Читать книгу Беллетрист - Чихнов - Страница 5

1

Не за что было работать: в магазине пусто, а если что и появлялось – по договорным высоким ценам. Зарплаты только-только и хватало на питание. На тридцать процентов упала производительность труда на заводе по сравнению с прошлым годом. Не стало соцсоревнования. Осталась одна работа, как она есть, в самом неприглядном ее виде, – как средство к существованию.

– Эй ты, старый хрен! Хватит шуметь! – ругался Дорофеев на Плотникова. – Как перекур, так он начинает шуметь! Хитрый, старый хрен.

– Что, без меня и покурить не можете? – обращал Алексей неприятный разговор в шутку, наждак все же выключил.

– Иди сюда, покурим! – махнул рукой Пашков.

Плотников прошел за вальцы, закурил. Алексей не держал зла на Вадима: был не лучше, тоже хамил. Два сапога – пара. Если бы Алексей захотел стать другим, то у него ничего бы и не получилось: коллектив знал его как балагура и не хотел знать другим. Одна возня Плотникова с Зойкой чего стоила. Комедия.

Зойка с ведром, веником под мышкой прошла к станку Бушмакина подметать.

– Зойка, иди сюда! – вытянув тонкую длинную шею, замахал руками Плотников.

– А ну тебя!

– Ишь, не в настроении, – довольный, объяснил Плотников. – Вчера мужик ее пришел с работы пьяный и сразу завалился спать. Даже не удовлетворил. Хмелевой жаловалась. Зойку, мне кажется, трудно удовлетворить. Худая – жадная.

– Это от организма зависит, от темперамента, а не от худобы, – запальчиво принялся объяснять Вадим. – Думаешь, худая, так много надо? Не всегда. Есть женщины, которым совсем не надо.

– Клавдия вот уж лет десять живет одна с дочерью. Я не слышал, чтобы она гуляла, кто-то у нее был.

Вадим жадно затянулся, выбросил окурок, сплюнул:

– Не слышал… В тихом омуте, Алексей, черти водятся. На днях у нее был день рождения. Подхожу я к ней, говорю: в гости приду? «Ой, я не готова к гостям». Заплакала. Строит из себя… Овечка.

«Станет она каждого принимать. Не дура!» – проникся Плотников гордостью за Клавдию.

– Неисправимый ты, Алексей, человек, – встрял в разговор Пашков. – Через неделю на пенсию, а ты все о бабах. Ты давай брагу ставь. Угощать нас будешь. Не угостишь, лучше в цех не приходи. Понял?!

– Мне ящик водки обещали оставить по справке, – признался Алексей.

– Ну смотри, чтобы ящик водки был, – успокоился Пашков

Пенсия для кого-то трагедия: работал, работал человек и вдруг оказался не у дел, стал не нужен. А для кого-то пенсия – долгожданный отдых. Алексей и ждал, и не ждал пенсии: придет – и ладно. И вот уж через неделю с небольшим – пенсия. Сильно болели руки. За кувалду Алексей уже и не брался, а если надо было хорошо ударить, просил Пашкова или Дмитрия. В помощи ни тот, ни другой не отказывали.

– Был у нас в СМУ бригадир один, Андреев, – рассказывал Вадим. – Баран бараном. Интересно он закрывал наряды. Я, значит, режу, варю, а он, козел, пишет мне в нарядах: уборка снега. И говорит, мол, я тебе в наряде закрываю девять тонн, а разве ты перекидал бы столько снега за смену? А перекидка снега стоит копейки. Ты мне, балбес, заплати за произведенную работу, и у меня выйдет пятнадцать-шестнадцать рублей в смену. Видишь, как у нас делается? Не хотят платить. На зарплате экономят. А сколько у нас денег уходит на никому не нужные объекты? Канал построили, а оказалось, что не надо было строить, экологии вредно. Деньги затрачены. Нет у нас хозяина.

– Так оно, – соглашался Плотников. – Как-то откомандировали нас, человек двести, на уборку картофеля. Приехали в колхоз, а там убирать-то нечего. Ведро картошки на человека. Целый день просидели, дурака проваляли, а ведь платить всем надо. В среднем девять рублей на человека. Капиталист бы так не сделал.

