Читать книгу Лавка древностей - Чарльз Диккенс, Geoffrey Palmer, Miriam Margolyes - Страница 8

– Фред, – сказал мистер Свивеллер, – вспомни популярную когда-то песенку «Прочь тоску, заботы прочь!», раздуй затухающее пламя веселья крылом дружбы и дай мне искрометного вина.

Апартаменты мистера Ричарда Свивеллера находились по соседству с театром Друри-Лейн и вдобавок к столь удобному местоположению имели еще то преимущество, что как раз под ними была табачная лавка, – следовательно, мистер Свивеллер мог в любую минуту освежаться чиханием (для чего ему требовалось только выйти на лестницу) и тем самым освобождался от необходимости заводить собственную табакерку. В этих-то апартаментах он и произнес вышеприведенные слова, стараясь утешить и подбодрить своего приунывшего друга; и тут небезынтересно и вполне своевременно будет отметить, что даже столь краткие изречения имели иносказательный смысл в соответствии с поэтическим складом ума мистера Свивеллера, так как на самом деле вместо искрометного вина на столе стоял стакан джина, разбавленного холодной водой, который наполнялся по мере надобности из бутылки и кувшина и переходил из рук в руки – за неимением бокалов, в чем следует признаться без ложного стыда, поскольку хозяйство у мистера Свивеллера было холостяцкое. Та же склонность к приятным вымыслам заставляла его говорить о своей единственной комнате во множественном числе. Покуда она была свободна от постоя, хозяин табачной лавки характеризовал ее в объявлении как «квартиру для одинокого джентльмена». Мистер Свивеллер принял это к сведению и неизменно называл свое жилье «моя квартира», «мои хоромы», «мои апартаменты», вызывая у слушателей представление о безграничном пространстве и даруя их фантазии полную возможность бродить по длинным анфиладам и переходить из одного величественного зала в другой.

Таким взлетам воображения мистера Свивеллера способствовал один весьма обманчивый предмет меблировки (фактически кровать, а по виду нечто вроде книжного шкафа), который стоял на видном месте в его комнате и тем самым обезоруживал скептиков, пресекая в корне всякие сомнения и расспросы. Днем мистер Свивеллер несомненно верил, и верил твердо, что эта загадочная вещь представляет собой книжный шкаф, и только. Он отказывался видеть в ней кровать, решительно отрицал наличие одеяла и гнал подушку прочь из своих мыслей. Ни единого слова о действительном назначении этой вещи, ни единого намека на то, чем она служила ему по ночам, ни единого упоминания о ее отличительных свойствах не слышали от мистера Свивеллера даже его самые близкие друзья. Непоколебимая вера в эту иллюзию открывала список его убеждений. Для того чтобы стать ему другом, надо было махнуть рукой на всякую очевидность, на здравый смысл, на свидетельство собственных чувств и жизненный опыт и безоговорочно поддерживать миф о книжном шкафе. Такова была слабость мистера Свивеллера, и он дорожил ею.

– Фред, – сказал Свивеллер, убедившись, что его мольба осталась без ответа. – Дай мне искрометного.

Молодой Трент с раздражением подвинул ему стакан и снова принял мрачную позу.

– Сейчас, Фред, я провозглашу тост, приличествующий обстоятельствам, – сказал его приятель, помешивая искрометное. – Да сбудутся…

– Фу ты черт! – перебил его Трент. – Сил моих нет слушать твою болтовню! Веселишься! Тебе все нипочем!

– Позвольте, мистер Трент, – возразил ему Дик. – Вам известно, что говорит пословица о тех, кто весел, да умен? Некоторые люди всегда веселы, да не блещут умом, другие больно умны (по крайней мере им самим так кажется), а веселиться не умеют. Я принадлежу к первым. Если эта пословица верна, то мне она подходит – во всяком случае в первой своей половине, а половина все лучше, чем ничего. Пусть я предпочитаю веселье уму, зато у тебя нет ни того ни другого.

– Тьфу ты пропасть! – проворчал Трент.

– Весьма вам признателен, – сказал мистер Свивеллер. – В светском обществе, кажется, не принято отпускать такие любезности по адресу хозяев. Но пренебрежем этим, будьте как дома. – Добавив к своему колкому замечанию еще несколько слов, смысл которых сводился к тому, что его приятель самый настоящий брюзга, Ричард Свивеллер допил искрометное, тут же приготовил себе вторую порцию, с удовольствием ее отведал и предложил тост воображаемому обществу: – Джентльмены! Выпьем за процветание древнего рода Свивеллеров и пожелаем, в частности, всяческого успеха мистеру Ричарду! Мистеру Ричарду, джентльмены, – тут Дик возвысил голос, – который тратит на друзей все свои деньги, а на него за это тьфукают вместо благодарности. Браво! Браво!

Трент прошелся раза два по комнате, снова вернулся к столу и сказал:

– Дик! Ты способен хоть минуту побыть серьезным и выслушать меня? Тогда я укажу тебе легкий способ разбогатеть.

