Читать книгу S.O.S. Sборник Oбреченного Sчастливца - Дана Ви - Страница 3

Сигнал.

Опять

Снова!

Одна и та же мелодия! Каждый деньв одно и то же время

Почему же ты такой пунктуальный? Почему я не такая?!

Именно с такими мыслями, девушка привстает с кровати, найдя таки в себе, какие-никакие, но силы.

Хотя бы, привстать!

Какие-то остатки сил, осадки!

Потирая руками, еще мутные, подернутые сонной дымкой и туманом, темно-карие глаза. Расправляя следом и растрепанные темно-каштановые волосы, чуть ниже плеч, по ним, как по сторонам.

Кроватью, этот предмет мебели, можно было назвать с большой натяжкой и такими же кавычками. Скорее, деревянное раскладное кресло, трансформер, обтянутое бежево-коричневой тканью, что стояло в углу светло-зеленой комнаты. Но функции свои он соблюдал и исполнял достойно, так что именовался и считался, именно ей.

Застилаясь днем, и в сборке, темно-коричневым плотным, теплым пледом. А ночью и разборке – бело-голубым тканевым постельным бельем. Словно, покрываясь и укрываясь большими голубыми снежинками. Поверх белого хрустящего, только-только выпавшего, нетронутого снега.

И дотягивается до источника шума, расположенного, ровно, под ее левой рукой, на полу.

Утро! Неплохо… Просыпаться, с желанием поскорее заснуть и жить, с желанием поскорее… Стоп!

Касается левым указательным пальцем, с аккуратным бежевым, средней долины, ногтем, белого экрана телефона и падает обратно. Заставляя его, и себя, вновь ненадолго затухнуть и погрузить комнату во тьму и мрак.

Оправив левой рукой, мельком, тонкую лямку черной шелковой ночнушки, надетой на голое тело, спавшей с ее правого плеча. Она снова утопает в своей белой постели и черноте вокруг. Борясь с ними обеими, на контрасте, со своей почти меловой, алебастровой кожей.

Наступает тишина. Пустой, и мутный, темный взгляд, обрамленный длинными темными ресницами и широкими бровями, на высоком бледном лбу, устремлен в пустой белый потолок. Небольшой курносый нос морщится от однотонности и однотипности. Узкие, но пухлые губы, поджимаются в обиде и горечи. Небольшой аккуратный округлый подбородок чуть подрагивает. А щеки вытягиваются и натягивают чуть проглядываемые скулы.

Руки, свешенные с кровати, касаются пола. Голова, последние секунды, впитывает мягкость подушки. Тело и ноги запоминают тепло простыни и шерстяного зеленого одеяла, заправленного в пододеяльник. Чтобы после, спустя пару минут, поддержать руки и коснуться холодного пола, застеленного темно-зеленым однотонным ковром, с мелким ворсом.

Ковер не греет нисколько!

Порой, ей кажется, что за ночь, он успевает промерзнуть. И промерзнуть настолько, что даже покрывается синим инеем. А после него и самим белым снегом, бело-голубым льдом!

Холодной и морозной бело-голубойкоркой снего-льда!

И вот, по этим ледяным иголкам-ворсинкам, она и должна идти каждое утро к белому пластиковому окну. С длинным и широким белым пластиковым подоконником.

Сеанс иглоукалывания заканчивается, когда девушка касается белой пластиковой ручки средней длины, белой пластиковой жалюзи. И, прокрутив ее, открывает их на левой, одной трети, части окна.

Этот кирпично-бетонный, металло-стеклянный серый город, никогда не станет ей родным. Никогда не станет и любимым! Данные функции не предусмотрены в его инструкции по эксплуатации. По применению и пользованию им! Он так и останется местом жительства. Временным, к тому же… Даже и не местом прописки. Без добавлений и без красивых эпитетов. И вообще, без комментариев!

А жаль!

Ведь он, вполне мог, как и все остальные, сойти за что-то большее.

Удобоваримое и удовлетворительное!

Занять место, куда глубже и куда больше. Где-нибудь…

Не знаюВ сердце?!

Но так вышло, что он, уже давно глубже и давно больше. Дальше и дольше, чем в сердце.

В печенках!

Этот город находится именно там!