– Платить не хотят, – опять закурил Вадим. – Если бы мне платили, я бы стойку за четыре часа заварил, так я ее буду варить смену, потому что все равно мне больше не заплатят. Что я буду варить четыре часа, что смену – все едино.

– Конечно, если бы платили, можно было бы работать, – закурил Пашков. Сергей все хотел бросить курить, полгода продержался – по пьянке закурил. Около трубы, где сидел Вадим, все было оплевано. Вадим страшно плевался, даже когда слюней не было, все равно отхаркивался.

Вадиму уже был выставлен КТУ. Он уже больше не стремился сегодня сделать больше, чем вчера; есть работа – работал, нет – сидел. Дмитрий размечал фланцы. Нерабочей была атмосфера в цехе. Хмелева с кладовщицей пошли в инструменталку делить ситец. Вчера на заводе давали дешевую колбасу по два килограмма на человека, сегодня – ситец по пять метров на руки.

– И накормят, и оденут. Чего еще надо? – шутила Хмелева.

2

Вчера в торжественной обстановке в красном уголке Плотникова проводили на пенсию; был сделан подарок – стиральная машина-малютка «Фея».

– Человек всю жизнь проработал на заводе. Завод выделил на подарок тридцать рублей. Как подачку кинули! – возмущался после собрания Чебыкин.

Когда Кичигин, кузнец, уходил на пенсию, ему подарили большой ковер, одеяло ватное, транзистор – рублей на пятьсот, наверно, а тут – стиральная машина, да еще «Малютка».

Плотников спешно взял отпуск без содержания на три дня, чтобы не устраивать пьянку: тремя бутылками водки было не обойтись, а поить людей за просто так, на дармовщинку, Алексей не хотел. Чтобы Бушмакин и другие любители выпить на дармовщинку не приставали, придумал историю с пропажей водки с веранды: был ящик водки, и нет. Украли и все!

С выходом Плотникова на пенсию Дмитрий осиротел: Алексей был единственный человек в цехе, кому Дмитрий доверял, с кем был в хороших, приятельских, несмотря на разницу в возрасте, отношениях. Дмитрий сразу же после школы устроился на завод и был приставлен к Плотникову учеником. Наставник из Алексея был неважный, теорию слесарного дела Алексей не знал, да и практик был – так себе… Ученичество затянулось. И это было не лучшее время: много было всякого рода хозяйственных работ. Вместо положенных шести месяцев Дмитрий год проходил в учениках. Случалось, что и бегал за водкой, магазин был рядом. В армию Дмитрий ушел с четвертым разрядом. Демобилизовавшись, вернулся в цех, через год сдал на пятый разряд, обошел своего наставника в квалификации.

Начало смены было неплохим, работа несложная: отрихтовать, иначе, выправить пруток диаметром двенадцать из бухты на шпильки. Труд сродни кузнечному – с молотком. Прошел уже час за работой. Чуть побаливало с непривычки плечо. Тепло приятно разливалось по всему телу. Перекур. Чем изнурительней, напряженней работа, тем приятней, желанней перекур.

Чебыкин рубил уголок на комбинированных ножницах. «Подойдет, не подойдет? – курил, гадал Дмитрий. – Подойдет».

– Дмитрий, ты уже пятнадцать минут сидишь. Работы нет?

– Какие 15 минут? Ты что! Я только сел! Спроси у Пашкова.

– Я и так знаю, без Сергея. Не слепой.

– Ты, Леонид Иванович, смотришь: человек сидит, значит, филонит, надо ему зарплату урезать. Я только сел!

– Я, Дмитрий, смотрю, как человек работает: старается. Бывает, конечно, что человеку нездоровится, не работается. Но это – раз в месяц, два… Я ставлю ему за смену средний КТУ. Стараюсь не обидеть.

– «Не обидеть»…

– Ты, Дмитрий, много себе позволяешь. Копыловой грубишь. Я слышал, как ты с ней разговаривал. Она баба с придурью, но она – человек.

