Читать книгу В глубь истории: историческая концепция К. Маркса - Чэнь Сяньда - Страница 14

Обосновав важность критерия человечности для решения вопроса о государстве, Маркс не мог не обратиться к историческим исследованиям нравов и обычаев. После закрытия редакции «Рейнской газеты» в марте 1843 г. он в Кройцнахе занялся исследованиями истории, результатом которых стали пять «Кройцнаховских тетрадей». Марксистские работы отличались масштабностью: они затрагивали Францию, Англию, Германию, Швейцарию начиная с VI в. до нашей эры и заканчивая тридцатыми годами XIX в., а также касались Польши и других стран. Маркс сравнивал истории каждой страны, уделяя особое внимание изучению имущественных отношений и форм правления, изменению государственного устройства и многим другим вопросам. Данные исследования оказались чрезвычайно важными для рассмотрения сущности государства и критики идеалистического взгляда Гегеля на него.

В передовице из № 179 «Кельнской газеты», написанной в июне 1842 г., Маркс включает Гегеля вместе с Макиавелли, Гоббсом, Руссо и другими в ряды тех, кто смотрит на государство с точки зрения человека. Однако после обращения к Фейербаху и вслед за более глубокими историческими исследованиями он обнаружил, что, несмотря на большую диалектичность мысли Гегеля по сравнению с французскими просветителями, его взгляд на государство не соответствовал подходу с позиции человечности, а представлял собой «логический, пантеистический мистицизм».

Согласно Гегелю, действительная, она же абсолютная, идея работает исходя из определенных принципа и цели. Таким образом, она становится самостоятельным субъектом. Действительное отношение семьи и гражданского общества к государству превращается в воображаемую внутреннюю деятельность идеи, отвлекается от них в процессе движения. Поэтому, согласно Гегелю, главным является не поиск человеческой деятельности в государстве, а «эзотерическая часть» – «находить в государстве повторение истории логического понятия» (1955. Т. 1. С. 225).

Обсуждая разделение политического строя на различные власти, компетенции и сферы деятельности, Гегель проводит параллель с организмом, поэтому многообразие аспектов и полномочий в нем носит не механический, а взаимосвязанный характер. Философ превращает каждое его звено в нечто абстрактно-логическое, так что отношения между ними совпадают с разумом. Вследствие этого и политический строй государства подразделяется на три части в соответствии с природой идеи: законодательная, правительственная и власть государя. Первая устанавливает и утверждает всеобщие вещи; вторая способствует тому, чтобы каждая частная сфера и индивидуальное дело подчинялись всеобщим делам; третья объединяет все власти в руках одного человека, она есть вершина и отправная точка конституционной монархии, олицетворение идеи, воплощение окончательного волевого решения.

Таким образом, внутренние связи государственного производства, компетенций и строя у Гегеля основываются на идее. Несмотря на то, что его взгляд на государство является немецкой версией буржуазных политических практик, он по-прежнему носит идеалистическую окраску. Маркс, критикуя его подход, пишет: «Государственный строй, следовательно, разумен, поскольку его моменты могут быть растворены в абстрактно логических моментах.

Государство должно различать и определять свою деятельность не соответственно своей специфической природе, но согласно природе понятия, которое является мистифицированной движущей силой, присущей абстрактной мысли. Разум государственного строя есть, следовательно, абстрактная логика, а не понятие государства. Вместо понятия государственного строя мы имеем строй понятия. Не мысль сообразуется с природой государства, а государство сообразуется с готовой мыслью» (1955. Т. 1. С. 239).

Гегель также затрагивает тему человека и человеческой деятельности, но рассматривает ее как подчиняющуюся деятельности идеи. Он переходит не от реального человека к государству, а наоборот; рассматривает не государство как наивысшую реальность для человека, а монарха как его «высшую действительность» и «наличное бытие идеи».

