Читать книгу День похищения - Чон Хэён - Страница 7

Ему повезло сразу же поймать такси. В машине он несколько раз порывался крикнуть шоферу, чтобы тот ехал быстрее, но все же ему удалось сдержаться: глупо попадаться полиции на такой ерунде. «Максимальный контроль и самообладание», – об этом Мёнчжун даже сейчас не забывал. А потому хотя торопиться он, конечно, и торопился, но прямо к дому подъезжать не стал – на всякий случай попросил водителя остановиться на подъезде к месту, где поселился. Только лишь когда такси с зажженной надписью «Свободно» развернулось и скрылось из виду, он бегом бросился к себе. Дыхание рвало гортань, сердце, похоже, намерилось вырваться из горла вслед за дыханием, с зашкаливающей скоростью выстукивая «что ж ты со мной делаешь?». Но Мёнчжун уже не мог остановиться. Он не переживал за то, что Рохи может сбежать, или что к ней может вернуться память, или она обратится в полицию. Нет, таких мыслей у него не было. Ему было невыносимо, что ребенок, который только что потерял память, брошен совсем один в темном незнакомом доме где-то посреди гор – вот от этого душа у него действительно была не на месте. Когда он добежал до дома, во рту появился явственный металлический привкус – Мёнчжун знал его с детства, когда однажды лизнул старый ржавый засов. Сейчас он ощутил его снова – цена за то, что все время бежал вверх по склону, ни разу не передохнув.

Рохи сидела на крылечке и смотрела на небо. Ребенок перед домом в лучах света, идущего из комнаты, смотрел на него ясным взглядом – картинка была безмятежной. От переживаний у него начали подкашиваться ноги: он уселся рядом с Рохи, чуть не выплевывая легкие от одышки. Ему показалось, что к металлическому вкусу дыхания теперь добавился и металлический скрежет хрипов и сипов.

– Ох… одна… столько времени… извини… голодная… ох… еда… сделаю… уфф… сейчас…

Он думал, что Рохи снова на него разозлится, но в этот раз было не так – она смотрела на него, как на самое жалкое существо в мире. С трудом восстанавливая сбитое дыхание, Мёнчжун попытался ей улыбнуться. Самое главное, что девочка не испугалась и с ней ничего не произошло. Теперь у него во рту был вкус какой-то гари, но Мёнчжун по-прежнему улыбался. Вот под его широкую улыбку как раз и заехала чесалка – снова, хотя уже совсем не так, как раньше: в этот раз удар был нанесен не спереди, а тактически грамотно: из засады, сбоку.

– Если суп из требухи готовить не будешь, то воздух словами не гоняй – побереги дыхание.

– В каком смысле? – Мёнчжун недоуменно захлопал глазами.

– В таком, что тебя сейчас со всем ливером наизнанку вывернет.

Фыркнув, Рохи убрала чесалку. Покачав головой, посмотрела на замершего с раскрытым ртом Мёнчжуна, потом забрала у него пакет и пошла на кухню. Мёнчжун был весь мокрый от пота – силы покинули его. «Да пошло оно все…» Он с облегчением откинулся на спину и растянулся на крыльце. Немного так полежал, отдохнул – и металлический привкус во рту исчез. А за ним и сипы в дыхании тоже ушли. Эх, вот спортом давно не занимался, и пожалуйста – результат… Нет, за здоровьем надо следить – хотя бы для того, чтобы о Хиэ было кому заботиться.

«Ладно, всё, встаем – еду для Рохи нужно готовить. Кстати, как там она сказала? “Побереги дыхание”? Волновалась обо мне, что ли?»

– Поднимайся быстрее. Или, думаешь, еда до ночи потерпит?

Мёнчжун подскочил как ошпаренный, словно его самого бросили на горячую сковородку:

– Всё-всё-всё, уже бегу, мэм.

* * *

– Переделать!