– «Человек». «Человек». У тебя своя правда, у меня – своя. Мы никогда не поймем друг друга.

Чебыкин ушел.

– Слышали?! – не мог Дмитрий молчать. – Я, говорит, пятнадцать минут уже сижу. Я только что сел. Время было пять минут десятого, я посмотрел еще на часы, когда сел. Сейчас урежет КТУ. Как после этого работать?

– Видишь ли, им же надо, чтобы ты хорошо работал, чтобы у них был заработок, – принялся объяснять Вадим. – Они же ничего не производят. Дармоеды! Мы их обрабатываем. В Америке человек получает шестьдесят пять процентов от того, что произвел, а у нас – пятнадцати не выходит. Куда это годится!

«Все, хватит! – не хотел Дмитрий больше так работать. – Рассчитаюсь. К черту все! Завтра же подам заявление на расчет. Хватит с меня! Сколько можно терпеть!»

3.

– Сергей Константинович, где Шубин?

– Шубин у меня отпросился. К нему мать приехала, я его отпустил. Все-то тебе, Бобров, надо знать.

– Болотовой нет.

– Олег, с ней плохо стало, – отозвался начальник цеха. – Владимир Осипович, ведите собрание.

Владимир Осипович – через три года на пенсию. Расточник, каких поискать.

– Четыре человека в отпуске, два на больничном. Итого присутствует на собрании тридцать четыре человека.

Появилась Болотова, больная. Она не пошла домой: не каждый день отчетно-выборное собрание, было интересно послушать.

– Какие будут предложения по открытию собрания?

– Открыть, чего по десять раз собираться, – предложил Валиев.

– Итак, товарищи, поступило предложение открыть собрание. Кто за данное предложение, прошу голосовать. Единогласно. Для ведения собрания надо выбрать председателя и секретаря. Какие будут предложения?

– Вершинина. Лысенко.

– Кто за данное предложение? Единогласно.

Галина Афанасьевна без лишних слов заняла место секретаря за столом. Вершинин хотел было отказаться: сколько можно председательствовать, есть молодежь – но прошел к столу.

– Товарищи, – повел собрание Андрей Павлович. – На повестке дня у нас три вопроса – отчет председателя цехкома о проделанной работе, выборы нового состава цехового комитета и «разное». Кто за данную повестку, прошу голосовать. Единогласно. На собрании у нас присутствует член заводского комитета Вера Максимовна Кузнецова и начальник отдела труда и заработной платы Петр Николаевич Сафронов. По первому вопросу слово предоставляется председателю цехового комитета Владимиру Осиповичу Синельникову.

– Товарищи, – откашлялся Владимир Осипович. – Моя работа, в основном, была – получить бытовые и другие товары для цеха. Я, вроде как, был за снабженца. Вы сами хорошо знаете, что в магазинах все по талонам, ничего не купить. Вот, пожалуй, о моей работе все. Остановлюсь вкратце на жилищном секторе, спортивно-массовой работе, технике безопасности и работе страхделегата. Жилищный сектор вел Бобров. Все заявки на жилплощадь своевременно передавались им в завком. У меня к нему претензий нет. За спортивно-массовый сектор отвечал Лаптев. Спортивная работа в цехе велась слабо. Да и как-то не до спорта было. Страхделегат – Сапегин, больные им навещались. Инспектором по технике безопасности была Сидорова – работа велась. Был сделан транспортер для подачи заготовки на механическую ножовку. А то Клавдия чуть без ног не осталась: заготовка с механической ножовки упала, еще немного бы – и по ногам. Все обошлось.

– Всё? – спросил Вершинин.

– Вроде всё.

– Какие вопросы будут к докладчику? Может, кто из членов цехкома хочет выступить? Добавить? Нет желающих? Какой будет оценка работе цехового комитета?

– Можно я? – поднял руку Леонид Иванович и, недождавшись, когда Вершинин даст слово, встал. – Моя оценка будет «удовлетворительно». Не все получалось, как хотелось бы, но время неспокойное. Живем одним днем.

– У кого еще какие будут предложения?

– Я тоже за «удовлетворительно», – поднял и тут же опустил руку Бушмакин.