Почему Гегель превозносит идею и принижает человека? Он вовсе не отступается от исторической традиции буржуазного гуманизма. В действительности он грезит о воплощении достижений французской буржуазной революции в германских условиях. Проблема в том, что Гегель не был согласен с буржуазным гуманизмом, воспринимающим историю через понятие человечности, но всеми силами пытался найти историческую закономерность вне человечности – в своей вымышленной абсолютной идее. Тем самым он сделал из истории закономерный процесс, а из человека и человеческой деятельности – инструмент для осуществления идеей своей внутренней цели. Причина, по которой Гегель делает это, заключается в том, что он хочет: 1) дать жизнеописание абстрактной субстанции, идеи, так что человеческая деятельность и т. д. должна выступать у него как деятельность и результат чего-то другого; 2) заставить действовать сущность человека не в его действительном человеческом существовании, а как некую воображаемую единичность, из-за чего все действительное эмпирическое существование принимается за момент идеи.

Обратившийся в это время к Фейербаху Маркс под влиянием его антропоцентрических идей переходит от сомнений и колебаний в отношении гегелевского объективного идеализма к его критике. Он возражает гегелевскому пониманию семьи и гражданского общества в качестве «определений идеи» и настаивает на том, что они есть «социальные формы существования человека», «осуществление его сущности», «ее объективирование». Поэтому в противоположность трактовке Гегелем идеи как эзотерической части государства Маркс выдвигает положение о том, что «человек всегда остается сущностью всех этих социальных образований» (1955. Т. 1. С. 264). Другими словами, различные социальные формы вовсе не являются определениями и моментами идеи, а представляют собой присущие человеку существенные качества действительного субъекта и выражают его всеобщность. В их отсутствие человек был бы некой абстракцией, недействительным существованием, голым понятием. Очевидно, что Маркс воспринимает семью и гражданское общество как различные социальные формы, как действительное существование человека, что намного рациональнее по сравнению с восприятием их в качестве отдельных моментов идеи, чисто умозрительных логических категорий, и ближе к раскрытию сути вопроса. Однако его высказывание о том, что сущностью всех социальных образований является человек, и объективирование его сущности, очевидно, является преждевременным по сравнению с тем выводом, к которому он пришел весной 1845 г., а именно: сущность человека есть совокупность его общественных отношений. На этом этапе выдающийся успех Маркса состоял не столько в самом содержании высказывания, сколько в его очевидном стремлении преодолеть гегелевский идеализм.

Этот тезис, очевидно, является преодолением клейма фейербаховского антропоцентризма. Если Фейербах рассматривал теологию как науку о человеке и считал, что в нем сокрыты религиозные тайны, то Маркс полагал, что человеческую сущность объективируют различные социальные формы и общественные объединения, которые в ней заключены. Маркс превзошел Фейербаха по нескольким пунктам.

1. Он рассматривал семью, гражданское общество и государство как социальные формы человеческого бытия, что противостояло той точке зрения, согласно которой человек есть отдельная от общества природная сущность. В действительности Маркс через полгода пришел к тому, что человек не является чем-то абстрактным, существующим вне мира, а принадлежит ему, государству и обществу.

2. Гегель пренебрежительно относится к народу. Он полагал, что без государя, правительства, суда и чиновничества народ был бы неопределенной абстракцией. Маркс считал, что в соответствии с данным подходом получается «как будто не народ есть действительное государство». В реальности «государство есть нечто абстрактное. Только народ есть нечто конкретное» (1955. Т. 1. С. 250). Действительный человек и народ выступают как «действительное основание» государства: «Не государственный строй создает народ, а народ создает государственный строй» (1955. Т. 1. С. 252). Таким образом, Гегель сделал из человека субъективированное государство, а Маркс из государства – объективированного человека. При этом Маркс вовсе не рассматривал его как обособленного индивида: «Личность без лица есть, конечно, абстракция, но лицо есть действительная идея личности только в своем родовом бытии, в качестве лиц» (1955. Т. 1. С. 249) – только в этом случае возможно действительное бытие.

3. При изложении взаимосвязи государственных функций и человеческой деятельности Маркс, критикуя гегелевское учение о системе наследования, осуществляет первичный анализ вопроса о социальных и физических качествах, который открывает Марксу новый путь, отличный от антропоцентризма Фейербаха.