Рохи с грохотом пихнула ему миску из нержавейки, в которой лежал паровой омлет. До этого она постоянно подгоняла Мёнчжуна, жаловалась, что проголодалась, вот он и сделал омлет на скорую руку – просто из яиц. Да, без лука, без моркови, но зато вон каким пышным получился! Однако девчонка скривилась, будто ей специально аппетит испортили. Растерянный Мёнчжун зачерпнул ложкой омлет:

– Вполне съедобно…

– Недосолил.

– Да достаточно вроде.

– Ты точно мне отец?

От одной фразы насупившейся Рохи у него перехватило дыхание. В голове билось лишь одно: «Скажи хоть что-то, не медли с ответом!» – но вместо этого почему-то получалось только пучить глаза. Если б его сейчас видела бывшая, не преминула бы уточнить: «Неужто ты настолько тормоз?»

Рохи пристукнула ложкой по краю миски:

– Повторяю: мне не нравится.

«Ффух, кажется, пронесло, ничего не заподозрила…» От облегчения Мёнчжун чуть не произнес это вслух.

– Я что, всегда такое ела? Что-то не верится…

– Н-н-нет. Просто ты же папе пообещала соленого не есть. Неужто не помнишь?

Мёнчжун попытался издать благодушный смешок, но Рохи на это не повелась – напротив, стала пристально вглядываться в его лицо. Лоб у него покрылся испариной, и это тоже не ускользнуло от ее внимательных глаз. Потом она уткнулась взглядом вниз.

«Молчит… Сейчас, наверное, извиняться будет. А я ей тогда жестко скажу: “Давай ешь без лишних слов”».

– Переделать, – повторила Рохи.

И пришлось Мёнчжуну снова все переделывать. Если ей и в третий раз не понравится, то он тогда точно сам закудахчет, и гадить будет исключительно куриным пометом. Потому что, пока готовил, он того омлета уже напробовался – чисто чтобы перестраховаться: а ну как не получится? На этот раз Рохи выбрала ложку побольше и засунула ее в рот; Мёнчжун с замиранием сердца наблюдал за процессом. Наконец, тщательно пережевав, она проглотила еду. Мёнчжун в этот момент тоже напряженно сглотнул слюну. Рохи наморщила лобик, а он в уме автоматически пересчитал оставшиеся яйца: сколько он их там купил?

– Слишком сладко. Откуда такие убогие стереотипы, что детям нравится сладкое?

Он и вправду подумал, что уж лучше будет сладкое, чем соленое, поэтому добавил чуть-чуть сахара. Вот же, все просекает…

– Я переделаю… – Покачиваясь от усталости, он обреченно поднялся с места.

– Сойдет. – Вопреки жалобам, Рохи задвигала ложкой по миске.

Всякий раз, прежде чем положить омлет в рот, она ковырялась в миске ложкой и непременно хмурила лоб. В общем, всячески делала вид, что ест через силу. Хотя, так или иначе, но еду внутрь себя все-таки пропихивала. Измученный Мёнчжун рухнул на стул, облокотился на стену: ноги совсем не держали его.

– Вот спасибо, благодетельница, порадовала аж до слез…

– Много текста.

Ложка пару раз мотнулась челноком туда-сюда и вдруг внезапно остановилась на полпути: Рохи зачем-то уставилась на край стола, словно задумавшись о чем-то. Понятно, что смущал ее не стол; мысли ее были где-то далеко – даже взгляд замер.

– А где мама?

От этого вопроса Мёнчжун побледнел. Если б пожелтевшая от старости галогенная лампа на кухне не излучала тусклый желтоватый свет, то девчонка могла бы догадаться, что с ним что-то не так. Он замешкался, подбирая слова, но тут Рохи, не спускавшая с него глаз, вдруг опустила взгляд.

– Она… умерла?

«Ну вот зачем она это спросила?» Мёнчжун отрицательно помотал головой. Это было чревато – она же захочет с ней встретиться, – но и наносить психологическую травму ребенку он не мог. К счастью, после его ответа напряженные уголки глаз у девочки немного расслабились. Рохи понимающе ухмыльнулась.

– Изменяла?