– Итак, поступила оценка «удовлетворительно». Кто за данное предложение, прошу голосовать. Виктор, ты «за» или «против»?

– За.

– Выше тяни руку, чтобы видно было, – делал Вершинин замечание. – Кто против? Воздержался? Тоже нет. Переходим к следующему вопросу – выборы нового состава цехового комитета. У кого какие будут предложения?

– Оставить цеховой комитет в прежнем составе, – поднялся Ельцов.

– Еще какие будут предложения? Предложений больше нет. Тогда голосуем.

– У меня самоотвод.

Заявление Сапегина было как гром среди ясного неба.

– Как? – растерялся Вершинин.

За тридцать шесть лет в цехе он и не помнил случая, чтобы кто-нибудь отказался от работы в цеховом комитете. Быть избранным в цеховой комитет считалось престижным.

– Андрей Павлович, если человек не хочет работать в цеховом комитете, зачем его принуждать? – спокойно отнеслась кладовщица к самоотводу Сапегина. – Я думаю, надо удовлетворить его просьбу.

– Ну ладно, – согласился Вершинин. – Тогда кто будет вместо Сапегина? Предлагайте.

– Бушмакина!

– Ну и дурак же ты, Олег! Тянут тебя за язык, – Анатолий был не против работы в цеховом комитете, но уж как-то все неожиданно…

– Еще будут предложения?

– Тихомирова, – откликнулась Лысенко.

Владислав был человек самостоятельный, вел здоровый образ жизни. Мужчина – симпатичный. Кузнец.

– Голосуем.

Бушмакин набрал наибольшее количество голосов и вошел в состав цехового комитета. Тридцать пять минут ушло на отчетно-выборное собрание – своеобразный рекорд. Обычно было по несколько кандидатур на каждую должность. Затем была выбрана счетная комиссия. Голосование было тайным. После объявления результатов голосования счетной комиссией новый состав цехового комитета еще собирался в узком кругу на выборы председателя.

– Переходим, товарищи, к разделу «разное». Слово предоставляется начальнику отдела труда и заработной платы Сафронову Петру Николаевичу. Пожалуйста.

Разговор предстоял серьезный. Люди были настроены решительно.

– Товарищи, мне знакомы ваши проблемы, – в дружеском тоне начал Сафронов, – но ничем вам помочь не могу. Все мы зависим от конечного результата. Будет щебень – будет и заработок. Если мы не реализуем продукцию, нам никто ничего не даст и будем без денег. Так?

– Петр Николаевич, мы это уже слышали. Это все понятно, – взял Бобров слово. – Но вот КТУ – сколько конфликтов из-за него!

– Значит, КТУ действует, – нашелся Сафронов.

– Да уравниловка ваш КТУ! Мастер не может точно определить объем выполненной работы. КТУ выводится на глазок. Взять Садовского или Бушмакина. У них большой опыт работы, что для них перекур?! Они потом нагонят в работе. А другой – всю смену простоит за станком, а ничего не сделает. Нет стимула в работе. Фонд зарплаты у нас постоянный. Сколько ни старайся, все равно больше не заработаешь.

– Что ты, Олег, с ним разговариваешь. Он же баран! – выкрикнул Дорофеев.

– Попрошу выбирать выражения, – держался Сафронов с достоинством.

– Извините, – покраснел Вадим. – Вырвалось.

Вадим был выпивши. После обеда варил бачок знакомому, шабашил.

– Постоянный фонд зарплаты связывает нас по рукам. Нет у нас стимула в работе, – повторялся Олег.

– Товарищи, у нас на заводе коллективный подряд и оплата труда с применением КТУ, – отвечал Сафронов. – В будущем мы, может, перейдем на аренду – и оплата труда будет другой. А если вам хочется стать хозяевами, выкупайте цех.

– Директор нам цех не отдаст, – усмехнулся Олег. – Чего зря говорить. Была же у нас чековая система, только надо было до ума ее довести. Заработали мы, скажем, по чекам двадцать тысяч – отдай нам эти двадцать тысяч. Тогда человек будет заинтересован работать больше и лучше.