Ненавистный городишко!

С кучей баров и клубов. Магазинов и кафе, ресторанов…

На которых висят эти гребаные таблички, с яркими неоновыми названиями!И почему-то все они – светят именно в это окно!

В окно, напротив которого и стоит девушка, в черной ночнушке. Не достающей белых голых и острых коленей, но чуть ниже середины худого, даже худощавого и худосочного, бедра.

По сути, как раз для этого, и были куплены жалюзи. Иначе, избавиться от дневного света ночью, нельзя никак.

Невозможно!Но город, да, без забот!

Притягивает алкоголиков и курильщиков, наркоманов…

Кутил, готовых душу продать, за очередной хлеб и за очередное зрелище!

Кисло-желтый свет врывается в темноту комнаты. С примесью кислотно-зеленого, ядовито-розового, режуще-голубого и вырви глаз-красного. Пробегает по всему помещению, и останавливается на потолке, зависая.

Напоминает зебру… Жутко!

До жути, просто! Радости не приносит… Мертвое животное-лепешка и на потолке? Вызывает, разве что, омерзение. Омерзение и рвотный позыв!

И приступ озноба. Очередной… Или это – открытое окно?

Мурашки пробегают по телу девушки, проследовав от головы до ног, и обратно. Словно от кончиков полос на голове и до кончиков пальцев на ногах. И то же самое – проделывают изнутри.

От всего и сразу! Гусиная кожа!Так, вроде, говорила гувернантка

Как с гуся вода и с Дашеньки вся худоба! Но как-то… Семнадцатый год! А все не в ту, да и не в другую сторону

По темно-серой асфальтированной дороге, с белой разметкой, проезжает светло-серая глянцевая машина. Светло-желтыми, почти белыми, фарами освещая серую бетонную стену, поклеенную светло-зелеными обоями. И краем, цепляя раскладной деревянный диван, обтянутый темно-коричневой тканью.

За спиной девушки слышится женское мычание. Мычание и еще какие-то непонятные звуки. Непонятные человечеству, но понятные животным, определенно. Шебуршание и скрип, грузные и тяжелые попытки спрятаться под бежевым одеялом. Уйдя под него с головой, высветленных коротких волос, чтобы доспать еще минуту. А там, еще и еще…

После, слышатся болезненные стоны и подвывания, напоминающие…

Вой подбитого зверя! Убейте уже его, избавьте от страданий мучений. Его… И нас всех!

Спит… И это, при условии, что ее будильник – разбудил ее на тридцать пять минут позже моего. Что за магия вне стен Хогвартса, Лизавета?! Мать! Как тебе, женщина, при твоих человеческих сорока двух годиках, удается засыпать за считанные минуты? Не потратив и грамма нервов, что уж говорить об упитанности и самом весе. Хорошего человека должно быть много? А ты, каким боком, в них затесалась?

Тишину комнаты разрывает глухой удар о стекло, и девушка невольно охает, отпрыгивая от окна. По нему, сверху – вниз, спускается ламинированная бумажная цветная листовка. Видимо, поднятая с асфальта и прибитая потоком ветра к их окну.

Пятый этаж! Буря, не иначе

Очередная реклама любимого города!

Некая зазываловка:

Приезжайте и получите все!

Так, вроде, вещает ТВ и Интернет?! И прочая шушера, вроде СМИ, передающих новости.

Люди слетаются сюда, как пчелы на сладкое.

Или соленое! Или… Не пчелы и не на еду! Нет, мухами становятся после

И ждут чего-то сказочного. Верят всему, что говорят и надеются получить все, что им обещают. Но, как это ни грустно, частенько забывают, что все в этом мире – имеет свою цену.

Казалось бы, да?! Как ни странно…

Стараясь передвигаться, как можно тише, девушка открывает двери светло-коричневого деревянного шкафа-купе. С зеркалом в полный рост. И изымает из него свою одежду. Обычный ученический комплект. Даже, среднестатистический.

Средний…класс!

Этого…

Продушенного смогом и пропитанного духотой!

… города.

Идеально выглаженная: без складок верхом и со стрелками низом. Опрятная и темная одежда.

Идеальная!

Одежда, с минимальным количеством аксессуаров.

