расплакаться.

– О чём?

– Ты мог бы приехать и забрать меня? Мне некуда идти и некому позвонить.

Как бы я не старалась, но отчаяние в моём голосе было невозможно скрыть. Ираклий потом признался, что очень испугался тогда за меня, ведь ещё несколькими часами ранее я даже говорить с ним не хотела, а тут позвонила с просьбой о помощи.

– Ты где? Что случилось?

– Я недалеко от своего дома. Поругалась с мамой. Не хочу заходить обратно.

– Илиана, не веди себя, как ребёнок. Что значит не хочешь заходить домой? Куда ты поедешь в это время суток?

– Можно я переночую у тебя в машине?

– Ты с ума сошла? – возмутился он. – Иди домой. Не капризничай. Ты о маме подумай, что с ней будет, когда она поймёт, что ты сбежала?

Я не сдержалась после его слов. Разрыдалась, понимая, что моя мама была бы счастлива, если бы ей сообщили, что я исчезла или ещё лучше – умерла. От этого осознания мне стало так больно, что я не смогла сдержать эмоций.

– Ладно. Извини, что побеспокоила, – с трудом выговорила я и, не дав ему ответить, сбросила вызов.

Я была раздавлена и озлоблена. Хотела кричать на весь мир от обиды и боли, но стиснув зубы, лишь крепко обняла саму себя, сидя на соседской лавочке. Решила, что переночую именно на ней, так как более безопасного места я не нашла бы.

Я подняла ноги на лавочку, прижала их к груди и зарылась головой в них. Меня разрывало на части от боли. Я не понимала за что заслужила такое отношение. Пока папа жил с нами, меня никогда не били родители. Да даже голоса не повышали. А теперь для мамы ударить меня было обыденным делом. Сказать мне колкое слово, было вместо доброго утра и спокойной ночи. Мне хотелось назад, в прошлое, когда папа был рядом. Я была так зла на него. Ведь он ушёл, оставив меня один на один со зверем, который своими зубами в клочья раздирал мою душу. Он ушёл, и я осиротела, лишившись не только его, но и мамы.

Не знаю, сколько прошло времени, когда меня ослепил свет от фонарей машины, и из неё вышел Ираклий. Увидев меня в потрёпанном виде, он испугался и тут же велел залезать к нему в машину.

Я была так рада его видеть. В ту минуту я нуждалась в любом плече, которое способно было дать мне опору, чтобы не упасть.

– Ты меня напугала, – сказал он, когда мы сели в машину. – Я звонил тебе, почему ты не отвечала?

– Не могла, – ответила честно.

Я вытирала слёзы с лица и поправляла волосы, хотя понимала, что мой вид уже ничто не спасёт.

– Мне пришлось позвонить Тамаре, чтобы узнать твой адрес, – его взгляд упал на раненную ногу. – Кто это сделал? – он потянулся к ней.

Кардиган уже был пропитан кровью от раны.

– Я не хочу об этом говорить, – сквозь дрожь в голосе ответила я и посмотрела ему в глаза.

Помню это, как сейчас. Помню, потому что тогда впервые посмотрела на него, не как на человека, сбившего бабушку, а как на красивого и обаятельного парня глазами девочки-подростка.

– Дай проверю рану. Возможно, нужно в травматологию.

Я покорно подняла ногу и позволила ему её осмотреть. Как оказалось там остались осколки стекла, и мы несколько часов провели в больнице, пока меня обследовали, снимали стекла и зашивали.

На часах уже было поздняя ночь или даже раннее утро. Ираклий заехал на заправку, купил нам еды и кофе, и мы поехали на холм, откуда открывался вид на город. В будущем это стало нашим любимым местом для уединения.

– И часто такое случается? – спросил он, не выдержав. – Бабушка знает?

– Я не говорю бабушке, что она поднимает на меня руку. Ей и так сложно принять то, во что превратилась мама после развода.

– Ты не ответила. Часто такое случается?

– Бывает иногда. Чаще она изводит меня словами.

Почему-то тогда никому даже в голову не приходило, что мою маму можно лишить родительских прав. Выход был всегда один – ребёнку нужно терпеть, пока родитель выместит на нём всю свою злость. Это потом я выросла, стала совершеннолетней и лишила её любых прав на себя. Но тогда мой персональный ад в лице мамы, казалось, будет длиться вечно.

Мы несколько часов говорили только обо мне и моей семье. Человеку, который ещё утром раздражал меня, ночью я изливала душу. Я открылась ему так, как не могла никому открыться. Мне всегда было страшно, что обо мне подумают другие. Мне казалось, что все меня либо засмеют, либо начнут жалеть, посчитав слабой. А я не хотела ощущать на себе этих чувств. Было легче создавать видимость сильного человека, за спиной которого есть защита.

Но с Ираклием всё было иначе. Слова ручьём лились из меня. Такого умиротворения и спокойствия после разговора я не ощущала очень много лет. Я плакала, смеялась, говорила. Он не жалел меня, не осуждал, не учил жизни. Он просто слушал. Так внимательно, так чутко. Понимал, что мне необходимо освободить свои чувства.

Утром он отвёз меня обратно к бабушке, и мне пришлось соврать ей и сказать, что я разбила зеркало и поранила ногу. Ираклий дал клятву, что ничего ей не расскажет. Бабушка мой единственный родной человек на белом свете, и мне хотелось уберечь её от всей грязи, происходящей вокруг.

А Ираклий начал делать всё возможное, чтобы отвлечь меня от угнетающих мыслей. Он часто приезжал в деревню, чтобы построить поленницу. Помогал с хозяйством, топил печку, а потом подолгу сидел с нами, и мы вместе слушали рассказы бабушки о её весёлой молодости с дедушкой.

И чем чаще я его видела, тем сильнее привыкала к его присутствию. Я ловила себя на мысли, что мне нравится наблюдать за тем, как он с другими соседскими парнями сооружает место для дров. Мне нравилось, когда он был в хорошем настроении, много шутил и улыбался. Нравилось сидеть с ним и бабушкой вечером в гостиной и много разговаривать.