– Над твоим предложением, Олег, стоит подумать, – сдался Сафронов. – В нем есть здравый смысл.

– Еще какие будут вопросы к товарищу Сафронову? – встал Вершинин. – Нет вопросов?

Ничего конкретного, обнадеживающего Петр Николаевич не сказал. Разговор прошел впустую, словно его и не было.

– Когда в столовой будет наведен порядок? – хотел бы знать Лаптев. – Обеды во вторую смену плохие. Качество низкое.

– Да, качество низкое, – поддержал Лаптева Бобров. – Очередь большая. Весь обед на ногах.

– Много чужих в столовой.

Замечания по столовой адресовались Вере Максимовне Кузнецовой, как представителю завкома.

– Товарищи, со столовой разберемся. Обязательно будет наведен порядок! – обещала Вера Максимовна.

Без пятнадцати пять собрание закончилось, если в душевой не размываться, можно было успеть на автобус.

Через две недели после собрания на дверях столовой появилось объявление, что с одиннадцати до тринадцати обслуживаются только рабочие завода. Во вторую смену в столовой появилось рагу – не одни котлеты. Разнообразнее стало меню.

4

Чебыкин временно исполнял обязанности начальника цеха. За мастера был Лаптев.

В пятницу утром Валентин Петрович еще заходил в кузницу, в слесарное отделение. Где-то в одиннадцать пришел механик с дробилки, срочно потребовался шибер. Но на расточном станке стоял вкладыш, и тоже – срочно. Леонид Иванович не знал, как быть – пошел к начальнику. Валентин Петрович лежал справа от стола, на спине, раскинув руки, бледный, рот открыт…

Клавдия долго не могла успокоиться, ревела. Иванова тоже в слезы. Решали, что делать, как помочь товарищу. Для многих в цехе Валентин Петрович был свой человек. Для Плотникова начальник цеха по сей день был – слесарь. Плотников упорно не хотел признавать его за начальника: Валентин – и все. Никто и не слышал, чтобы Валентин Петрович когда-нибудь жаловался на здоровье, и тут такое…

Вчера Ельцов был в больнице, проведывал, позавчера – Клавдия ходила. Валентин Петрович спрашивал о работе, интересовался керамзитом, как идет наладка оборудования.

В цехе прибавилось всякого рода рутинной, не по специальности, работы. Вчера Дмитрий не стал размечать фланцы: не захотел, пошел на принцип. Лаптев спрашивал:

– Почему не разметил?

– Не успел. Струбциной лист было не взять, три тонны.

– Надо было отверстие вырезать.

– Вадим был занят.

– Я ведь предупредил тебя, что работа срочная.

– Срочная… Но я даже не знаю, за что работаю.

– И не узнаешь!

Труд терял свою привлекательность, становился в тягость. Были минуты, когда Дмитрий ненавидел свою работу; шел на работу как на эшафот. Скоро в отпуск! В отпуск! …не будет ни Лаптева, ни КТУ, ни сидящего без работы Вадима, ни фланцев. Никогда еще Дмитрий так не ждал отпуск. В отпуск! В отпуск! До отпуска – еще целых два месяца.

5

После Дня Конституции по цеху поползли слухи о создании малого предприятия «Ремонтник» на базе ремонтного цеха и цеха отгрузки. И скоро, действительно, ремонтный цех, отгрузка были преобразованы в «Ремонтник». Как объяснил директор малого предприятия Борис Иванович Жигалев, это делалось с целью увеличения заработной платы. Малое предприятие – это самостоятельное предприятие, со своим счетом в банке, фондом заработной платы. Главным для «Ремонтника» оставался ремонт заводского оборудования. При заводе уже было два малых предприятия – «Прогресс», «Механизатор». Жигалев неплохо знал коллектив ремонтного цеха, одно время работал мастером, потом перешел в отдел сбыта. Борис Иванович был небольшого роста, представительный седовласый мужчина. Широкое скуластое лицо с угасающим румянцем. Взгляд умный, понимающий. Держался Борис Иванович независимо, знал себе цену.

