Читать книгу Робинзон Крузо - Даниэль Дефо, Данієль Дефо, Даниэль Дефо - Страница 4

Однако к вечеру море успокоилось, ветер совершенно утих и мне стало гораздо лучше. С приближением ночи погода прояснилась; слегка пошатываясь, я вышел на палубу взглянуть на закат солнца: на синей глади моря кое-где уже мерцали звезды, хотя чистое небо еще не потемнело. Мои благие намерения были тут же позабыты – я возвратился в каюту и блаженно проспал всю ночь крепким сном.

Как быстро привыкаешь к морю! На следующее утро я изумленно любовался изумрудной водной гладью, которая еще недавно казалась мне зловещей. От моей морской болезни не осталось и следа, как не осталось и недавнего малодушия. Мой бывалый приятель только посмеивался над моими вчерашними страхами.

Увы, я не чувствовал никакого раскаяния, угрызений совести или страха перед будущим. Все мои обеты, данные в минуту первых потрясений, были забыты. По обычаю моряков был приготовлен пунш, и всю последующую неделю мы с приятелем, изредка выходя насладиться чудесной погодой, провели за долгими беседами в моей каюте…

Наконец мы подошли к Ярмутскому рейду – традиционному месту сбора судов, ожидающих попутного ветра, чтобы войти в устье Темзы. Там нам предстояло пройти новое испытание. Этот рейд считался таким же безопасным, как хорошая гавань: стоило только дождаться прилива и при содействии легкого ветра подняться вверх по реке. Якорная стоянка была удобной, корабельные снасти в отменном порядке, и мы ждали лишь случая, чтобы тронуться с места. Не предчувствуя никакой опасности, все расслабились настолько, что прозевали усиление ветра.

На восьмой день нашего плавания около полудня море потемнело и вздыбилось. Все второпях принялись за работу: команде было велено ослабить стеньги, задраить люки, держать все в исправности и приготовиться к шторму. Он налетел внезапно – носовая часть корабля то и дело погружалась в волны, черпая, словно ковшом, бурлящую воду; казалось, что якорь больше не держит судно и просто скользит по дну.

Капитан распорядился бросить дополнительный якорь, и вскоре нам удалось кое-как закрепиться. Волны бушевали все с большей яростью, я без сил лежал в матросском кубрике, мысли мои были в полном беспорядке – я считал, что все испытания позади и эта буря не будет сильнее того волнения на море, что мне довелось впервые пережить. Но когда наш обычно бодрый и уверенный капитан мимоходом заглянул ко мне и, не скрывая страха, воскликнул: «Господи, смилуйся над нами, иначе всем нам конец!» – я в панике выбежал на палубу.

Картина, открывшаяся моим глазам, была ужасной: бурлящая вода поднималась горою и без передышки обрушивалась на корабль, мокрая палуба ходила ходуном. Все вокруг скрипело и, казалось, вот-вот треснет, словно яичная скорлупа. Я вцепился в первую попавшуюся прочную перекладину и держался за нее – еще страшнее было возвращаться в каюту и оставаться там одному.

Бедствие поразило не только нас.

Корабль, стоявший в миле от нашего, уже наполовину затонул, два других, сорвавшись с якорей, были унесены в открытое море – их швыряло на волнах, как щепки. Легкие суда, стоявшие на рейде ближе к берегу и подверженные меньшим ударам стихии, уцелели, но некоторые из них сталкивались бортами. Буря продолжалась с необыкновенной жестокостью, и ничего странного не было в том, что сквозь вой ветра и грохот волн до меня то и дело доносилась ругань матросов вперемежку со словами молитв…

Наш корабль был прочным, но тяжело нагруженным и сидел низко в воде; ближе к вечеру капитан принял решение срубить фок-мачту. Он долго колебался, пока боцман не сказал ему, что без этого судно непременно пойдет ко дну. Едва успели свалить за борт переднюю мачту, как зашаталась средняя, и качка корабля до того усилилась, что пришлось немедленно срубить и эту. Я так утомился, помогая матросам, что мне уже было безразлично, уцелеем мы или нет. Рухнув на койку в своей каюте, я мгновенно уснул.

Посреди ночи меня разбудили громкие крики. «Скорее к насосам!» – услышал я и обмер в испуге. Дверь каюты распахнулась, один из матросов закричал, что открылась течь и воды в трюме уже на четыре фута, и мне ничего не оставалось, как вскочить и броситься откачивать воду вместе с ними. Капитан тем временем велел стрелять из пушки, чтобы привлечь к нашей беде внимание экипажей находившихся поблизости мелких суденышек, перевозивших уголь.

Мы трудились от души, но трюм все больше заполнялся соленой водой. Казалось, что наш корабль пойдет-таки ко дну, и хотя буря начинала немного стихать, трудно было надеяться, что мы сумеем добраться до гавани. Поэтому капитан продолжал пальбу из пушки, призывая на помощь. Наконец на небольшом судне решились спустить шлюпку; с большим трудом наши спасители приблизились к нам. Матросы бросили гребцам веревку, мы подтянули шлюпку к борту корабля и перебрались в нее. Теперь нам ничего не оставалось, как изо всех сил грести к берегу, преодолевая все еще бушующие волны. Через четверть часа после того, как мы оказались в шлюпке, наш корабль затонул. Я видел это собственными глазами и должен честно признаться, что не почувствовал ничего, кроме ужаса, отвращения и страха перед будущим.

Вскоре я заметил огромную толпу, собравшуюся в гавани и глазевшую на нас, а затем под радостные и одобрительные возгласы наша шлюпка наконец-то достигла долгожданного берега.