– Ты уж столько мне указывал таких способов, – ответил мистер Свивеллер, – а какой от них прок? Пустые карманы, и больше ничего.

– Подожди, сейчас ты заговоришь другое, – сказал его приятель, подсаживаясь к столу. – Ты видел мою сестру Нелл?

– Видел. Ну и что?

– Правда, она хорошенькая?

– Очень даже, – согласился Дик. – Должен сказать к ее чести, что фамильного сходства между вами ни малейшего.

– Так, по-твоему, она хорошенькая? – нетерпеливо повторил его приятель.

– Да, – сказал Дик. – Хорошенькая, очень хорошенькая! А что из этого следует?

– Сейчас узнаешь. Ясно как божий день, что мы со стариком так и будем на ножах по гроб жизни, и мне на него рассчитывать нечего. Надеюсь, ты это подметил?

– Летучая мышь и та это подметит при ярком дневном свете, – ответил Дик.

– Ясно также, что деньги, которые этот старый скряга – чтоб ему пусто было! – когда-то сулил завещать нам обоим, достанутся после его смерти ей одной. Так или нет?

– Безусловно, так. Впрочем, может быть, он изменил свои намерения после моей речи? Это вполне вероятно. Как я блеснул, Фред! «Вы видите перед собой милейшего старенького дедушку». По-моему, сильно сказано! Сильно и вместе с тем просто и мило. Тебе понравилось?

– Ему не понравилось, – ответил Фред. – Следовательно, в обсуждение твоей речи можно не вдаваться, так вот слушай. Нелли пошел четырнадцатый год.

– Прелестная девочка, но маловата ростом для своих лет, – как бы в скобках заметил Ричард Свивеллер.

– Помолчи минуту, не то я ничего больше не скажу! – крикнул Трент, возмущенный тем, что его друг не проявляет никакого интереса к разговору. – Я подхожу к самому главному.

– Слушаю, – сказал Дик.

– Нелл девочка по натуре очень привязчивая и так воспитана, что легко поддается влиянию. Надо только взять ее в руки и действовать когда лаской, а когда и угрозами. У меня она будет как шелковая, я в этом уверен. Да что там разводить антимонии – всех преимуществ моего плана не перечислить и за неделю! Почему бы тебе не жениться на ней?

Внимая этой горячей и убедительной речи, Ричард Свивеллер посматривал на своего приятеля поверх стакана, но стоило только ему услышать последние слова Трента, как он весь преобразился от ужаса и с трудом выговорил:

– Что?

– Я говорю, почему бы тебе… – повторил Трент твердым голосом, зная по опыту, какое это производит впечатление на его приятеля, – почему бы тебе не жениться на Нелли?

– Да ведь ей еще четырнадцати лет не исполнилось! – воскликнул Дик.

– Ну, не сию минуту, конечно! – сердито возразил ему Фред. – Через два года, через три, через четыре. Ведь ясно, что старик долго не протянет.

– Ясно-то оно ясно, – ответил Дик, покачав головой. – Но эти старики такой народ… Им нельзя доверяться, Фред. У меня есть тетушка в Дорсетшире, которая собиралась помереть, когда мне было восемь лет, да так и по сию пору все собирается. Ведь это такие обманщики, такие зловредные люди! Никаких твердых устоев! На них еще можно рассчитывать, Фред, когда в роду имеется предрасположение к апоплексии, но даже и в этом случае им ничего не стоит тебя надуть.

– Хорошо, возьмем худший исход, – сказал Трент так же твердо и по-прежнему не спуская глаз со своего приятеля. – Допустим, что старик проживет долго.

– То-то и оно-то, – сказал Дик. – Вот в чем беда.

– Повторяю: допустим, что он проживет долго, – продолжал Трент, – и я уговорю или – точнее – заставлю Нелл тайком выйти за тебя замуж. Как ты думаешь, что из этого получится?

– Семья и ежегодный шиш с маслом на ее содержание, – ответил Ричард Свивеллер после некоторого раздумья.

– Поверь мне, – снова заговорил Трент с той серьезностью, которая, независимо от того, была ли она искренняя или напускная, всегда производила неотразимое действие на Дика. – Поверь мне, у старика вся жизнь в Нелли, и все его силы, все помыслы отданы ей. Ему и в голову не придет лишить ее наследства за неповиновение, – впрочем, так же, как и помириться со мной, сколько бы я ни проявлял покорности, сколько бы ни блистал добродетелями. Он не способен ни на то ни на другое. У кого есть глаза во лбу, тот не может не видеть этого.

– Да, это, кажется, маловероятно, – задумчиво пробормотал Дик.

– Не кажется, а так оно и есть. А если ты еще сумеешь подольститься к нему, чтобы заслужить прощение, сославшись, например, на бесповоротный разрыв, на смертельную вражду со мною – разумеется, только для виду, – тогда он живо сдастся. Что касается Нелл, то в этом можешь положиться на меня. Капля камень долбит. Выходит, проживет ли старик еще несколько лет, или скоро умрет, – разница невелика. Так или иначе, ты будешь единственным наследником старого скупердяя, мы с тобой вместе попользуемся его денежками, а тебе вдобавок достанется красивая молодая жена.