В среду прошло собрание, на котором Борис Иванович рассказал о малом предприятии, что оно собой представляет. Оратор он был никудышный, к тому же заикался. У «Ремонтника» будет своя бухгалтерия, снабжение – все, как на большом предприятии. За электричество, воду – за все надо будет платить. Можно работать и в выходные.

– Надо нам быть сплоченнее. Думаю, мы не ударим в грязь лицом. Будем хорошо работать – жить будем лучше. Нам не на кого надеяться, как на самих себя. Главное, не надо отчаиваться. Верно?! – на оптимистической ноте закончил выступление директор «Ремонтника».

Время было неспокойное, голодное. На заводе каждую неделю что-нибудь да давали: то колбасу, то сыр, то яйца. Даже завозили импортные куртки. В магазине трусов не было. С созданием малого предприятия у людей появилась уверенность в завтрашнем дне; можно было работать. Вышел из отпуска Плотников, думал с годик еще поработать. Теперь можно было работать: по новому трудовому законодательству и пенсия начислялась, и заработок шел. Раньше пенсия и зарплата в сумме не должны были превышать триста рублей, приходилось работать неполную смену; уходить в вынужденный отпуск. Плотников подсчитал – зарплата и пенсия, рублей четыреста должно выходить.

Бушмакин с Пашковым все приставали к Плотникову, чтобы «поставил» с пенсии, а то нехорошо получается. Алексей: украли водку и все, целый ящик. Нет водки!

Дорофеев размечал фланцы, страшно ругал Пашкова, сидевшего на кране:

– Черт возьми этого дурака, мать его! Фланцы не может разметить! Спешит, как голый на… Осел!

Сергей разметил фланцы без припуска на обработку, и восемь фланцев пошли в брак, в металлолом.

Позавчера Зуев, сварщик из смены Ельцова, ушел в отпуск. Смена осталась без сварщика. Резки прибавилось. Вадим злился. Лист местами был в масле. Слезились глаза от гари, першило в горле. Вадим поминутно отхаркивался.

Дмитрий сидел за вальцами, курил. Не было болтов на м16 для сборки формы на керамзит. Потом вдруг выяснилось, что надо торцевать раму. Механик не тот размер дал. Опять простой.

Плотников складировал на улице металл. Тихо как-то было в цехе. Бобров был в ученическом отпуске, готовился к защите диплома. Хмелева – на больничном с ребенком. Месяц в году, а может, и больше, выходил у нее нерабочим. Валиев был навеселе.

Вчера смена прошла без простоя, Дмитрий много сделал. Слегка побаливало плечо, старая травма: вытаскивал из стеллажа краном лист, до армии это еще было. Торопился. Лист был зажат, а когда наполовину освободился – выскочил, Дмитрий хотел его остановить, хотя в этом никакой необходимости не было, и что-то тогда в плече щелкнуло. Неделю Дмитрий не мог поднять руку. Потом вроде ничего, прошло. Слабым было освещение в цехе. Раньше Дмитрий как-то не замечал. «Не до освещения было. Работал себе и работал. Был передовиком, – думал Дмитрий, – и вдруг разом сдал. Впрочем, так ли уж сразу? Может, время пришло уступать место молодым? Нельзя же быть все время первым. Годы уже».

Лаптев прошел в слесарное отделение, закрутил головой.

– Меня, что ли, потерял? – вышел Дмитрий из-за вальцев.

– Раму Вершинин сейчас торцанет. Можно будет собирать. Надо сегодня собрать форму, – наказывал Виктор.

– Успею – успею, не успею – не успею.

Будь на месте Дмитрия кто-нибудь другой, Виктор нашелся бы что ответить, что значит «не успею». С Дмитрием же Виктор терялся, робел. Дмитрий человек был немногословный, в годах. Специалист. И Виктор не хотел бы портить с ним отношения.

В четыре тридцать Дмитрий закончил с формой.

6

С созданием малого предприятия в цехе заметно прибавилось работы. Было много заказов на памятники, оградки, погребные ямы. На первом месте оставались ремонтные работы, завод.