Верхушки власти делают все, лишь бы никто не выделялся из общей массы. Не высвечивал! Зачем давать очередной повод для революции, для смены власти и строя?! Лучше, мы вернем тоталитарный режим и заставим людей ходить строем. С руками за спиной и колонной, друг за другом, как в тюрьме, ей богу! В одной и той же одежде! Как же претит это… Эта власть и этот гнет!

Кое-как, спустя минут десять-пятнадцать, одежда оказывается на ее теле, состоящая из белой рубашки, с длинными рукавами. Черного классического пиджака и черных классических, со стрелками, брюк. Полностью застегнутая и еще раз выглаженная, но уже собственными руками.

В темноте тяжело понять, где находятся швы: внутри или снаружи? И не надета ли рубашка неправильно и шиворот-навыворот?

Остается надеяться, только на тактильные качества своих пальцев и на свою память! Вечером, одежда висела на вешалке и была в нормальном виде, вывернутой правильно.Если только… Барабашка? Но это – глупости! Об этом, даже думать не стоит!

Чистые и расчесанные темные волосы, с небольшими естественными кудряшками на концах, завязаны в высокий конский хвост на затылке и покрыты двойным слоем прозрачного лака.

Чтобы ни одна волосинка не выбилась из прически. И не дай бог! Не дай бог, не испортила процесс обучения. У преподавателей, на эту тему, особый пунктик!

Пары химии не сразу покидают стены комнаты. И, в то время, пока ею, на лицо накладывается бежевая и темно-серая косметика. В виде светло-бежевого тона и легкой бежевой пудры. Темных теней, небольшого количества черной туши и бежевой матовой помады на губы. В ее адрес летят нелицеприятные и даже бранные комментарии. Уже, из-под большой бежевой подушки, накрытой, сверху, одеялом. И, все, с тем же приятным баритоном.

А только вчера были жалобы на заложенный нос. Разложился?!

Под конец нанесения грима, поправляется черный пиджак. Следом, полы белой рубашки, заправленные в черные брюки. В руках оказывается черная кожаная сумка. И тут же, повисает на правом плече, зазвенев металлическими замками и брелками.

Вновь, раздается мелодия. И вновь же, незамедлительно отключается.

Черная пластиковая поверхность исчезает в закромах, все той же кожаной сумки. У белой деревянной входной двери, в комнату, слышатся приглушенные и тихие шаги. Пальцы не слушаются и долго не могут поймать защелку серого металлического замка. Проходит несколько минут, прежде, чем им, все-таки, удается обхватить металлическую защиту и повернуть ее. Дверь отворяется и, с легким скрипом, затворяется.

Девушка проходит в темную прихожую, заставленную темно-коричневым шкафом-трюмо и небольшой светло-коричневой деревянной обувницей напротив.

Открывает последнюю и, изъяв свою обувь на этот день, начинает обуваться.

Черные кожаные ботфорты тянут и неприятно сдавливают ноги! Но уже, не так сильно. В этот раз – терпимо. Бежевый пластырь не дает снова разодрать кожу

Слышится тихий топот ее же ног. Брюнетка расхаживает обувь, скрипя ею по светло-коричневому линолеуму.

Проверка на способность к хождению… Проверка пройдена!

Сумка поправляется вновь и из нее изымаются деньги, на проезд в автобусе. Легко прозвенев монетами, мелочью, она перекладывает их в левую руку. Подсчитывает правой рукой и прячет в правом переднем кармане брюк.

В зеркале отражается темный силуэт, с подрагивающим хвостом.

Ни один источник света не зажжен. Ночь продолжает царить в доме. В доме, напоминающем…

Дом с приведениями, не меньше. Разве только… Больше!

Нежели, жилое помещение.

По полу бегают светло-желтые и голубо-белые лучи фар машин.

Расцветающее понемногу красно-желтое солнце, с темно-синего, почти черного, неба, следит за всем происходящим вокруг. Вокруг и внутри помещения. Особое внимание уделяя девушке, перепроверяющей наличие всех предметов с собой.

Убедившись в этом, она потуже затягивает черную резинку на хвосте. Проворачивает серый металлический замок, входной черно металлической двери, обитой темно-коричневой древесиной. Серый подъезд встречает ее гробовой тишиной.