– В том, что он богач, сомнений быть не может? – спросил Дик.

– Сомнений? Ты разве не слышал, как он проговорился при нас? У него, видите ли, сомнения! Ты уж во всем готов сомневаться, Дик!

Утомительно излагать все хитроумные повороты этого разговора, все способы, с помощью которых сопротивление Ричарда Свивеллера было постепенно сломлено. Достаточно сказать, что душевная пустота, корысть, бедность и страсть к мотовству вынудили его отнестись к этой затее благосклонно, а свойственная ему беспечность, не сдерживаемая никакими другими соображениями, легла на ту же чашку весов и решила дело. Немалую роль сыграло тут и влияние, которое издавна имел на него Трент, – влияние, пагубно отразившееся сначала на кошельке Дика и его видах на будущее, но не ослабевшее и по сию пору, хотя ему, бедняге, вечно приходилось отдуваться за своего распутного дружка, так как в девяти случаях из десяти Дик совершенно зря считался коварным искусителем Фреда, будучи на самом деле всего лишь безвольным орудием в его руках.

Планы, которыми руководствовалась другая сторона, были гораздо сложнее, чем мог предполагать Ричард Свивеллер, но мы предоставим им дозревать в тиши, поскольку сейчас они не представляют для нас интереса. Итак, переговоры закончились к обоюдному удовольствию приятелей, и мистер Свивеллер уже начал весьма цветисто изъяснять, что он не видит непреодолимых препятствий к тому, чтобы жениться на ком угодно, лишь бы невеста была с деньгами или с движимым имуществом и согласилась бы выйти за него замуж, как вдруг его речь была прервана стуком в дверь и проистекающей отсюда необходимостью крикнуть «прошу».

Дверь приотворилась, но приглашением Дика воспользовалась только чья-то рука, вся в мыльной пене, а также струя сильного табачного запаха. Табачный запах шел из лавки в нижнем этаже, а рука в мыльной пене, только что вынутая из ведра с теплой водой, принадлежала служанке, которая оторвалась от мытья полов, чтобы принять письмо, и теперь протягивала его из-за двери, заявляя, со свойственной ее племени способностью легко усваивать фамилии, что оно предназначается мистеру Вривеллеру.

Взглянув на адрес, Дик побледнел, и вид у него стал довольно глупый, но бледность и глупое выражение лица еще усилились, когда он ознакомился с содержанием письма и сказал, что роль галантного кавалера имеет и свои неудобства и что, прежде чем пускаться в подобные разговоры, ему следовало бы вспомнить о ней.

– О ней? О ком это? – осведомился Трент.

– О Софи Уэклс, – ответил Дик.

– Кто она такая?

– Она мечты моей царица, сэр, вот она кто такая, – сказал мистер Свивеллер и, сделав большой глоток искрометного, устремил на друга проникновенный взор. – Она прелестна и мила. Ты ее знаешь.

– Да, припоминаю, – небрежно бросил его приятель. – Ну и что?

– А вот то, сэр, – продолжал Дик, – что между мисс Софией Уэклс и скромным молодым человеком, который имеет честь беседовать с вами, зародились горячие и нежные чувства – чувства весьма благородного и возвышенного свойства. Сама богиня Диана, сэр, – та, чей рог сзывает на охоту, – не была столь безупречного поведения, сколь София Уэклс. Верьте мне, сэр.

– Значит, это не пустая болтовня – так прикажешь тебя понимать? – спросил Трент. – Что же у вас там было – амуры?

– Амуры были. Обещаний жениться не было, – сказал Дик. – За нарушение таковых меня не притянут. Это единственное, чем я себя утешаю, Фред. Компрометирующей переписки тоже не имеется.

– А это что за письмо?

– Напоминание о сегодняшнем вечере, Фред. Небольшой бал на двадцать человек; в общем итоге – двести волшебных нежных пальчиков, порхающих легко, при условии, что у каждой леди и каждого джентльмена имеется полный набор таковых. Придется пойти – хотя бы для того, чтобы начать подготовку разрыва. Не бойся, я устою. Интересно только узнать, кто принес письмо, она сама или нет? Если сама, не ведая о препонах, возникших на ее пути к счастью, – это душераздирающе, Фред!

Мистер Свивеллер призвал служанку и удостоверился, что мисс Софи Уэклс вручила свое письмо лично, что ее сопровождала, разумеется, приличия ради, младшая мисс Уэклс и что, когда мисс Софи предложили подняться самой к мистеру Свивеллеру, поскольку он был дома, она ужаснулась и выразила готовность лучше умереть. Мистер Свивеллер выслушал отчет служанки с восторгом, который никак не вязался с его недавними планами на будущее, но такая странность не смутила Трента, ибо ему, вероятно, было хорошо известно, что он властен пресечь любой шаг Ричарда Свивеллера, когда сочтет нужным сделать это ради соблюдения собственных интересов.