Последнее время стала падать дисциплина в смене. Ранними стали уходы на обед, с работы. Во вторую смену обед по расписанию в шесть тридцать, а в шесть пятнадцать никого уже не было в цехе. Виктор сделал Клавдии замечание, так она два дня дулась, не разговаривала. На третий день только заговорила.

В слесарном отделении был перекур. Вадим рассказывал, как начальство било лосей, ночью вывозило туши животных на уазике из леса. Вадим сам видел эти туши.

Где-то рядом закричала кошка, их было в цехе две.

– Ух ты! – вскочил Вадим, затопал ногами. – Замолчи, проклятая!

– Что, на нервы действует? – с усмешкой спросил Лаптев. – Плохо стали работать. Конец месяца – надо бы поднажать, а мы сидим, курим. Откуда зарплате взяться? Сегодня вполне можно было собрать крылатку. Вы ее не собрали.

– Не успели. Что мы, лошади? – обозлился Вадим. – Если бы мы сегодня собрали крылатку – все равно больше бы не заработали. На прошлой неделе я за двоих работал, резал фланцы. Зуев ушел в отпуск. А мне заплатили за двоих? Ничего подобного! У нас не принято платить за проделанную работу. Если бы я знал, что сколько заработаю, столько и получу, тогда можно было работать.

– Ну надо, Вадим, и совесть иметь, – обиделся Лаптев.

– Кому нужна эта совесть! А кто довел страну до такого состояния, у того была совесть? Или главное, чтобы у народа была совесть?

– А сам ты, Виктор, как работал? Забыл? – Плотников мог и напомнить. – Мастером стал и заговорил сразу по-другому.

– Почему «по-другому»?.. – растерялся Лаптев.

– А вот потому…

Дмитрий не принимал участия в разговоре, отмалчивался, хотя было что сказать, к примеру, слабое было освещение в цехе, вопрос с вентиляцией не решен… а что касается крылатки, при желании, можно было ее закончить к концу смены. Но Дмитрий, как и Вадим, не стремился. Все это походило на заговор.

Без пятнадцати час Клавдия с Зойкой вышли из инструменталки и направились к выходу. Для них рабочий день закончился: во вторую смену Чебыкин отпускал женщин на полчаса раньше, чтобы успеть на автобус.

– Эй! Куда пошли? Сбегаете с работы! – попытался Бушмакин остановить женщин, но куда там: Клавдия с Зойкой даже не оглянулись.

В пятницу прошло собрание. Жигалев положительно отозвался о работе «Ремонтника». На счету предприятия было двадцать пять тысяч рублей. Средняя зарплата за прошедший месяц составила двести тридцать рублей. Это на двадцать рублей больше, чем за позапрошлый месяц. Работали все на один наряд, в общий котел. Зарплата начислялась из расчета: средний заработок плюс двадцать процентов тарифа, плюс премия.

– Не поймешь: одни говорят, плохо работали; другие – хорошо, – ворчал Вадим. – Кому верить?

Еще две недели, и – отпуск. Дмитрий весь истомился, измучился. Работал неровно, с оглядкой на Вадима: Вадим прибавлял в работе – Дмитрий не отставал. Вадим ленился – и Дмитрий не старался.

7

За время отпуска, двадцать семь рабочих дней так называемой нерабочей, праздной жизни, Дмитрий заметно отдалился от коллектива, словно и не работал в цехе. Так всегда было после отпуска. За четыре часа работы Дмитрий опять был своим человеком в цехе.

За отпуск пришло много молодежи. Похоже, смена поколений. Свободных станков уже не было. Борис Иванович сам набирал людей. В газете было объявление о приеме станочников на работу на малое предприятие «Ремонтник». В смене Ельцова было два новых токаря, слесарь, сварщик. У Лаптева – три токаря: Бакланов, Кучеров, Леонов. Валерий Бакланов недавно демобилизовался из армии, а до службы уже работал в цехе, был учеником у Бушмакина, сдал на третий разряд. Серьезный парень, не курил и к спиртному был равнодушен. Сергей Кучеров и Олег Леонов на прошлой неделе устроились. Кучеров был ровесник Бакланову, широкоплечий коротышка, весельчак. Леонову было уже за сорок, крепкий мужчина, что называется – в расцвете сил, женат, двое детей. Был принят на работу по четвертому разряду.