– Характерами не сошлись! – Он крикнул так, словно его кто-то кулаком в сплетение двинул.

Рохи с видом «ну-ну, конечно» как ни в чем не бывало закинула в рот еще ложку омлета. А у него боль так и не прошла. Потому что причиной такого внезапного ухода его жены, очевидно, была измена. Не то чтобы Мёнчжун это наверняка знал, просто смутно подозревал: «Уж не из-за этого ли?» В принципе, Хеын с самого начала не была прямо такой уж преданной женой, да и по отношению к дочери не была «сумасшедшей мамашей», души в ребенке не чаявшей. С другой стороны, она не стала уделять больше внимания внешнему виду – одежде или украшениям, – не шлялась где-то по ночам и не отталкивала Мёнчжуна, когда его к ней тянуло. Но незадолго до того, как уйти, стала избегать физического контакта с ним.

«Если она когда-нибудь вернется, то я, так и быть, ее прощу и приму» – так он сам себе нафантазировал. Но действительность оказалась несколько иной: через месяц после ее ухода по почте пришло заказное письмо с документами на развод. Он их подписал, в назначенный день они встретились в суде – и всё, больше ничего. Ни что станет с деньгами, ни каково будет ребенку – на этом внимание не заострялось: Мёнчжун всегда жил настоящим. Он тогда спросил: «Хиэ ты тоже бросишь?», и жена ответила: «Да». На этом процедура развода завершилась. Тогда он еще подумал: «Да, между нами все кончено».

Рохи, не шибко переживая о душевных терзаниях Мёнчжуна и не думая, обидела она его или нет, подъела все подчистую до последней крошки, отложила ложку и сказала:

– Спать.

* * *

Бах! Глаза у Мёнчжуна слипались, и очередной клевок носом совпал с падением тарелки в раковину. От грохота он моментально пришел в себя, втянул обратно вытекшую изо рта струйку слюны и огляделся вокруг. Как так получилось, что за сегодня он устал больше, чем когда с утра до ночи работал поденщиком? «Так, нужно быстрей очухаться и заканчивать с этим. А то опять чесалкой прилетит…» Не успел он это пробубнить, как немедленно сбылось по его слову: дверь распахнулась, и то ли от испуга, то ли от того, что сустав защемило, Мёнчжун тут же почувствовал прострел в плече. Скривившись от боли, он тем не менее спросил:

– Ты чего?

– Долго еще эту посуду мыть будешь?

– Э… А что такое?

Ему показалось, что она сейчас опять будет его доставать, поэтому внутренне настроился на решительный отпор.

– Зайди ко мне, папа.

– Хорошо, – привычно ответил он и тут же застыл. «Папа…» В глубине души у него шевельнулось что-то вроде угрызений совести. Надо же, стыдно перед похищенной – до чего же жалкий он похититель!

Наскоро закончив с посудой, Мёнчжун зашел в комнату. Там царил розовый рай: это Рохи вытащила из шкафа всю одежду и побросала на пол. Розовый цвет очень нравился Хиэ, особенно вон то платьишко с широким подолом. Дочка никогда не клянчила что-нибудь вкусненькое, но если на платье были оборки или рюшечки – хоть на груди, хоть на рукавах или на юбке, – ее глаза всегда начинали блестеть. И вот теперь ее вещи считает своими чужая девочка, которую он похитил, чтобы спасти дочь… Мёнчжун не смел поднять головы.

Из всего розового гардероба Рохи выбрала такую же розовую пижамку.

– Это что, мое?

Стараясь не смотреть ей в глаза, Мёнчжун кивнул. Узница недовольно покачала головой и брезгливо, двумя пальцами подцепила очередные розовые рюши.

– И это тоже?

Избегая ее взгляда, Мёнчжун начал собирать разбросанные по полу вещи. Последним забрал яркое платье, которое Рохи держала кончиками пальцев. Говорить с ней на эту тему ему было очень нелегко.

– С чего вдруг ты одеждой занялась?

– А что, мне вот в этом надо было спать?

