Читать книгу S.O.S. Sборник Oбреченного Sчастливца - Дана Ви - Страница 2

Почему все так? Почему этот мир так тяжел, так жесток к ангелам?

Ко всем, да!

Но почему-то к ним и рожденным…

Рожденным, но не обращенным!

С ними он, куда больше и сильнее! Крепче и туже, хуже и… больнее! А уж, к не принятым в свои… семнадцать лет? И подавно! Тем более!

Почему? Почему он так зол и сердит?

И все – на одного (одну) и одновременно?!

Каждый день он так и норовит прижать меня к земле, чтобы затоптать кучей цветных ботинок и туфель. Кучей прочей разношерстной и разноперой, разномастной, обуви. Они пройдутся по мне и даже не заметят этого, конечно…

Конечно, ведь свои проблемы – важнее! Свои заботы – куда ближе чужих. Зачем слушать, когда можно высказаться? Высказаться и слить все проблемы на другого, а после просто уйти. А этот другой, приняв на себя все сказанное, приняв все за чистую и чеканную монету, потеряет себя. Потеряет веру в себя, пускай…

Пускай, это – не так важно! Подумаешь… Его, только что, использовали, сравняли с землей и окунули в грязь, ничего…

Ничего, грязь – полезна!

Грязевые ванны!

Сами же, при этом, будут чисты и останутся же таковыми!

Они и не представляют, как это трудно… Как трудно жить! Жить и знать, что все, что у тебя есть, это – лишь твоя душа. Тело, ум и красота… Они… Они перейдут в чужие руки!

И им будет без разницы, что скрывается за этой яркой окраской. За твоей маской и оберткой, оболочкой. Они считают ее цветной и блестящей фольгой, за которой не может быть, и никогда не было, более того – никогда не будет, ничего интересного. Поиграли ей, использовали и выкинули, оставляя кому-то другому.

Для них – я лишь объект.

Объект, служащий удовлетворению их потребностей

И ничего более… Только, менее!

Они не пытаются узнать меня, понять меня! Мои мечты и желания, для них, ничего не значат. Они, только ловят их и меня! А когда поймают… Поймают с ними, и за них, и меня.

И будут играть! Для них, это – развлечение. Для меня же – самоубийство.

Перекрывая доступ кислорода, они будут смеяться, громко, надрывно смеяться и повторять это. Снова и снова, из разу в раз… Воображая, что они – повелители.

А я, в тоже время, прикрывая глаза и сжимаясь так, чтобы было меньше боли и меньше самой меня, буду терпеть. Буду терпеть и ждать окончания пытки, чтобы перейти к другому. Из рук в руки и пойду же по ним…

А, что, еще остается? У меня нет прав! Нет и свобод! Нет ничего того, что есть и как, у них. Или, хоть, каких-то! Хоть, чего-то… Хотя, последнее есть! Но в куда меньшей степени, чем у них же и у всех… Моя свобода длится минут двадцать, а после новые люди и новые пытки.

Порой, я и сама загоняю себя в тупик. Попадая в серую коробку, которую они называют домом. Я ничего тут не знаю, я здесь не была. Но уже подсознательно рвусь к выходу, наружу и на волю. Хоть, это и не так просто. Усталость накладывается мертвым грузом, накатывает и прижимает. Давит на меня нещадно! Придавливает и выдавливает, из меня же, всю меня. Из тела – душу и всю же мою жизнь… Поэтому, мне приходится скрываться, прятаться в темных углах, самых дальних и потаенных закутках.

Но меня, все равно, находят! Находят и уже не отпускают…

Деревянные белые двери закрываются. Белые пластиковые ручки не прокручиваются. Как и белые металлические ручки у деревянных окон, тоже не открываются. И я сажусь на коричневый деревянный пол, покрытый зеленым однотонным ковром, с мелким ворсом. Он протерт до дыр, в некоторых местах, от серых металлических ножек, светло-бежевой деревянной мебели, в виде дивана и раскладного кресла, но все еще есть и, вроде как, греет.

Я мечусь взглядом по этой коробке, ее стенам и потолку, полу… В надежде найти, хоть один выход. Пусть, даже и прорываясь, продираясь сквозь ворс и щели пола, если придется, но отыскать его!

Как бы хотелось слиться с ковром и просочиться в пол, под него… Я бы все отдала за подобного рода функцию, в функционале моего же тела и моей души, но… Мне не дано! Белое тельце, как и белые плотные крылья, слишком заметны на фоне всего бежево-зеленого безобразия, от пола по стенам и…

Только потолок принимает меня такой, какая я есть. Прося, будто, не обращать внимания на светло-зеленый квадратный плафон люстры, на нем. Но благо, сейчас день и это мне не светит. Как и Икару или тем черным мухам и серым комаров, за его стеклом, уже отошедшим в тот мир.

