Читать книгу Поцелуй девственницы. С примечанием Б. Петрушевского - Чич Букинский - Страница 7

Я начал чересчур пространно и сбиваюсь с одной темы на другую, но думаю, вы простите меня за это. Просто представьте, что вы получили возможность читать чужие мысли. Правда, мысли всего одного человека и, скорее всего, это не тот, чьи мысли вы хотели бы прочесть. Но, тем не менее, это какая-никакая особенность. Однако впредь я постараюсь избавиться от сумбура и хаотичности своей исповеди и примусь структурировать все, что приходит в голову.

Для начала нам понадобиться кое-какая предыстория. Жил-был одинокий, никому не нужный студент фил-фака, готовящийся вот-вот стать журналистом. Телосложения был среднего, успеваемость имел среднюю, этап его социализации застрял тоже где-то посередине. Из девушек он общался с парой-тройкой сокурсниц, но на полном серьезе считал, что знает назубок женский характер, да и в принципе сущность всех людей. Как следствие, окончательно и бесповоротно разочаровался в жизни.

Стал отшельником. Читал взахлеб русскую классику, английских романистов, американские детективы. Ходил повсюду с неизменным томиком Набокова и мечтал, подобно своему кумиру, эмигрировать в Америку, где писать собственные книги на инглише и получать за это неимоверные гонорары. Но он был для этого слишком слабоволен.

Как и любой другой «начинающий писатель», наш герой не брезговал тяжелыми алкогольными напитками и изредка баловался легкими наркотиками. Все исключительно для более глубокого самопознания.

Еще с подросткового возраста он стал замечать у себя какие-то странные наклонности и отклонения. В силу очень редких эпизодов общения со сверстниками, он не знал, что все подростки жуткие пошляки и извращенцы, считая себя психически нездоровым, чем, конечно же, гордился. И в результате на самом деле помешался. Шутки про письки переросли в просмотры эротических фильмов, что впоследствии стало регулярным занятием, а пристрастившись к детскому грешку, герой наш стал пересаживаться на все более жесткие варианты порно.

Чем дальше в лес – тем больше дров. Герой наш имел регулярные сношения с рукой и подручными средствами, но так и ни разу еще за 24 года не прикоснулся к сокровенным женским тайным местам, о которых так мечтал длинными ночами и в свете бегущих дней. Причем, парадоксально: чем старше он становился, тем младше становились объекты его вожделения. Он полюбил инцест и лоликон, увлекался комиксами, хентаем, лезбо, садо-мазо.

Первый свой рассказ «Черный треугольник» он под псевдонимом опубликовал на паре Интернет-ресурсов и отправил на литературный конкурс. Формулировка отказа была следующая: «Уважаемый Чич Букинский, жюри литературного конкурса „Сказки Венского леса“ вынуждено отказать вам в вашей заявке по причинам чересчур грубого стиля изложения в вашем произведении, обилия ненормативной лексики, слишком резких высказываний в адрес женщин, а так же – чрезмерного количества эпизодов половых актов с бытовыми предметами. Организаторы конкурса настоятельно рекомендуют вам посетить центр невролого-психиатрической помощи по адресу Такому-то и на время прекратить писательскую деятельность и разобраться с личной жизнью. Так или иначе, желаем вам творческих успехов и всего наилучшего». Было это на первом курсе.

Затем было много учебных очерков, пара статей в газеты, одна малюсенькая заметка в Playboy, которую так и не напечатали. Герой наш ленился написать что-то действительно большое и значимое, хоть и неимоверно хотел этого. Он боялся повторить свой первый опыт.

Но вот в адских муках весеннего спермотоксикоза из пучин больного подсознания родилось нечто под названием «Поцелуй девственницы». Рассказ о первой любви, о первых нежных чувствах миловидной девочки-подростка. Казалось бы, он должен быть светлым и чистым, как попка младенца, должен пробивать на слезу умиления и вызывать невольные вздохи. Но как бы ни так.

Рассказ, конечно, произвел тот еще фурор. «Поцелуй девственницы» разлетелся по всему университету многотысячными копиями. Им зачитывались на парах, на переменах, в столовых, в туалетах, его переписывали в тетради, разносили друзьям, цитировали на партах и стенах, обсуждали в курилках и на скамьях. Даже в деканаты нескольких факультетов попали кое-какие экземпляры, и профессора с неподдельным интересом изучали сей необычный материал.

Кто-то читал взахлеб, обливаясь потом волнения; кто-то еле сдерживал рвотный рефлекс, но из любопытства все же почитывал строчку за строчкой; кто-то оставался равнодушным, но тем не менее, отмечал особую манеру письма и довольно неприятную, однако сильную энергетику. Так или иначе, не было в университете того, кто бы ни разу не слышал про «Поцелуй девственницы».

А что за «Поцелуй девственницы»? Вы слышали о «Поцелуе девственницы»? Ты читал «Поцелуй девственницы»? А про что «Поцелуй девственницы»? Это было в «Поцелуе девственницы». Ничего отвратительнее «Поцелуя девственницы» я еще не читала. А кто написал «Поцелуй девственницы»?

Последний вопрос, кстати, волновал без малого весь университет. Студсовет безуспешно разыскивал в списках Ивана Зазубрина, а новоиспеченные Эркюли Пуаро и миссы Марпл пытались методом дедукции вычислить настоящего автора. Который, тем временем, уже оканчивал четвертый курс и, в надежде повторить университетский успех на мировой литературной арене, носился по издательствам и обивал пороги почтамтов. Никто не хотел издавать рукопись.

Слишком резко. Слишком смело. Слишком грубо. Слишком схематично. Небольшая история взаимоотношений женатого педагога детского лагеря с одной из его подопечных, заканчивающаяся долгим божественным поцелуем, описанным на четырех страницах, не заинтересовала букинистов. Только небольшой литературный журнальчик, издающийся раз в квартал, не отказал Ивану Зазубрину, и поместил «Поцелуй девственницы» где-то в середину очередного выпуска.

Рассказ получил несколько рецензий, одна из которых была абсолютно разгромной, а другая всячески нахваливала автора за искренность. Этого хватило, чтобы один более-менее видный издатель заинтересовался новой фигурой на писательском поле. Издатель этот специализировался на выпуске «подобного рода чтива», как он сам выражался, но для полноценной книги материала не хватало. Тогда герой наш заключил с издателем сделку, согласно которой обязался к концу сентября предоставить 200 страниц, написанных в том же стиле, на тот же сюжет. Начиналось лето, университет был кончен, а аванс выплачен. И вот, с рассказом на руках, который теперь предстояло превратить, как минимум, в повесть, наш герой принялся собирать свежий материал.

Но разве можно достоверно написать о том, чего сам не знаешь и не испытал на личном опыте? Герой обратился к своему приятелю, человеку с активной жизненной позицией, массовику-затейнику, заваленному работой по самую макушку. «Не возьмешь ли ты меня с собой, поработать вожатым?» Тот даже обрадовался, но с собой не взял, а просто скинул герою одну «легкую» работку, с которой «справится любой дурак», ведь надо только «следить за детьми, да пару раз сыграть в „крокодила“, а все остальное время они будут на процедурах».

Был рассказ, был аванс, был сюжет, был санаторий-профилакторий. Не было только пути назад.