Тишиной и темнотой…

Из темноты в темноту… Лирично и иронично!

Она практически переступает порог, когда слышит за своей спиной, обращенный к ней, вкрадчивый женский голос. Шепот, почти шипение:

– А как же улыбка?

Повернувшись на него, девушка видит ссутулившуюся старую женщину, пятидесяти лет. Одетую в свой старый серый, кое-где вытертый и порванный, махровый халат. С протертым белым передником, поверх. На голове ее, что-то на подобии лепешки, из светло-русых длинных волос. Достигающих, в расправленном и распущенном виде, лопаток.

Еще одна! Сговорились?!

Нормально! Бог троицу любит.

Чего нормально? Знаешь, кто этот счастливчик, под номером три? Угадай с одной попытки: один… два… Она с тобою говорит!

Ей не идут пучки!

На ногах старые розовые носки и тапки, с отрывающейся и хлюпающей, при ходьбе, темно-розовой резиновой подошвой.

Нынче, не так легко купить себе что-то лучше того, что есть и что имеешь. Обычно, это лучшее, казавшееся таковым, на первый взгляд, оказывается худшим. И, как правило, только кажется!

Ее серо-голубые глаза блестят во тьме, обрамленные, не только светлыми короткими ресницами и узкими светлыми бровями, на высоком и бледном, морщинистом лбу. Но и мелкими морщинками у них. Как и у большого, но не длинного носа. И широких, но таких же пухлых, подкрашенных красной глянцевой помадой, губах. Пунцовые щеки ее, были чуть растянуты. В теплой и приятной, широкой улыбке. В старых и морщинистых, окунувшихся руках, поблескивал серый металлический поднос.

Мария! Гувернантка… Ни разу не получалось уходить тихо! Так, чтобы не потревожить эту милую и добрую женщину

– Благодарю! Действительно, совсем забыла…

Подойдя к женщине вплотную, девушка наклоняется над ее подносом и окунает лицо, в мутную жидкость глубокой стеклянной чаши. На дне которой, покоятся мелкие частички легкого бледно-бежевого волокна.

От волн, вызванных проникновением, они тут же поднялись на поверхность. И начали опадать, периодически зависая. Словно, белая взвесь, в прозрачной и прохладной, чистой воде. На доли секунды они остановились и замерли. Повисли, чтобы после, закружиться в сосуде. И, в своеобразном своем танце, направиться к ее лицу. Цепляясь друга за друга, будто в хороводе, они начали слипаться между собой. Слипаясь, они образовывали полноценные волокна…

Два, три…Четыре лоскута!

И вот, они уже объединились между собой. Объединились, чтобы создать полноценную ткань. Но с небольшими вырезами и прорезями, для глаз и носа, рта. Покрыв лицо, она тут же соединилась с кожей. Плотно прижалась к ней и стянула мышцы лица, на скулах. Оттягивая уголки губ к ушам.

Приподняв голову, девушка, своей правой ладонью, провела по лицу, отметив, про себя, кардинальность изменений. Прошло, всего ничего…

Пара минут!

А лицо, будто побывало у профессиональных косметологов-хирургов. Ни одной морщинки и ни одного намека на вмешательство! Ни одного, какого-либо, чужеродного предмета в коже и материала на ней. Тонкое волокно идеально подошло под бледную кожу девушки, буквально вжившись в нее и слившись с ней.

– Вот! Теперь, намного лучше, – кивнула одобрительно женщина.

Взглянув на нее, девушка положительно кивнула в ответ, но ничего, более, не ответила. Как и никак иначе не выразила свои эмоции и чувства, ощущения. По этому поводу, в частности. И всего происходившего и произошедшего с ней, в общем.

Приветливо, а тем более благодарно, улыбаться было ни к чему. Улыбка и так была на ее лице. Она оттянула, максимально, уголки губ к ушам, спроецировав улыбку гувернантки.

Перед глазами – уродливое подобие улыбающейся куклы, с огромными глазами.

А за ними и перед ними, внутри – яркий и цветной текст с флаера, что недавно ударился о стекло комнаты снаружи, со стороны улицы:

Smile! Здесь нет места грустным людям и радостным нелюдям!