Рохи с видом «у самого глаз нет?» подняла валявшиеся на полу джинсы и майку – это была одежда, в которой он ее сюда привез. До Мёнчжуна наконец дошло: джинсы были узкими, майка тоже в обтяжку. Понятно, что в таком она спать не могла. Рохи снова двумя пальцами оттянула на себе розовую пижаму:

– Так я в этом спала?

Не в силах вымолвить ни слова, он просто молча кивнул. Рохи осмотрела себя со всех сторон и покачала головой – мол, «ничего не понимаю». Из всех имеющихся пижам эта была самая скромная по расцветке: белые сердечки, разбросанные на розовом фоне, напоминали звездное небо над деревенским домом. Пижама смотрелась просто ужасно на высокой, худощавой, короткостриженой Рохи – словно какой-то незадачливый паренек решил на Хэллоуин скосплеить Пьеро. Девочка взглянула на Мёнчжуна. То, что одежда ей не понравилась, он уже понял. Но то, что она сказала потом, он точно не ожидал услышать:

– Эм-м-м… Папа, а ты меня бил?

– Что-о-о?!

Рохи поднесла к его округлившимся от удивления глазам свою руку – та была вся покрыта синяками. Где-то они уже расплылись и стали сходить, но где-то были совсем свежие – еще с кровоподтеками. А на внутренней стороне руки остались следы будто от иглы, причем столько, что и не сосчитать. Только сейчас Мёнчжун вспомнил: Хеын ему вроде как говорила, что с девочкой дома жестоко обращаются, – вот оно и подтвердилось. Теперь ему стало понятно, почему Рохи в разгар жаркого лета носит майку с длинными рукавами. Но правду сказать он не решился:

– А, да нет… Это тебя пчелы покусали.

– Что? – Рохи эта версия явно не зашла.

– Н-у-у, ты их гнездо зацепила, а они как накинутся на тебя – прямо сотнями…

– Сотнями – и все только в руку жалили?

– Ну да, и что?

– А пчелиные укусы – они разве такие?

– Конечно!

– Хм… – Рохи склонила голову и продолжила изучать собственную руку. – Что-то совсем не распухла…

– Ну так сначала распухла, а потом прошла.

– Да?

– Ну а как же! Ты лучше посмотри, какая красота! – Мёнчжун решил незаметно сменить тему и вновь перевести разговор на ее пижаму.

Лицо Рохи тут же побагровело так, будто его в красную краску окунули.

– Что? Ты издеваешься?

Дерзкая, самоуверенная девчонка исчезла и больше не появлялась. Рохи была полностью растеряна, ее лицо покраснело, и, чтобы не расплакаться, она постоянно двигала зрачками.

– Если это прикол, то уже можно смеяться?.. Нет, реально, пап, ты ж видел, в чем я хожу. Зачем ты меня в такое одел?

Только сейчас Мёнчжун понял, какой она на самом деле ребенок и как по-детски себя ведет. Ведь именно в таком возрасте максимально переживаешь из-за своей внешности – например, что приходится носить то, что тебе не идет… Мёнчжун раскрыл шкаф, потянулся к дальнему углу и достал оттуда небольшую коробочку. Там были заколки, которыми пользовалась Хиэ: резиночки и цветочки. Понятное дело, всё исключительно розового цвета, но Рохи, наверное, подойдет. Он выбрал бело-розовую резинку и подозвал девочку рукой. Та бросила на него недоверчивый взгляд, но все-таки опасливо подошла. Она была настороже, но любопытство победило. Мёнчжун убрал ей волосы со лба наверх и закрепил резинкой. Получилось очень миленько.

– На, посмотри!

Рохи глянула на свое отражение в ручном зеркальце.

– На персик похожа.

Он непроизвольно рассмеялся. Рохи потерла открывшийся лоб.

– Неплохо вроде…

От смущенной улыбки девочки у Мёнчжуна на душе снова начали сгущаться темные тучи. Он подумал о том, что завтра надо будет тайком съездить к ней домой.