Читать книгу Робинзон Крузо - Даниэль Дефо, Данієль Дефо, Даниэль Дефо - Страница 14

Сразу за внешним краем моего частокола начинался спуск в низину. Частокол был сплошным, вместо калитки я использовал приставную лестницу наподобие корабельного трапа. По ней я перебирался через ограду, а ночью втаскивал ее внутрь. Так я чувствовал себя в полной безопасности. Огромных усилий стоило мне перенести на новое место жительства все мое имущество. Я сложил его у подножия холма и только после этого принялся ставить палатку. Чтобы защитить себя от тропических ливней, я сделал ее двойной – сначала разбил одну поменьше, а над ней поставил большую, которую еще и накрыл сверху брезентом. Между самыми прочными палаточными подпорками я прикрепил подвесную койку, принадлежавшую помощнику капитана. Теперь моя постель была удобной и теплой.

Следующим делом стало заполнение моего нового жилища всем необходимым. Я перенес туда продукты, которые нужно было уберечь от сырости, одежду, посуду и все прочее, что могло мне понадобиться. Покончив с этим, я начал рыть в углублении холма, которое поначалу принял за пещеру, что-то вроде погреба. Земля там оказалась рыхлой, без камней, перемешанной с небольшим количеством песка; вынутый грунт я переносил на лужайку и равномерно рассыпал, покрывая траву слоем в полтора фута…

Понадобились месяцы труда и невероятные усилия, чтобы довести до конца столь трудоемкую работу. За это время произошло событие, заставившее меня отложить все дела. Я еще не успел поставить палатку, весь мой скарб грудой был свален на траве, когда внезапно разразилась короткая, но сильная гроза. Я мигом накрыл парусом вещи, юркнул под него сам и вдруг весь сжался от мысли, что молния может угодить в бочонки с порохом. Я не думал о собственной гибели – мне было страшно потерять то, от чего зависели моя безопасность и возможность добывать пропитание. Поэтому, когда дождь прекратился, я первым делом принялся шить мешочки из парусины и сколачивать небольшие ящики для хранения пороха. Чтобы спрятать разделенный на части порох в разных местах, мне пришлось потратить несколько дней.

Несмотря на бесконечные труды и хлопоты, мне все равно приходилось выбираться за ограду, чтобы обследовать окрестности и охотиться. В первую свою прогулку я сделал неожиданное открытие: на острове водятся козы. Однако животные оказались такими пугливыми и проворными, что приблизиться к ним было почти невозможно. Надеясь, что мне удастся подстрелить хотя бы одну из них, я стал более внимательно следить за козами и отметил любопытную особенность: животные не замечали меня и мирно паслись, когда я наблюдал за ними откуда-нибудь сверху.

Как-то в полдень, взобравшись на пригорок, я обнаружил в низине небольшое стадо коз. Первым же выстрелом подстрелив крупную козу, я бросился вниз. Убитое животное неподвижно лежало на траве, а рядом, растерянно блея, топтался маленький козленок. Я взвалил козу на плечо и понес к палатке, козленок же побежал за мной. Я понадеялся вырастить его и приручить, но из этого ничего не вышло – сосунок ничего не ел из моих рук и таял на глазах…

Еще одной заботой стало устройство очага. Кроме того, нужно было запастись достаточным количеством дров. Я непрерывно размышлял о том, что меня ожидает в будущем. Одиночество на необитаемом острове вынуждало меня все время вести борьбу за выживание. Но когда я, устав за день, забирался в палатку и укладывался спать, мрачные мысли одолевали меня, не давая покоя. Мой остров лежал вдали от главных маршрутов торговых судов, и я подозревал, что никогда не увижу ни одного корабля. Неужели мне придется состариться именно тут, в дикости и безвестности, и в конце концов достигнуть бесславного финала – смерти? Я роптал на судьбу, забывая, что сам был виновником собственных злоключений.

И тут же меня обжигал стыд за свое малодушие, которое казалось мне позорным. Сердце мое горевало, а рассудок упрекал. «Конечно, – говорил мне голос разума, – ты, Робинзон, находишься в незавидном положении. Но где те, что были с тобою? Почему они мертвы, а ты один остался в живых? За что тебе такая милость? Как ты считаешь, кому из вас лучше?»

Сидя на склоне, я смотрел, как багровое солнце спокойно уходит за горизонт, вдыхал полной грудью чистый прохладный воздух и слушал шум моря. Издали донесся громкий крик кваквы[3] – птица охотилась за лягушками; устраивалась на ночь в своем гнезде каравайка, шуршали в зарослях кустарника грызуны, переругивались попугаи, затихли колибри; и я был счастлив, что остался жив. Мне было радостно, оттого что я обеспечил себя почти всем необходимым, не растерялся и не поленился перевезти его с корабля. Каково бы мне пришлось сейчас, если бы корабль не сел на мель так близко к острову? Я хорошо запомнил свою первую ночь на развилке дерева… Теперь у меня всего вдоволь, и особенно я был доволен наличием ружей; когда придет конец запасам пороха и зарядов, подумалось мне, я найду способ обойтись без оружия и придумаю средство, чтобы добывать себе пропитание.

Где-то на десятый день моей жизни на острове я понял, что вскоре потеряю счет времени. Когда я сюда попал, было, помнится, тридцатое сентября, период осеннего равноденствия[4]. Но в этих широтах солнце стоит прямо над головой, и его высота над горизонтом почти никогда не меняется. Вбив большой деревянный столб напротив того места, куда выбросило нашу шлюпку, я вырезал на дощечке надпись: «Здесь я ступил на берег 30 сентября 1659 года» и приколотил дощечку к столбу. На столбе я каждый день делал зарубки: шесть коротких, седьмую, воскресную, – подлиннее. Зарубки, обозначавшие первый день месяца, я делал еще длиннее и глубже. Теперь у меня был календарь.

Гораздо позже, разбирая привезенные мною с корабля сундуки, я нашел-таки среди них бумагу и чернила. Циркули, компасы, навигационные приборы, подзорная труба, географические карты и книги по навигации лежали на самом дне. Кроме того, я тогда захватил и кое-что из собственного багажа: несколько книг на португальском языке, в том числе и молитвенник, тетради и прекрасно изданную в Англии Библию.