Да и на потолке долго не усидишь, как и не полежишь. А уж, долететь… В удушье и полной дезоориентированности в пространстве? Невозможно…

Невозможно! Я задыхаюсь в этой серой бетонной коробке. Из последних сил, собранных внутри души и снаружи тела, подлетаю к окну и стучусь о его стекло, пытаясь на ощупь нащупать, хоть небольшой приток свежего воздуха. Пытаясь отыскать вход и вдох, выход и выдох. Но его нет! Их нет…

Силы окончательно покидают меня, выходя на осадке и остатке. И вот, я снова на полу! Где мне и место. Где мне самое место! А был ли смысл взлетать, если, все равно, вернулась к нему? Все равно осталась с ним!

Меня находят! Находят в таком состоянии и поднимают.

А мне, уже все равно! Лишь бы, это закончилось быстро.

Но…

Но ничего не происходит! Я слышу, лишь, как открывается окно и на меня обрушивается поток холодного воздуха. Я вздрагиваю. Он…

А это – парень!

Дал мне подышать?

Я вижу его преувеличенно большие черты лица. Вроде, длинного, с горбинкой, носа и пухлых больших губ. Мощного округлого подбородка. Тупых, но, тем не менее, видных скулы, как кончики моих крыльев. Светло-серых глаз, на фоне светлой, почти белой, кожи. Светло-русых коротких волос. С редкой челкой, спадающей на низкий лоб и прикрывающей его широкие светлые брови, вместе с редкими ресницами. Непривычно и на контрасте, со всем вокруг и мной, он одет во все черное. Черную футболку и черные шорты.

Посчитав эти пары минут – достаточными, для обновления кислородного баланса внутри и возобновления дыхания снаружи. А скорее всего, попросту решив проветрить, но замерзнув сам, он прикрывает окно и несет меня в прихожую. Через коридор с бежевыми стенами и белым потолком, по светло-коричневому линолеуму.

По обеим, от нас, сторонам тянутся еще какие-то белые деревянные двери. Но он не заходит в них. Поворачивает направо и подходит к такой же двери. По левую сторону от нас, стоит темно-коричневый деревянный шкаф-трюмо. С висящей и стоящей, как снаружи, так и внутри, скорее всего, верхней одеждой и обувью. По правую сторону, расположена тумба побольше, в цвет шкафа, и тоже с обувью. Рядом с ним, уже по левую сторону от него, небольшой деревянный, обтянутый серой тканью, пуф.

И вот, под его ногами черный жесткий коврик, чтобы вытирать ноги, при входе.

Казалось бы…

Казалось бы, кто-то предпочитает белый коврик, вроде меня, а кто-то ты и черный! Спасибо, что ты – это ты, но… Однако…

Однако, как быстро наигрался! Повезло, наверное…

Распахивается дверь, в пустой темный и серый бетонный подъезд, и я снова сжимаюсь и вздрагиваю.

Непонятно, что хуже?

Холод ветра?

Или холод того, кто сейчас держит меня, будто выпуская, а недавно сам же закрыл в комнате?

Он остается за порогом, но кидает меня через него и перед собой.

Холод, что был ранее, ничто, в сравнении с болью, которая пронзила мое хилое тельце!

Какие же они все злые, жестокие и циничные!

Я пытаюсь привстать и слышу стук двери за спиной. Щелчок металлического замка, по ту сторону двери, и… Удаляющиеся от меня, в глубину и саму квартиру, тяжелые шаги.

Какой смысл отдавать годы жизни, чтобы, после слышать эту звонкую тишину в свой адрес?

Я уже не та, что была раньше!

Раньше, я была милой, была даже красивой. А уж, что говорить…? Яркой была! Любимой и… Любящей!

А что, теперь? Теперь, я сломлена, как духовно, так и физически. Выцвела и выгорела!

За что мне все это? В чем я провинилась, чтобы заслужить ежедневные лапанья и посиделки, в одиночестве, на холодном линолеуме? На холодных деревянных досках, паркете, ковре или сером бетонном полу?!

К черту все! К черту эту жизнь! Этих людей и… К черту меня! Я не хочу так. Не могу так…

Подрываюсь и несусь в сторону улицы, в сторону выхода! Подхваченная, пусть и холодным, но потоком ветра. Из открытой, кем-то ранее, входной побитой, обитой темно-коричневыми досками, черной металлической двери.

Она выведет меня на волю, а ветер спасет… Спасет меня своим же холодом! Ему не жалко, ему наплевать на меня. Значит и мне наплевать, значит, мы солидарны. И уж, пусть меня собьет чья-то машина! Больше такой пытки я не выдержу, не вынесу… Не смогу и не хочу!

Стоит пересечь черту и вылететь к белому свету, как ветер меня траекторию падения. И бьет не по касательной и подгоняя в спину, а в лицо и насквозь, отталкивая меня. Проникая в меня, отталкивая и возвращая на место. Но я, уже не обращаю на него внимания. Он помог мне выбраться и с него этого хватит!