Несмотря на то, что Гегель с позиции объективного идеализма рассматривал государство как воплощение идеи и анализировал его функции и деятельность в соответствии с чисто логическими требованиями, он не мог не понимать: социальная сфера – это человеческая сфера, и вся наблюдаемая общественная деятельность проявляется соответствующим образом. Вследствие этого он в «Философии права» признает, что государственные отправления «связаны с индивидами, которыми они осуществляются и совершаются». Однако Гегель подчеркивал, что их взаимосвязь происходит «не со стороны их непосредственной личности, а со стороны их всеобщих и объективных качеств», поэтому государственные функции связаны с индивидами «внешним и случайным образом»[17]. В Средние века они считались частной собственностью, должности могли продаваться и передаваться по наследству, как, например, некогда во французском парламенте или в английской армии, где разрешалось торговать офицерскими должностями до определенной степени. Утверждение Гегеля о внешней и случайной взаимосвязи индивидов с государственными функциями и властями означает, что те обладают полномочиями управлять государственными делами совершенно не потому, что они от рождения наделены ими, а в силу присущих им объективных качеств, то есть особых индивидуальных способностей, умений и характера, соответственного воспитания и подготовленности к особым делам. Взгляд Гегеля с одной стороны противостоит феодализму.

Однако опорной точкой гегелевской философии был объективный идеализм. Философ рассматривал государственные функции и сферы деятельности чисто логически и абстрактно, связывая государство с идеей, а вовсе не с человеческой деятельностью. Маркс противостоял такому подходу. По его мнению, государственные функции и сферы деятельности являются воплощением не внутренних требований идеи, а человеческих способностей. Только через индивида, реализующего общественный долг, государство может выполнять свои функции. Отношения между ними являются не внешними и случайными, а внутренними и необходимыми. Так как человек – это совокупность всех своих общественных отношений, то государство – это действительность человеческой сущности, ее объективация и способ человеческого существования и действия. Несмотря на наличие фейербаховского антропологизма во взглядах Маркса рассматривать государство с позиций человеческой деятельности логичнее, чем по-гегелевски представлять его в сфере чистой идеи. Маркс поднимает тему о двоякой характеристике человека (физиологической и социальной) и утверждает, что сущность человека «составляет не ее борода, не ее кровь, не ее абстрактная физическая природа, а ее социальное качество». По его мнению, государственные функции и сферы деятельности связаны с индивидом, но «не в качестве физического, а в качестве государственного индивида, они связаны с государственным качеством индивида», так как функции государства есть «не что иное, как способы существования и действия социальных качеств человека». Поэтому при изучении человека индивиды «должны рассматриваться по своему социальному, а не по своему частному качеству» (1955. Т. 1. С. 242).

Маркс развивает тему социальных и физических качеств человека при рассмотрении системы престолонаследия.

Подход Гегеля, основывающийся на взаимосвязи государственных функций, сфер деятельности и индивидов, заключается в том, что единство государства должно быть представлено одним человеком – государем. Он выступает в виде «персонифицированного суверенитета», «вочеловечившейся суверенности». В одном отдельном государе, исключающем всех остальных людей, воплощены «государственный разум» и «государственное сознание». Поэтому государь, являющийся «лицом, специфически отличным от всего своего рода, от всех других лиц», «рассматривается как наличное бытие идеи» (1955. Т. 1. С. 248, 263, 264).

Почему государь передает власть по наследству? Согласно Гегелю, это происходит благодаря порядку престолонаследия, то есть естественной преемственности, когда при освобождении трона предотвращаются притязания клик. В таком случае это всего лишь следствие, превращенное в основание, которое основывается не на имманентной идее государства, а на чем-то внешнем. Точно таким же образом, если полагать, что государя можно избирать, то поскольку ему надлежит заботиться о делах и интересах народа, постольку и тому следует сделать выбор, кому он поручит заботу о своем благе. Если только из этого решения населения возникает право на правление государством, то данный взгляд будет «поверхностным». В действительности «избирательная монархия представляет собой едва ли не худший из институтов»[18]