Бакланов с Кучеровым держались вместе. Вся мелкая, неинтересная работа – гайки, болты – доставалась молодежи. Бакланов обижался, но кадровым рабочим надо было еще стать. Опыт, мастерство приходит с годами.

Плотников больше уже не работал слесарем, занимался благоустройством территории, работал все время с утра. В помощь ему на месяц дали Хомутова, слесаря из смены Ельцова, тоже пенсионер. Они на пару сортировали металл, укладывали в стеллажи; больше курили, чем работали. С пенсионера какой спрос? Первое время они никак не могли приноровиться друг к другу: оба с характером, на пенсии и разряд один – четвертый. Каждый был сам по себе. Это было не дело. Кто-то должен быть первым, лидером. Два человека – коллектив, соревнование в деловитости, сообразительности. Плотников не мог дождаться, когда Хомутов вернется в смену. Одному было вольготней.

В двадцать минут десятого Плотников с Хомутовым вышли из цеха, без десяти десять – уже перекур.

– О, орлы наши идут! – подняв руку, приветствовал Пашков пенсионеров.

Плотников с Хомутовым прошли за вальцы. Место удобное, скрытное. Пашков изнывал от безделья: слесарной работы не было, да и на кране мало. Вадим наплавлял клапаны. Дмитрий сверлил.

– Закуривай, – достал Пашков из кармана жестяную банку из-под леденцов с табаком.

Сигарет уже месяц в магазине не было.

– Ну давай, если не жалко, – приторно улыбаясь, взял Хомутов из банки щепотку табака.

Плотников взял из шкафа газету.

Хомутов ловко, негнущимися от старости пальцами свернул цигарку.

– Чего смотришь? Бери! – сунул Пашков Плотникову под нос табак.

– Может, я не хочу, – заюлил Алексей.

– Бери, пока предлагаю!

Плотников тоже свернул цигарку. Закурил за компанию и Пашков.

– Как погода? – спросил Сергей, садясь рядом с Хомутовым на швеллер на доски.

– Погода непостоянная! – махнул Плотников рукой. – В прошлом году снег был уже в октябре. А в этом году в декабре только выпал. Не поймешь.

Дмитрий выключил станок, прошел за вальцы. Он уже больше не суетился, не психовал, как перед отпуском; приноравливался к новой системе оплаты труда. Медлительной стала походка. Дмитрий работал с запасом, берег себя. Рвать в работе – не было необходимости. Заработок стабильный, и когда предоставлялась возможность, Дмитрий даже тянул время, имитировал работу. Конечно, это было нехорошо, даже больше – гадко. Дмитрий терял авторитет, уважение в коллективе. Разоблачение было неминуемо. В коллективе не один десяток глаз. Коллектив все расставит по своим местам. Если ты хороший работник – останешься им, честь тебе и хвала. Если плохой – таким будет и отношение к тебе. Коллектив нельзя обмануть. Не тот случай. Коллектив – сложный, большой организм, и Дмитрий был частью его.

8

Дмитрий сверлил. Работа было несрочная, простая. Маленькая подача, обороты небольшие. Дмитрий отдыхал за работой: вчера перетрудился. Вчера смена прошла как один час, даже не присел, курил на ходу. Надо было просверлить 18 броней. Это много. Сталь легированная. Сверла все р6, мягкие. У сверла быстро изнашивалась режущая кромка, приходилось часто затачивать. Оставаться на вторую смену Дмитрий не хотел, не любитель, но как не останешься, когда надо. Работа срочная. Дмитрий надеялся все же уложиться в смену, но надежда была слабая. Дмитрий был на виду у коллектива, через работу поднимал свой авторитет. Два часа интенсивного труда. Может, придется оставаться на вторую смену, а может нет. К часу стало кое-что проясняться: кажется, можно было уложиться в смену. Главное – расчет, ни одного лишнего движения. Пока все шло хорошо. Дмитрий успевал. Впереди еще четыре часа напряженной работы. Все еще могло быть. Какая-нибудь неточность в работе, поломка и можно не успеть.