С меня хватит! Мне все равно! Уже, все равно…

Я хочу свободы. Хочу, наконец-то, взмыть в небеса! Без вечных нравоучений и извечных правил! Они все подрезают мне крылья. Они все пытаются меня удержать и приструнить.

Не в этот раз!

Уж, лучше в небо, чем под землю.

Я не боюсь смерти, никогда не боялась! Я всегда искреннее ее желала. Ждала ее, верила в нее и звала…

И вот, теперь моя мечта исполнится. Мое желание воплотится! И пусть, сейчас я поймала, на них, саму же себя, как ловили меня те, до этого. Пускай и отпускай, так меня учили, прощай…

Прощай, грешный мир! С меня достаточно такой жизни! И с тебя достаточно меня…

Впереди, над серой асфальтированной дорогой с белой разметкой, мелькают две желтые фары. Эти два огня, с каждой секундой, приближаются все ближе. Все ближе и ближе, ко мне…

Мой убийца и мой суд!

Мое влюбийство и мое спасение!

В одном лице и в одном флаконе!

Встаю перед черной глянцевой машиной и даже не пытаюсь сойти на обочину, слететь на бордюр или в кювет. Спастись…

Так – будет проще! Так – будет легче! Лучше…

Сначала, конечно, как и во всем, что впервые, будет больно. Но это – не продлится больше минуты. Может, двух. Максимум, трех! Физических! А моральных и эмоциональных… Лучше, не думать об этом. Буду надеяться, что их я не переживу, а до самовнушения, после них, не доживу.

Двенадцать минут?!

Черта с два! Ага… Дайте дважды. Трижды! Я же мало страдала и мучилась, правда? Можно и еще, до кучи и горки.

Нет!

Минута-две, три! Не более… И не менее!

Кома!

После – настанет спокойствие, а за ней придет свобода.

Вечность и бесконечность.

И пусть же, все это от беспечности!

Я уйду красиво, но никто этого не заметит. Да и зачем? Они слишком большое значение придают смерти. Даже больше, чем жизни. День рождения празднуется один раз в год, а День умирания (смерти) – по два-три раза в год.

Три дня и девять дней, сорок дней…

Странно это! Жить, чтобы, после отмечать смерть.

Родительские субботы!

Они ездят на кладбище к родителям и стоят… Стоят у бугорков! У холодных серых бетонных плит и коричневых деревянных крестов… В почтении! А на следующий день, уже и не вспоминают об этом.

Все когда-то забывается…

И человек, который жил бы да жил, которому и жить да жить! Но в один миг, его не становится. И вот, он уже в окружении ярких искусственных цветов. Лежит в одной части коробки, чтобы после всех процедур, его же и накрыли второй.

Закрыли!

Парадокс!

Как жили, так и умерли.

В коробке!

Но, что при жизни, что при смерти – можно выбрать любой цвет! Любое оформление и содержание, сопровождение…

Будто, это – имеет какое-то значение!

Какое-либо!

Какую-то значимость и ценность!

Какую-либо!

И именно, для умершего!

Это, при жизни, надо понтоваться! А в момент смерти, все эти блестки и весь этот бархат. Рюши и хрюши, хренюши… Они – ни к чему! Зачем они?

Ведь, все равно, коробка окажется под черной землей и в ней же самой. И ее там никто не увидит.

Кроме, червей…

Но и им это надо – не больше, чем умершему. Если, не меньше… И вообще, надо!

Ходили над землей и по земле, она их и накрыла.

Как бы высоко они не взлетали, в итоге, все равно, все лягут на одну и ту же глубину.

А я буду лежать на дороге, ведь…

Поток ветра!

Оглушительный удар и хлопок от падения…

Машина проезжает меня и несется дальше.

А я, прижатая к асфальту, кручусь в предсмертной агонии и смертельной боли.

Белая лепешка!

Так – я выгляжу сейчас.

Мое тело изуродовано, кое-каких частей не хватает. Да и нужны ли они мне сейчас?

Внешний вид? Волнует, только их! Для меня же, это – пустышка.

Пустой и глухой звук…

Я ничего не чувствую.

Ничего не вижу.

Ничего не слышу…

Но еще говорю, еще немного…

Дыхание сбито.

Сердце реже…

Пара секунд…

И моя свобода обнимет меня, в лице моей же смерти. Накроет меня своей темнотой, словно плотным и холодным покрывалом. Укроет и укутает им с головой. И заберет меня отсюда, отберет меня у них, оставив себе и при себе. Отпустит и выпустит…

Но в голове, все же, успевает пронестись, проскочить одна мысль. Она первая и она же последняя, единственная! Как лучший кадр из всей жизни и от самой жизни. Как двадцать пятый кадр:

Хоть, один раз те, кто давят нас колесом, помогли! А не убили понапрасну…